11 ноя 2024
“Этот мир очарований, этот мир из серебра".
Но “век” оказался слишком коротким.
О нём сказаны горькие слова: “ОБЕЩАЛ быть Серебряным…”.
Почему только “ОБЕЩАЛ”?
Огромное количество как внутренних, так и внешних проблем, невозможность их разрешения привела к социальным потрясениям: первой русской революции 1905–1907 годов, февральской и октябрьской революциям 1917 года. Россия стала бескрайним полем для невиданного социального эксперимента.
Оценка событий 1917 года русскими писателями и поэтами была неоднозначной, противоречивой, от “Моя революция, пошел в Смольный” В.Маяковского до “Окаянных дней” И.Бунина.
И.А.Бунин решительно не принял Февральскую, а затем Октябрьскую революцию 1917 года.
Шкала ценностей для И.Бунина была незыблемой, самоочевидной.
Его выступления, статьи, стихи открыто отвергали большевизм. В 1919 году в одной из ростовских газет было напечатано его стихотворение “Архангел”:
Архангел в сияющих латах
И с красным мечом из огня,
Стоял на клубах синеватых
И дивно глядел на меня.
Порой в алтаре он скрывался,
Светился на двери косой –
И снова народу являлся
Большой, по колена босой.
Дух гнева, возмездия, кары,
Я помню тебя, Михаил,
И храм этот темный и старый,
Где ты мое сердце пленил.
После пояснения о том, что Михаил Архангел, согласно Библии, вождь небесного воинства в его борьбе с темными силами ада, нет необходимости доказывать, как злободневно звучали в ту пору эти строки.
По Бунину, путь России – это путь поста, прощения, духовной чистоты, строгости и покаяния – именно об этом рассказ “Чистый понедельник”, хорошо знакомый выпускникам.
Но Россия выбрала иную дорогу, поэтому в январе 1919 года Бунин навсегда покидает Родину.
Шкала ценностей для И.Бунина была незыблемой, самоочевидной.
Его выступления, статьи, стихи открыто отвергали большевизм. В 1919 году в одной из ростовских газет было напечатано его стихотворение “Архангел”:
Архангел в сияющих латах
И с красным мечом из огня,
Стоял на клубах синеватых
И дивно глядел на меня.
Порой в алтаре он скрывался,
Светился на двери косой –
И снова народу являлся
Большой, по колена босой.
Дух гнева, возмездия, кары,
Я помню тебя, Михаил,
И храм этот темный и старый,
Где ты мое сердце пленил.
После пояснения о том, что Михаил Архангел, согласно Библии, вождь небесного воинства в его борьбе с темными силами ада, нет необходимости доказывать, как злободневно звучали в ту пору эти строки.
По Бунину, путь России – это путь поста, прощения, духовной чистоты, строгости и покаяния – именно об этом рассказ “Чистый понедельник”, хорошо знакомый выпускникам.
Но Россия выбрала иную дорогу, поэтому в январе 1919 года Бунин навсегда покидает Родину.
Февральскую революцию А.И.Куприн принял с восторгом, но по отношению к Октябрьской занял противоречивую позицию.
Писатель сомневался в её успехе и её подлинно народной сущности. В этом состоянии растерянности Куприн эмигрировал в 1919 году во Францию.
Позднее о своей эмигрантской жизни он писал так:
“Жилось ужасно круто, так круто, как никогда. Я не скажу, не смею сказать – хуже, чем в Совдепии, ибо это несравнимо. Там была моя личность уничтожена, она уничтожена и здесь, но там я признавал уничтожающих, я на них мог глядеть с ненавистью и презрением. Здесь же оно меня давит, пригибает к земле. Там я всё-таки стоял крепко двумя ногами на моей земле .
Здесь я чужой, из милости, с протянутой ручкой. Тьфу!”.
Все годы жизни в Париже писатель стремился в “милое прошлое”, в свою любимую Гатчину, где так пахнут весной берёзы вдоль деревянных заборов, где у него был свой особнячок с садом и огородом. Куприн вернулся на родину весной 1937 года, будучи уже тяжело больным.
Через год он умер и был похоронен на Литературных Мостках Волкова кладбища.
Писатель сомневался в её успехе и её подлинно народной сущности. В этом состоянии растерянности Куприн эмигрировал в 1919 году во Францию.
Позднее о своей эмигрантской жизни он писал так:
“Жилось ужасно круто, так круто, как никогда. Я не скажу, не смею сказать – хуже, чем в Совдепии, ибо это несравнимо. Там была моя личность уничтожена, она уничтожена и здесь, но там я признавал уничтожающих, я на них мог глядеть с ненавистью и презрением. Здесь же оно меня давит, пригибает к земле. Там я всё-таки стоял крепко двумя ногами на моей земле .
Здесь я чужой, из милости, с протянутой ручкой. Тьфу!”.
Все годы жизни в Париже писатель стремился в “милое прошлое”, в свою любимую Гатчину, где так пахнут весной берёзы вдоль деревянных заборов, где у него был свой особнячок с садом и огородом. Куприн вернулся на родину весной 1937 года, будучи уже тяжело больным.
Через год он умер и был похоронен на Литературных Мостках Волкова кладбища.
А. Блок воспринял революцию как стихию, как очищающую силу, которая сметет ненавистный ему “страшный мир”.
В поэме “Двенадцать”
революционную Россию Блок изобразил как расколотый надвое мир, как противостояние черного и белого.
Россия старая ассоциировалась в сознании Блока с черным; он записал в дневнике:
“В России все опять черно и будет чернее прежнего”.
Но запись 3 июля 1917 свидетельствует о другом настроении поэта:
“Это ведь только сначала – кровь, насилие, зверство, а потом – клевер, розовая кашка”.
Блоку хотелось увидеть “октябрьское величие за октябрьскими гримасами”, но его надежды не сбылись, поэтому в лирике появились трагические мотивы, которые передали душевные страдания поэта, его неудовлетворённость “гнетущим” ходом событий, осознание обманутости.
В последнем стихотворении поэта “Пушкинскому Дому” эти мотивы звучат с необычайной силой:
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
От “Двенадцати” до “Пушкинскому Дому” Блок прошёл путь разочарований; 18 апреля 1921 года, незадолго до смерти, он констатировал:
“…вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело…”.
В поэме “Двенадцать”
революционную Россию Блок изобразил как расколотый надвое мир, как противостояние черного и белого.
Россия старая ассоциировалась в сознании Блока с черным; он записал в дневнике:
“В России все опять черно и будет чернее прежнего”.
Но запись 3 июля 1917 свидетельствует о другом настроении поэта:
“Это ведь только сначала – кровь, насилие, зверство, а потом – клевер, розовая кашка”.
Блоку хотелось увидеть “октябрьское величие за октябрьскими гримасами”, но его надежды не сбылись, поэтому в лирике появились трагические мотивы, которые передали душевные страдания поэта, его неудовлетворённость “гнетущим” ходом событий, осознание обманутости.
В последнем стихотворении поэта “Пушкинскому Дому” эти мотивы звучат с необычайной силой:
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
От “Двенадцати” до “Пушкинскому Дому” Блок прошёл путь разочарований; 18 апреля 1921 года, незадолго до смерти, он констатировал:
“…вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело…”.
Определить отношение к революции Осипа Мандельштама помогут строчки из стихотворения “Сумерки свободы”:
Прославим, братья, сумерки свободы,
Великий сумеречный год!
В кипящие ночные воды
Опущен грузный лес тенёт.
Восходишь ты в глухие годы,
О солнце, судия, народ! –
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет.
Прославим власти сумрачное бремя,
Её невыносимый гнёт.
В ком сердце есть – тот должен
Слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет.
Прославим, братья, сумерки свободы,
Великий сумеречный год!
В кипящие ночные воды
Опущен грузный лес тенёт.
Восходишь ты в глухие годы,
О солнце, судия, народ! –
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет.
Прославим власти сумрачное бремя,
Её невыносимый гнёт.
В ком сердце есть – тот должен
Слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет.
В 1920 году уезжает из России известная поэтесса Зинаида Гиппиус.
Она привнесла в эмиграцию петербургскую атмосферу, воздух Серебряного века.
Перед ней, как и перед Буниным, не стояло вопроса, уезжать или остаться.
Еще в 1904 году она написала “электрические стихи”, в которых выразила свое яростное неприятие российской действительности.
Все кругом.
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно-застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно-лежачее, дьявольски косное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
Но жалоб не надо: что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.
Гражданская война, еще более расколовшая народ России на “красных” и “белых”, на “своих” и “чужих”, нанесла серьезный удар по интеллигенции; как кровавое “красное колесо”, она перемешивала и ломала судьбы людей.
Перед каждым встала проблема жесткого выбора: с кем я? за кого я? Многие из творцов Серебряного века не сочувствовали революционным переменам, не приняли новой действительности, они покинули страну, не пожелав иметь ничего общего с Советской Россией.
Она привнесла в эмиграцию петербургскую атмосферу, воздух Серебряного века.
Перед ней, как и перед Буниным, не стояло вопроса, уезжать или остаться.
Еще в 1904 году она написала “электрические стихи”, в которых выразила свое яростное неприятие российской действительности.
Все кругом.
Страшное, грубое, липкое, грязное,
Жестко тупое, всегда безобразное,
Медленно рвущее, мелко-нечестное,
Скользкое, стыдное, низкое, тесное,
Явно-довольное, тайно-блудливое,
Плоско-смешное и тошно-трусливое,
Вязко, болотно и тинно-застойное,
Жизни и смерти равно недостойное,
Рабское, хамское, гнойное, черное,
Изредка серое, в сером упорное,
Вечно-лежачее, дьявольски косное,
Трупно-холодное, жалко-ничтожное,
Непереносное, ложное, ложное!
Но жалоб не надо: что радости в плаче?
Мы знаем, мы знаем: всё будет иначе.
Гражданская война, еще более расколовшая народ России на “красных” и “белых”, на “своих” и “чужих”, нанесла серьезный удар по интеллигенции; как кровавое “красное колесо”, она перемешивала и ломала судьбы людей.
Перед каждым встала проблема жесткого выбора: с кем я? за кого я? Многие из творцов Серебряного века не сочувствовали революционным переменам, не приняли новой действительности, они покинули страну, не пожелав иметь ничего общего с Советской Россией.
Малая церковка. Свечи оплывшие.
Камень, дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие, бывшие.
Кладбище Сан-Женевьев-де-Буа...
Здесь похоронены сны и молитвы.
Слезы и доблесть. “Прощай!” и “ура!”
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хваты-полковники и юнкера…
Р. Рождественский.
Из открытых источников инета.
полуголодная бесприютная жизнь определила мировоззренческую позицию поэта: в революции он увидел возможность перемен во всех сферах общественной жизни. В апреле 1917 года он пишет хрестоматийные строки:
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Мы, воины, строго ударим
Рукой по суровым щитам:
Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподданном Солнца –
Самодержавном народе.
Ровно через пять лет Хлебников переосмыслил события.
Вместо “свободы нагой”, бросающей “на сердце цветы”, появляется образ “слепой свободы”, по ту сторону которой “гробов доска”:
Какому голоду оков,
Какому высушенному озеру
Были в неудачной игре козыри?
Зачем вы цугом шли в могилу?
Как крышка кипятка,
Как строгий пулемёт,
Стучала вслед гробов доска,
Где птицей мозг летел
На туловище слепой свободы…
Былые радужные надежды гаснут, на смену восторженному романтику приходит беспощадный сатирик. Трагическим прозрением станет для Хлебникова голод в Поволжье.
|
Встать над схваткой, презреть суету быстротекущей минуты во имя незыблемых общечеловеческих ценностей, отказаться от деления людей единой нации на каких-то “красных” и каких-то “белых”, плакать и скорбеть о тех и о других – такова была мировоззренческая позиция Максимилиана Волошина:
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
И здесь и там между рядами
Звучит один и тот же глас:
“Кто не за нас, тот против нас!
Нет безразличных! Правда – с нами!”
А я один стою меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами моими
Молюсь за тех и за других.
|
В “кровавых списках” оказалось имя Николая Гумилева. В самые бурные, самые напряженные октябрьские дни 1917 года Гумилев находился за границей. Вернувшись в Россию, поэт с головой ушел в литературную жизнь, по которой он соскучился за время войны. И только в 20-ые годы он пристально всматривается в себя – не условного, романтического героя, а участника всего происходящего в стране. В стихотворении “Заблудившийся трамвай” уже сам рожденный поэтом образ заблудившегося трамвая, сошедшего с железного, раз и навсегда определенного пути, свидетельствует, что в глазах Гумилева его собственная жизнь и вообще жизнь сошли с рельсов, что происходит что-то непонятное и страшное:
Шел по улице я незнакомой
И вдруг услышал вороний грай.
И звоны лютни, и дальние громы –
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен...
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон…
|
Прошло уже много лет, а мы с горечью и восхищением говорим о необыкновенном, но коротком периоде в истории русской культуры, который мы называем Серебряным веком, но ВЕКОМ – столетием так и не ставшим.....
Валерий Брюсов
Первый снег.
Серебро, огни и блестки,-
Целый мир из серебра!
В жемчугах горят березки,
Черно-голые вчера.
Это - область чьей-то грезы,
Это - призраки и сны!
Все предметы старой прозы
Волшебством озарены.
Экипажи, пешеходы,
На лазури белый дым.
Жизнь людей и жизнь природы
Полны новым и святым.
Воплощение мечтаний,
Жизни с грезою игра,
Этот мир очарований,
Этот мир из серебра!