Пасторальная симфония»: художник и природа. . В одном из писем Бетховен признавался: «Я испытываю такое блаженство, когда получаю возможность бродить по лугам и лесам, среди деревьев, кустарников и скал. Никто не может любить природу, как я, — ведь леса, деревья и скалы отвечают человеку эхом, которое он жаждет услышать». И однажды, в 1815 году, оказавшись среди леса, на горе Каленберг под Веной, Бетховен записал в своей эскизной книжке, которую носил в кармане, нечто вроде вольного стиха, верлибра: «Всемогущий, в лесу я блажен, я счастлив.
Каждое дерево говорит через Тебя. О Боже, какое великолепие в этой лесной местности! На вершинах покой, чтобы ему служить». И в другом месте, в другой раз, в дневниковых заметках он писал примерно о том же, что в лесу он чувствует себя совершенно дома, там его злосчастный слух его не терзает и «как будто каждое дерево говорит мне: "Свят, свят!" В лесу чудесно! Кто может все это выразить?». Таково было отношение Бетховена к природе.
Он ведь никогда не жил собственно в деревне, не был сельским жителем, не происходил из крестьян. Он был горожанином, но природа окружала его с детства. Он вырос на Рейне, и хотя Бонн — город маленький и в принципе отовсюду до Рейна близко, но тот дом, в который семья переехала через несколько лет после рождения Людвига, находился буквально вплотную к Рейну. Выйти из дома, пройти буквально 100 метров — и вот он, батюшка Рейн. Окрестности Рейна тоже очень приятные, живописные. Тогда плотной городской застройки, как сейчас, не было. Леса, холмы, река — все это было исхожено, все это было очень любимо. Поэтому и оказавшись в Вене Бетховен каждое лето, даже каждую весну выбирался за город.
Иногда это были вылазки однодневные, но, как правило, он еще весной, где-нибудь в мае месяце, присматривал и снимал жилье на все лето до осени. Мы бы сейчас сказали, что он снимал дачу. Обычно это была пара маленьких комнаток в каком-нибудь сельском доме, все очень скромно, но вообще многие венские жители устремлялись летом за город, поэтому, видимо, цены даже на такие комнатушки были достаточно велики. Но много ему было не нужно, поскольку огромное количество времени он проводил, бродя по окрестностям: луга, поля, виноградники, берега, теперь уже не Рейна, а Дуная, отроги Альп, леса, ручьи, скалы.
В окрестностях Вены очень много мест, которые связаны с именем Бетховена, где он бывал, иногда неоднократно, в течение своей жизни, где жил летом. Это, например, Гейлигенштадт. С 1802 года он туда приезжал неоднократно. Сейчас это место в черте города. Тогда это было, в общем, тоже довольно недалеко и можно было из Гейлигенштадта дойти до Вены пешком.
И рядом с Гейлигенштадтом примыкающие к нему Дёблинг и другие деревни, чуть подальше в горах Мёдлинг, а еще чуть дальше — сейчас примерно час на трамвае, во времена Бетховена четыре с половиной часа на лошадях в карете — Баден, курортный городок с целебными источниками, окруженный горами. Вот там можно было и поправить здоровье минеральной водой, целебными ваннами и вдоволь побродить по очень живописным окрестностям.
Таков был фон и таковы были впечатления, которыми Бетховен подпитывал свое вдохновение, работая над 6-й «Пасторальной» симфонией. Пасторальная симфония посвящена покровителю Бетховена, венскому меценату князю Ф. И. Лобковицу и русскому посланнику в Вене графу А. К. Разумовскому. Она была задумана еще в 1804 году, тогда появились первые эскизы. Это была «Сцена у ручья», вторая часть будущей симфонии, и в эскизах есть ремарка: «Чем глубже ручей, тем ниже звучность». Но этот замысел пришлось отложить, были написаны другие крупные сочинения, в результате 6-я «Пасторальная» симфония сочинялась и завершалась параллельно с 5-й, в 1808 году, и они прозвучали в одном концерте 22 декабря 1808 года. Причем, поскольку 6-я симфония исполнялась в первом отделении, она на премьере получила номер 5, а 5-я, соответственно, номер 6, потому что была во втором отделении, настолько они для Бетховена выглядели сестрами; если не близнецами, то по крайней мере единокровными сестрами.
Первая часть названа композитором «Пробуждение радостных чувств во время пребывания в деревне». Незамысловатая, многократно повторяющаяся главная тема, звучащая у скрипок, близка народным хороводным мелодиям, а сопровождение у альтов и виолончелей напоминает гудение деревенской волынки. Вторая часть — «Сцена у ручья» — проникнута теми же безмятежными чувствами. Певучая скрипичная мелодия медленно разворачивается на журчащем фоне других струнных, который сохраняется на протяжении всей части. Лишь в самом конце смолкает ручей, и становится слышна перекличка птиц: трели соловья (флейта), крик перепела (гобой), кукование кукушки (кларнет). Слушая эту музыку, невозможно представить, что она написана глухим композитором, уже давно не слышавшим пения птиц!
Третья часть — «Веселое времяпрепровождение крестьян» — наиболее жизнерадостна и беззаботна. В ней сочетаются лукавое простодушие крестьянских танцев, введенных в симфонию еще учителем Бетховена Гайдном, и острый юмор типично бетховенских скерцо. Четвертая часть — «Гроза. Буря» — начинается сразу, без перерыва. Она составляет резкий контраст всему предшествовавшему и является единственным драматическим эпизодом симфонии. Рисуя величественную картину разбушевавшейся стихии, композитор прибегает к изобразительным приемам, расширяет состав оркестра, включая, как и в финале Пятой, не применявшиеся ранее в симфонической музыке флейту-пикколо и тромбоны. Финал — «Пастушьи напевы. Радостные и благодарные чувства после бури». Спокойный напев кларнета, которому отвечает валторна, напоминает перекличку пастушьих рожков на фоне волынок — им подражают выдержанные звуки альтов и виолончелей. Переклички инстру ментов постепенно замирают вдали — последней проводит мелодию валторна с сурдиной на фоне легких пассажей струнных. Так необычно завершается эта единственная в своем роде бетховенская симфония.
История пасторали Но это лишь такой краткий обзор того, как устроена эта симфония, того, что в ней происходит. Интересно посмотреть и на само понятие пасторали, которое тоже весьма сложно. Оно имело очень богатую историю и совершенно не сводилось к таким умильным картинкам: пастухи, пастушки, которые заняты выяснением своих личных отношений, мирно дремлющие овечки, коровки. Это все слишком просто. И тем более пастораль, которую имел в виду Бетховен, не имеет отношения к играм знатных людей в пастухов и пастушек.
Пастораль имела несколько смысловых слоев. С одной стороны, она восходила к понятию Аркадии, которое сформировалось еще в древнеримской литературе, хотя Аркадия — это вполне историческая область в Греции, на Пелопоннесе. Там действительно пасли стада, но только реальные аркадские пастухи совершенно не напоминали тех литературных пастухов, о которых писали поэты и в Древнем Риме, и впоследствии в эпоху Возрождения, когда Аркадия стала синонимом такой природной утопии: прекрасная природа, на ее фоне существуют гармоничные люди, которые занимаются естественным трудом, сельским хозяйством, сбором урожая, пасут скот и во время этого играют на музыкальных инструментах, любят друг друга и т.д.
Но при этом в литературных Аркадиях, особенно в XVI, в XVII веке, часто присутствовал и мотив смерти. Даже эти блаженные аркадские пастухи не были свободны от страданий, от трагических переживаний. Их тоже настигала судьба, настигала смерть, и винить за это нельзя было ни жестоких правителей, ни войны, которые там грохотали. Нет, такова природа вещей.
И эта тематика очень часто проявлялась в операх, в том числе операх XVIII века, ведь если мы присмотримся к сюжетам, например, оперы Глюка «Орфей» или его же последней оперы «Эхо и Нарцисс», то мы увидим, что на самом деле это пасторали, но только пасторали, пронизанные трагическими мотивами. В них речь идет о жизни и смерти. Правда, обе завершаются благополучно.
Другое наполнение пасторали — это религиозная пастораль, и здесь этот топос восходит к Евангелию, прежде всего от Луки, где очень подробно описано Рождество Христа, поклонение пастухов, потом поклонение волхвов, поэтому музыка, связанная с Рождеством, на протяжении долгих веков была проникнута пастушескими и пасторальными мотивами. Изображались эти самые евангельские пастухи с их дудками, волынками, создавались и песенки, и народные, и авторские, ну и создавались выдающиеся музыкальные произведения, в которых присутствовали эти религиозные пасторальные мотивы.
В частности, «Рождественская оратория» Баха: ее вторая часть открывается пасторальной симфонией, но только это не в классическом смысле симфония, а относительно небольшая пьеса для оркестра, где содержится перекличка ангелов и пастухов, но склад этой музыки, безусловно, пасторальный. Или же пастораль «Пифа» в оратории Генделя «Мессия», в первой части: Христос родился, и вот ясли, в них лежит Младенец, и звучит совершенно безмятежная, идиллическая, пасторальная музыка. Была, конечно, и придворная пастораль, пастораль-игра, пастораль, предполагавшая галантные чувства, галантные выражения, которыми, естественно, обычные пастухи не пользовались, их лексика всегда была достаточно грубой и прямолинейной, но аристократам очень нравилось играть в пастухов и пастушек. Что из этого присутствует в «Пасторальной симфонии» Бетховена? Аристократическая пастораль — безусловно, нет. Этого здесь нет вообще, совсем, поэтому, может быть, нет и образа охоты. Это была прерогатива исключительно аристократов. Пастораль аркадская — да, пожалуй, это здесь есть, но только Аркадия переосмыслена в духе конца XVIII — уже начала XIX века. Это самый конец эпохи Просвещения, когда многие идеалы, казавшиеся ранее бесспорными, стали подвергаться сомнению, стали анализироваться, и, в общем-то, эстетика, в том числе музыкальная, постепенно смещалась в сторону романтизма, который настаивал на индивидуальности, субъективности восприятия всего, в том числе и природы.
Вместе с тем крупнейший советский музыковед Борис Владимирович Асафьев полагал, что человек XX века уже не способен слышать природу так, как ее слышал и воспринимал Бетховен, но с этим можно поспорить. Однако, с точкой зрения Асафьева, не зная о ней, конечно же, в какой-то мере солидаризировался Клод Дебюсси, импрессионист, тоже очень тонко чувствовавший и любивший природу, но он тоже полагал, что «Пасторальная симфония» — это нечто устаревшее, принадлежащее далекому прошлому. #МузыкаКомпозиторы
ДРАГОЦЕННЫЕ РОССЫПИ
:Лариса Обибок
МУЗЫКА, КОМПОЗИТОРЫ.
ЛЮДВИГ ван БЕТХОВЕН.
«ПАСТОРАЛЬНАЯ СИМФОНИЯ»
В одном из писем Бетховен признавался: «Я испытываю такое блаженство, когда получаю возможность бродить по лугам и лесам, среди деревьев, кустарников и скал. Никто не может любить природу, как я, — ведь леса, деревья и скалы отвечают человеку эхом, которое он жаждет услышать». И однажды, в 1815 году, оказавшись среди леса, на горе Каленберг под Веной, Бетховен записал в своей эскизной книжке, которую носил в кармане, нечто вроде вольного стиха, верлибра: «Всемогущий, в лесу я блажен, я счастлив.
Поэтому и оказавшись в Вене Бетховен каждое лето, даже каждую весну выбирался за город.
Пасторальная симфония посвящена покровителю Бетховена, венскому меценату князю Ф. И. Лобковицу и русскому посланнику в Вене графу А. К. Разумовскому.
Она была задумана еще в 1804 году, тогда появились первые эскизы. Это была «Сцена у ручья», вторая часть будущей симфонии, и в эскизах есть ремарка: «Чем глубже ручей, тем ниже звучность».
Но этот замысел пришлось отложить, были написаны другие крупные сочинения, в результате 6-я «Пасторальная» симфония сочинялась и завершалась параллельно с 5-й, в 1808 году, и они прозвучали в одном концерте 22 декабря 1808 года.
Причем, поскольку 6-я симфония исполнялась в первом отделении, она на премьере получила номер 5, а 5-я, соответственно, номер 6, потому что была во втором отделении, настолько они для Бетховена выглядели сестрами; если не близнецами, то по крайней мере единокровными сестрами.
Вторая часть — «Сцена у ручья» — проникнута теми же безмятежными чувствами. Певучая скрипичная мелодия медленно разворачивается на журчащем фоне других струнных, который сохраняется на протяжении всей части. Лишь в самом конце смолкает ручей, и становится слышна перекличка птиц: трели соловья (флейта), крик перепела (гобой), кукование кукушки (кларнет). Слушая эту музыку, невозможно представить, что она написана глухим композитором, уже давно не слышавшим пения птиц!
Четвертая часть — «Гроза. Буря» — начинается сразу, без перерыва.
Она составляет резкий контраст всему предшествовавшему и является единственным драматическим эпизодом симфонии.
Рисуя величественную картину разбушевавшейся стихии, композитор прибегает к изобразительным приемам, расширяет состав оркестра, включая, как и в финале Пятой, не применявшиеся ранее в симфонической музыке флейту-пикколо и тромбоны.
Финал — «Пастушьи напевы. Радостные и благодарные чувства после бури». Спокойный напев кларнета, которому отвечает валторна, напоминает перекличку пастушьих рожков на фоне волынок — им подражают выдержанные звуки альтов и виолончелей. Переклички инстру ментов постепенно замирают вдали — последней проводит мелодию валторна с сурдиной на фоне легких пассажей струнных. Так необычно завершается эта единственная в своем роде бетховенская симфония.
Но это лишь такой краткий обзор того, как устроена эта симфония, того, что в ней происходит. Интересно посмотреть и на само понятие пасторали, которое тоже весьма сложно.
Оно имело очень богатую историю и совершенно не сводилось к таким умильным картинкам: пастухи, пастушки, которые заняты выяснением своих личных отношений, мирно дремлющие овечки, коровки. Это все слишком просто. И тем более пастораль, которую имел в виду Бетховен, не имеет отношения к играм знатных людей в пастухов и пастушек.
Или же пастораль «Пифа» в оратории Генделя «Мессия», в первой части: Христос родился, и вот ясли, в них лежит Младенец, и звучит совершенно безмятежная, идиллическая, пасторальная музыка.
Была, конечно, и придворная пастораль, пастораль-игра, пастораль, предполагавшая галантные чувства, галантные выражения, которыми, естественно, обычные пастухи не пользовались, их лексика всегда была достаточно грубой и прямолинейной, но аристократам очень нравилось играть в пастухов и пастушек.
Что из этого присутствует в «Пасторальной симфонии» Бетховена? Аристократическая пастораль — безусловно, нет. Этого здесь нет вообще, совсем, поэтому, может быть, нет и образа охоты. Это была прерогатива исключительно аристократов. Пастораль аркадская — да, пожалуй, это здесь есть, но только Аркадия переосмыслена в духе конца XVIII — уже начала XIX века. Это самый конец эпохи Просвещения, когда многие идеалы, казавшиеся ранее бесспорными, стали подвергаться сомнению, стали анализироваться, и, в общем-то, эстетика, в том числе музыкальная, постепенно смещалась в сторону романтизма, который настаивал на индивидуальности, субъективности восприятия всего, в том числе и природы.
Однако, с точкой зрения Асафьева, не зная о ней, конечно же, в какой-то мере солидаризировался Клод Дебюсси, импрессионист, тоже очень тонко чувствовавший и любивший природу, но он тоже полагал, что «Пасторальная симфония» — это нечто устаревшее, принадлежащее далекому прошлому.
#МузыкаКомпозиторы