– Рожай уж скорее, – угрюмо говорил Иван, – а то люди ж ведь смеются.

Не мужик штоль, спрашивают, коли сына не можешь сделать?
Саша с юных лет любила с детьми возиться. Соседских нянчила, отцовских племянников из рук не выпускала. Всё у матери просила, когда она ей сестренку или братишку родит.
Как ножом по сердцу Наталье такие разговоры были. И если мужа она побаивалась, то на дочери частенько срывалась. Грубостью ответить могла, а то и затрещину отвесить.
– Дел, что ли нет по дому, что забаву себе ищешь? – кричала она на дочь, замахиваясь полотенцем или мухобойкой, когда та в очередной раз приходила от отцовской сестры, где с малышами играла.
Обычно Саше удавалось улизнуть, но случалось и отведать тяжесть материнской руки. Всё не понимала она, чем же так злят маму её вопросы о братике.
Выросла Саша, стали женихи вокруг неё виться. Девчонка не промах была – незадачливых ухажеров за нос водила, никому просто так не позволяла ни поцеловать себя, ни до дому проводить.
Был среди них Сеня Егоров – тихий, скромный парнишка. Славный, рукастый – вот только ростом не вышел. Он только поглядывал издалека на Александру да вздыхал. Понимал, что не его поля ягода. Хотя и он попытался ухаживать за деревенской красавицей, как и все остальные. Из города платок расписной привез – яркий, красивый, так бы к лицу он ей был!
– Пойдем, Сань, погуляем, – робко произнес паренек, умоляюще глядя на девушку.
– А мне с чего с тобой разгуливать-то? – с удивлением посмотрела Саша на Арсения и прыснула со смеху. – Подрастешь, поговорим.
– У меня ж и подарочек для тебя есть, – ответил Сеня, пропустив мимо ушей насмешку от возлюбленной, – на вот, смотри.
С любопытством посмотрела Александра на платок, который развернул парень да показал девушке. На секунду взгляд её оживился, в глазах появилось восхищение. И снова знакомое насмешливое выражение появилось на красивом лице.
– Дай-ка, – шепнула Санька и протянула руки к платку. Она надела его на голову парня и завязала как косыночку у него под подбородком, — вот теперь хорошо будет.
Расхохоталась Александра, а тут и деревенские ребята подошли. Увидели Арсения Егорова в платке, вот и начали зубоскалить. Сдернул парень платок с головы да бросил его на землю у ног девушки. Ничего не сказал, вздохнул и ушел прочь.
Сеня робким был, да низкого своего роста стеснялся. Не подходил он больше к насмешливой девице. А вот Игнат Ракитин посмелее оказался. Он еще и завидным женихом был – батя-то его в администрации поселковой работал, вот он к себе сынка и подтянул. Игнат по селу важный ходил и красивый, всегда в рубахе белой. Ну как против такого устоишь?
****
Вот Александра и не устояла. Только хотя и пришла в чужой дом, а на шею себе сесть не позволила. Оно ж как в деревнях бывает – невестка, она, считай, как в услужении у свёкров. Но не с Сашиным характером было ожидать от неё послушания.
В колхозе Александра за телятами ухаживала. Натрудится, бывало, на ферме, домой приходит, а там свекровь требует щи варить да морковь полоть в огороде. А ежели сварит Саша суп, старшая хозяйка еще и замечание сделает.
– Невкусно сготовила, несъедобно, – говорила свекровь, – видать, не учит тебя Игнат уму-разуму. Всё делаешь спустя рукава. А коли поучил бы чутка, глядишь, старательнее была бы.
– А Вас, Галина Гавриловна, видать, хорошо супруг лупит, – фыркала в ответ невестка, – потому как ваш супец объедение просто.
Галине Гавриловне оставалось только глазами хлопать от такой наглости. А потом побежала она сыну жаловаться.
Наслушавшись матушкиных наговоров, Игнат стал придираться к супруге. Только вот он слово, а Саша ему десять. Да так отвечала, что муж порой неделями с обидой в душе ходил. Всё хотелось ему какую-то управу на жену найти – чтоб послушная ходила, как другие деревенские женщины. И ему чтоб покорна была и ему, и матушке его.
А потом нашлась та самая управа. Жили Ракитины не один год вместе, а детей всё у них не было.
– Пустоцвет твоя Санька, – ехидничала свекровь, – пять годиков с тобой в одной постели спит, а всё понести не может. А ведь и мать её не может своему мужику сына подарить. У них у всех в семье по женской линии детей мало, порой всего по одному. И ладно бы по одному, – не унималась Галина Гавриловна, – а ведь каждая вторая вообще бесплодная.
– Не может такого быть, – усомнился Игнат. Он любил свою жену, хотя и переживал, что не чувствует себя с ней «мужиком в доме».
– Может, – кивнула мать, – говорю ж, взял Нецвет, оказался пустоцвет. В деревне ж не утаишь такое. А коли не веришь, сам поспрашивай людей, что постарше. Тех, кто давно в Жмурино живут.
Засела недобрая мысль в голове Игната. Получается, пустая ему жена досталась, да еще и с гонором. Это и сказал однажды Игнат супруге, когда она отругала его за позднее возвращение домой, да еще и по хмельком. А это всё чаще и чаще в последнее время происходило.
– А ты что же, хочешь, чтобы я тебе тапочки в зубах носила, да по головке поглаживала? Думал, прислугой буду? Ты когда хоть неделю трезвый проходил?
Схватила Санька тапок, да как начала мужа им лупить. На шум свекровь прибежала.
– Разве ж бывают такие жены? – напустилась Галина Гавриловна на невестку. – Рожать не можешь, еще и руки распускаешь.
Больно на душе стало Саньке, вот только виду она не подала. Усмехнулась лишь при виде жалкого зрелища: свекровь кружила вокруг пьяного Игната, уговаривая «лечь на кроватушку».
– А не рожаю я, чтоб таких Ракитиных не плодить, – произнесла язвительно Александра. – а то вдруг родится сынок на пьянчужку вашего похожий! А коли девочка – она ж вашу вредность, Галина Гавриловна, унаследовать может. Такой же может родиться сварливой.
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЗДЕСЬ: https://ok.ru/group/70000035387784