На дощатом крыльце, освещённые тусклым светом керосинки, сидели четверо малышей, кутающихся в потрёпанные пледы.

— Господи, — только и смогла выдохнуть Анастасия, опускаясь на колени перед детьми.
Они смотрели испуганно, но молча. Две девочки и два мальчика, почти одинакового возраста — едва ли старше года.
— Откуда они? — Пётр поднял с пола сложенный клочок бумаги. — Тут записка.
Он развернул мокрый от дождя листок и прочитал вслух: «Помогите им… Мы не справились…»
— Быстрее, занеси их в дом! — Анастасия уже подхватила одного мальчика на руки. — Они же продрогли насквозь!
Изба мгновенно наполнилась детским плачем и суетой. Марфа, разбуженная шумом, спустилась со второго этажа и замерла на последней ступеньке.
— Мама, помоги! — взмолилась Анастасия, пытаясь одновременно укачивать ребёнка и снимать с него мокрую одежду. — Нужно их обогреть и накормить.
— Откуда? — только и спросила Марфа, но тут же, не дожидаясь ответа, принялась разжигать огонь в печи.
Семён появился следом, и вскоре все взрослые были заняты: кто-то грел молоко, кто-то доставал чистые полотенца, кто-то рылся в сундуке с детскими вещами, хранившимися годами в надежде на чудо.
— Настенька, эти малыши как ангелы с неба упали, — прошептала Марфа, когда первый шок прошёл и дети, напоенные тёплым молоком, задремали на широкой кровати.
Анастасия смотрела на них не отрываясь. Сколько раз она плакала по ночам, мечтая о детях? Сколько раз они с Петром ездили в город к врачам, и каждый раз возвращались с угасшей надеждой?
— Что будем делать? — тихо спросил Пётр, положив руку на плечо жены.
— А что тут думать? — вступился Семён. — Это судьба. Взять и всё.
— Но как же законы? Документы? — забеспокоился практичный Пётр.
— У тебя связи в районе есть, — напомнил Семён. — Завтра же поедешь и всё оформишь, должок спросишь. Скажем — дальние родственники оставили, самих не стало.
Анастасия не участвовала в разговоре. Она сидела рядом с детьми и осторожно гладила их по головкам, боясь поверить в происходящее.
— Я уже придумала имена, — наконец произнесла она. — Вера, Катя, Иван и Егор.
В эту ночь никто в избе не сомкнул глаз. Всю ночь Анастасия просидела возле самодельной колыбели, боясь даже моргнуть — вдруг всё окажется сном?
Она вслушивалась в тихое сопение малышей, в их причмокивания во сне, и с каждым их вдохом в её душе распускался цветок надежды.
Четыре маленьких жизни теперь зависели от неё. Четыре судьбы переплелись с её собственной, словно тонкие нити в крепкую верёвку.
***
Небо за окном медленно светлело. Ветер стих, и капли дождя на стёклах становились всё реже. Вскоре в просветах между тучами показались первые робкие лучи солнца, окрашивая влажные крыши соседних домов в нежно-розовый цвет.
Пётр уже затягивал упряжь на своём Буяне, когда Анастасия вынесла ему узелок с едой и свежей рубахой.
— Справишься? — тихо спросила она, вглядываясь в суровое лицо мужа.
— Не сомневайся, — он коротко сжал её плечо и забрался в повозку.
Вернулся Пётр, когда сумерки уже окутали деревню. Зашёл в избу, на ходу стягивая мокрую от испарины рубаху, и положил на стол потрёпанную папку.
— Теперь это документально наши дети, — сказал он, и в голосе его звучала сдержанная мужская гордость. — Никто не посмеет их у нас забрать. Пришлось обратиться к старым знакомым, но они своё дело знают, так бы годы потребовались.
Марфа беззвучно перекрестилась и засуетилась возле печи, доставая глиняный горшок с наваристым супом.
Семён бесшумно поставил перед зятем дымящуюся кружку с домашней брагой и на миг задержал ладонь на его плече — крепко, по-мужски.
В этом прикосновении читалось больше, чем могли выразить любые слова: гордость, уважение, признание в нём не просто мужа дочери, но достойного человека.
Анастасия склонилась над колыбелью, разглядывая четыре безмятежных личика. Годами она носила в себе горечь бездетности словно колючую проволоку, обвившую сердце.
Каждая чужая беременность, каждое упоминание о детях рвали душу. А теперь… теперь влага, орошавшая её щёки, была солёной росой счастья, а не полынным настоем скорби.
Четыре крошечных сердца теперь бились рядом с её собственным, вверенные ей самой судьбой.
— Вот и я у тебя теперь многодетный отец, — прошептал Пётр, обнимая жену.
— Спасибо тебе, — она прижалась к его груди, боясь, что любое громкое слово может разрушить это хрупкое счастье.
***
Так шли годы, дети взрослели, семья крепла, но порой случались проблемы.
— Да плевать я хотел на все эти правила! — Иван с такой силой захлопнул дверь, что старое стекло жалобно задребезжало в раме. — Я не собираюсь прозябать в этом захолустье до старости!
Анастасия замерла с миской в руках. За тринадцать лет она ещё ни разу не слышала, чтобы её младший мальчик говорил таким тоном. Она поставила тесто на стол и вытерла руки о фартук.
— Что случилось? — спросила она, выходя в сени.
Иван стоял, прислонившись к стене, бледный от ярости. Рядом застыл Пётр, сжимая кулаки и тяжело дыша.
— Твой сын решил, что ему больше не нужно учиться, — процедил Пётр. — Говорит, что все эти книжки — пустая трата времени. Хочет бросить школу и уехать в город.
— Да какой смысл корпеть над учебниками? — выкрикнул Иван. — Чтобы потом всю жизнь горбатиться в полях, как вы?
Лицо Петра окаменело, в глазах мелькнула обида. Он сделал шаг к сыну, но Анастасия мягко коснулась его груди ладонью, вставая между ними.
— Давайте сначала остынем и обсудим всё без горячки, — предложила она, чувствуя, как сердце сжимается от горькой обиды сына.
— Обсуждать тут нечего, — Иван скрестил руки на груди. — Я не один так думаю. Егор со мной согласен. Да и девчонки мечтают вырваться отсюда, просто признаться вам боятся.
На пороге возникла Вера — стройная, с выбившимися из толстой косы прядями, падающими на бледное лицо. Она прислонилась к дверному косяку, внимательно вглядываясь в напряжённые лица.
— Я с крыльца всё слышу, — сказала она негромко. — Что за баталии?
— Правду им скажи, — Иван впился в сестру взглядом. — Расскажи, как ты альбом с городскими пейзажами под подушкой прячешь.
Вера вздрогнула, но взгляда не отвела. Кончик её косы нервно дёрнулся, когда она выпрямила спину.
— Да, я действительно хочу учиться живописи профессионально, — признала она, глядя отцу в глаза. — В областном центре художественное училище, и мой учитель говорит, что у меня есть талант…
— Вот! — Иван даже подпрыгнул. — А вы нас тут своими коровами и картошкой душите! Гниём в этой глуши, пока весь мир несётся вперёд!
Пётр резко выдохнул, словно получил удар под дых. Развернулся и вышел во двор.
Анастасия сглотнула комок в горле и стиснула зубы, чтобы не расплакаться перед детьми.
— Ужин через полчаса, — произнесла она с деланным спокойствием и вернулась к печи, где уже закипала похлёбка.
Вечер прошёл в гнетущем молчании. Катя и Егор переглядывались, но боялись открыть рот. Иван демонстративно ковырял вилкой в тарелке. Вера смотрела в одну точку. Пётр так и не пришёл к столу.
Ночью Анастасия не могла сомкнуть глаз. Рядом тяжело дышал во сне муж, а она вспоминала, как впервые увидела этих детей на своём пороге.
Как кормила их с ложечки. Как учила первым словам. Как радовалась их первым шагам.
Утром всё стало ещё хуже. Егор объявил, что тоже не хочет больше помогать отцу с хозяйством.
— У меня свои планы на жизнь, — заявил он за завтраком. — Я хочу заниматься спортом профессионально, а не коров доить.
Пётр молча встал из-за стола и вышел. Минуту спустя послышался звук отъезжающего трактора.
— Вы хоть понимаете, что делаете с отцом? — не выдержала Анастасия. — Он же душу в вас вкладывает!
— А мы этого не просили! — вдруг выкрикнул Иван. — Вы нам не родители! Почему мы тут живём вообще?!
В избе воцарилась мёртвая тишина. Катя задрожала и выбежала из-за стола. Вера закрыла лицо руками. Егор застыл с открытым ртом, глядя на брата.
Анастасия медленно подошла к Ивану и посмотрела ему прямо в глаза.
— Потому что мы вас любим, больше жизни, — тихо сказала она.
Иван отвёл взгляд первым. Выбежал из дома, хлопнув дверью. Через пару минут Анастасия увидела в окно, как он бежит через поле к лесу.
Марфа, наблюдавшая всю сцену из угла комнаты, покачала головой.
— Это возраст такой, доченька, — сказала она. — Перемелется.
Но Анастасия чувствовала, что дело не только в возрасте.
Впервые за тринадцать лет стена любви, которую они с Петром старательно возводили вокруг детей, дала трещину. И никто не знал, как её залатать.
***
— Отец, подожди! — Иван бежал через поле, размахивая руками. — Я помогу!
Пётр остановил трактор и вытер пот со лба. Жаркий летний день подходил к концу, но работы в поле оставалось ещё много.
— Справлюсь сам, — буркнул он, не глядя на сына.
— Да брось, — Иван подошёл ближе и положил руку на плечо отца. — Вдвоём быстрее будет. Я ведь помню, как ты меня учил.
Пётр помедлил, но потом кивнул и подвинулся, освобождая место рядом с собой. Иван забрался в кабину, и трактор снова тронулся с места.
Прошло почти полгода с того страшного дня, когда семья едва не распалась. Полгода ежедневной борьбы за то, чтобы снова научиться разговаривать друг с другом.
В доме на краю деревни многое изменилось. Анастасия с удивлением наблюдала, как её дети, ещё недавно готовые разбежаться кто куда, постепенно возвращались — сначала телом, потом и душой.
Всё началось с той ночи, когда Иван не вернулся домой. Они искали его до утра всей деревней.