Борис, не имея высшего образования, не слишком-то вникал в то, что делает.

Нужные люди приносили ему нужные бумаги, и он подписывал их, занимался проверкой кадров и устраивал переговоры с инвесторами. В общем, Борис делал так, как говорила жена, и был немало удивлен, когда в его офис нагрянули силовики и нашли там документацию, указывающую на проводимые фирмой финансовые махинации.
Борис с открытым ртом слушал обвинение, в котором говорилось, что именно он вывел за рубеж несколько миллиардов рублей, занимался черным риэлторством и незаконным захватом государственных территорий. Потом был суд, потом этап и серые одинаковые дни в колонии. Отсидев год, Борис узнал, что жена продала фирму, или, вернее то, что от нее осталось, и уехала куда-то со своим любовником. Еще через год Борис узнал о смерти своих родителей — они погибли при пожаре в собственном доме, и Борис остался один на белом свете.
Выйдя из тюрьмы, Борис попытался было найти работу, но бывшего уголовника брать никто не хотел. Город жил своей жизнью, люди рождались, умирали, создавали семьи, и лишь один Борис одиноко скитался по его улицам, ища для себя лучшей доли, пока, наконец, не набрел на живущего под мостом Георгича. Георгичу было семьдесят. Десять последних лет он жил на улице, и о своем прошлом, несмотря на свою болтливость, распространяться не любил.
Борис так и не узнал, почему Георгич обосновался в старом фургоне, хотя свою историю скрывать не стал. Георгич, выслушав ее, недоверчиво прищурился.
— Ну и сказочник ты, парень, — усмехнулся старик, — такую загогулину завернул! Талант!
Борис не обиделся. Он бы и сам себе не поверил на его месте — уж больно красивой была его жизнь до тюрьмы. Теперь жизнь Бориса напоминала картину, которую кто-то облил чернилами и вдобавок потоптался на ней ногами, и единственной его радостью было вечерами сидеть на берегу и кормить кур Георгича, которые квохтали позади фургона в своем небольшом загончике.
***
Борис вошел в фургон и сел на чурбак. В углу потрескивала печка-буржуйка, сделанная из старого железного ящика, а рядом сидела Зоя, подруга Георгича, и читала газету. Зоя жила недалеко отсюда, в заброшенной школе, и часто наведывалась в гости к старику. На вид Зое было примерно лет пятьдесят, и, если бы не ее периодические запои, выглядела бы она вовсе неплохо для своих лет. О ее прошлом Борис тоже ничего не знал, и не больно-то им интересовался; Зоя иногда раздражала его своей манерой вести разговор, не сводя с собеседника глаз. Борис не любил, когда Зоя заглядывала ему в душу и общался с ней только по делу.
— Ну, что там пишут? — поинтересовался Георгич, помешивая ложкой свое варево, — какой прогноз на будущее?
Зоя перелистнула страницу и посмотрела на старика поверх газеты.
— Поганый, — ответила она, — грозят концом света, войной и эпидемией.
Георгич разлил похлебку по мискам и поставил их на старый обшарпанный стол.
— Ну, этим нас не испугаешь, — весело отозвался он, принимаясь за еду, — мы — люди привыкшие.
Борис тоже сел за стол и стал молча есть приготовленную стариком яичную похлебку. Одна лишь Зоя не спешила к ужину. Она свернула газету, убрала ее за пазуху и встала.
— Пойду я, — сказала она, натягивая на голову рваную ушанку, — спокойной ночи.
Борис и Георгич проводили ее взглядами и вернулись к еде.
— И чего она ходит, — недовольно буркнул Борис, дуя на ложку, — влюбилась в тебя, что ли?
Георгич от неожиданности подавился и закашлялся.
— Тьфу на тебя, — бросил он, — шуточки свои для себя оставь. Хотя, будь я помоложе, может и вышло бы что с Зойкой.
Он мечтательно глянул вверх, на ржавый потолок, а Борис молча доел и вышел из фургона. Он любил прогуляться вечером, перед сном. Эта привычка прилипла к нему еще в детстве, когда он жил в деревне и каждый вечер гулял допоздна с друзьями.
***
Борис прошелся по усыпанному галькой берегу, посмотрел на далекие холодные звезды и столкнул на воду старую, брошенную кем-то лодку. Лодка закачалась на волнах; Борис запрыгнул на нее и взялся за весла. На реке не было ни души, и ночную тишину нарушали только всплески рыб и крики чаек. Борис проплыл немного, вдыхая речной аромат и уже хотел повернуть назад, когда услышал чей-то крик. Сразу же под мостом взметнулся целый фонтан брызг, словно кто-то сбросил вниз огромный мешок с камнями.
Борис налег на весла так, что ржавые уключины угрожающе заскрипели, но он продолжил грести и через пару минут достиг моста. Борис пригляделся: вода была безмятежной, никаких кругов и пузырей, ничего. Он наклонился ближе, стараясь заглянуть в самую пучину, и вдруг из воды навстречу к нему выскочила какая-то девушка. Она шумно глотнула воздух, взмахнула руками и снова ушла под воду. Борис от неожиданности свалился за борт и оказался в ледяной воде, но сумел прийти в себя и нырнул за незнакомкой. Та уже была далеко внизу и стремительно уходила на дно, изредка взмахивая руками. Борис успел схватить ее за капюшон куртки и рванул вверх.
Девушка, почувствовав помощь, схватилась за его руку и засучила ногами. Через пару мгновений Борис втащил ее в лодку и снова налег на весла, направляясь к берегу.
— Подкинь дров, Георгич! — крикнул Борис, втаскивая девушку в фургон и укладывая ее на свой топчан, — И одеяло свое подай!
Испуганный его неожиданным появлением старик все сделал быстро, не проронив при этом ни слова. Борис укрыл незнакомку одеялом и придвинул к ее постели буржуйку.
— Ты зачем с моста прыгнула? — спросил он, когда девушка в очередной раз откашлялась и выплюнула изо рта воду, — жить что ли надоело?
Девушка посмотрела на него и мотнула головой.
— Меня швырнули в реку, не сама я, — ответила она, кутаясь в одеяло и боязливо поглядывая на дверь.
Борис и Георгич переглянулись, и старик предложил вызвать полицию.
— Не надо, — запротестовала девушка, бешено вращая глазами, — у Германа там связи, меня найдут и пришибут!
Георгич снова присел на чурбак и вздохнул.
— А звать-то тебя как? — спросил он, — ты местная?
Девушка кивнула.
— Полиной, — отозвалась она, — местная, родилась и выросла здесь.
Пока Борис расспрашивал Полину о том, что с ней случилось. Георгич вытащил припрятанную от Зои бутылку, налил полный граненый стакан и насыпал в него черного перца.
— Вот, выпей, поможет не заболеть, — сказал старик, протягивая стакан Полине, — после такого купания — это первое средство.
Полина с горем пополам выпила жгучий напиток и тут же провалилась в сон.
— В общем, дело такое, — делился Борис рассказом Полины с Георгичем, когда они вышли покурить, — папаша ее какая-то шишка. То ли директор, то ли полдиректора — в общем, человек серьезный. Его помощник решил от него избавиться и шлепнул его, а Полина обо всем прознала, и он захотел от нее избавиться. Она что-то говорила про их свадьбу, только я не понял. Короче, влипла она по уши.
Он докурил одну сигарету и тут же взялся за другую.
— И что нам с ней делать? — спросил Георгич, отмахиваясь от лезущего в ноздри дыма, — у себя оставить предлагаешь?
Борис медленно затянулся и кивнул.
— Да, это лучше всего, — ответил он, — тут ее никто искать не будет, это как пить дать. А потом, как все уляжется, мы что-нибудь придумаем.
Он выплюнул окурок и хлопнул старика по плечу. Уже давно было пора спать. Луна почти докатилась до запада, а на востоке начинала появляться красноватая полоса рассвета.
***
Стараниями Бориса и Георгича Полина немного оправилась от пережитого и приняла их предложение немного пожить у них. Идти ей все равно было некуда — родственников, кроме покойного отца, у нее не было. Документов тоже не имелось, и случись с ней что в городе, никто об этом бы не узнал. Чтобы как-то отблагодарить своих спасителей, Полина помогала Георгичу с его курами и готовила обед, так что все, включая Зою, были рады ее присутствию.
Особенно ему радовался Борис: симпатичная и трудолюбивая Полина пришлась ему по вкусу и чем-то напомнила первую школьную любовь, так что он на волне ностальгии даже приударил за девушкой и дарил ей скромные подарки. Вечерами они вместе выходили на берег озера, садились в лодку и течение выносило их далеко за город. Борис направлял лодку к берегу, и они до рассвета грелись возле костра, глядя на осенние звезды и разговаривая ни о чем.
Заканчивалась осень. Полина по-прежнему жила с Борисом и Георгичем, помогая им готовиться к зиме. Пока не замерзла река, Борис вместе со стариком возили на лодке дрова, а Полина и Зоя делали запасы на зиму. Однажды, когда Борис с Георгичем в очередной раз вернулись из леса с вязанками дров, Полины в фургоне не оказалось. Борис спросил хлопотавшую у плиты Зою о том, куда она делась, но та лишь пожала плечами. —
— Не знаю, — как ни в чем не бывало ответила та, помешивая в сковороде картошку, — я дала ей денег и послала на базар за морковью. Уже час прошел, а ее все нет.
Бориса словно ударили по голове: он тут же вспомнил рассказ Полины о некоем Германе, который пытался ее убить, и у него перехватило дыхание.
— Ты что наделала, дура?! — воскликнул Борис, хватая Зою за плечи, — тебе что, сложно было самой сходить за этой чертовой морковью?
Он отшвырнул Зою в сторону и та, перепугавшись не на шутку, забилась в угол.
— Откуда же я знала! — крикнула она, — да и она сама предложила сходить в магазин! Дела у нее какие-то были в городе!
— Замолкни ты! — прикрикнул на нее Борис, натягивая куртку, — и вот где мне теперь ее искать?
Он выбежал из фургона и застыл в растерянности. Навстречу ему, спотыкаясь и покачиваясь, как пьяная, шла Полина. Борис бросился к ней и успел в самый последний момент перед тем, как Полина начала падать.
***
— Мне что-то вкололи, — прохрипела Полина, хватаясь то за шею, то за руку Бориса, — они… они запихнули в машину и там был он…
— Герман? — вставил Борис, — это он сделал?
Полина моргнула и закашлялась.
— Да, он, — подтвердила она, — он сказал, чтобы я вышла за него, но я отказалась… Я не…