– Давно орет?

– Дима пригладил давно не стриженые волосы пятерней и подошел к кроватке сестры. – Ты ж моя горластая! Что ты голосишь так, а? Мамы нет. Еще рано. Она только утром придет. Иди сюда!
Машка была уже почти бордовой от крика. Дима ловко вытащил сестру из кроватки, кивнул Саше, который уже тащил чистый подгузник и прижал к себе ребенка.
– Ух, ароматная ты моя! Все правильно! По делу орешь! Только можно и потише! Еще не все соседи тебя услышали? Сейчас я все сделаю, потерпи немножко.
Девочка, услышав хорошо знакомый голос и правда чуть притихла, а через несколько минут уже бодро зачмокала смесью из бутылочки, которую приготовил брат.
– Обжора! – Дима коснулся губами лба малышки таким привычным жестом, что гадать не приходилось – это далеко не в первый раз и градусник ему, для того, чтобы понять, если ли у сестры температура, ни к чему совершенно. – Не могла маму подождать? Хотя, правильно и сделала. Она придет уставшая, а тут мы еще. Давай, доедай и будем досыпать, пока есть время. Санек! – Дима глянул на брата и улыбнулся. – Вот, кто у нас правильный! Уже спит! Не то, что мы с тобой, да, Машка?
Полугодовалая Маша сонно причмокнула еще раз и выпустила изо рта соску. Дима осторожно, чтобы не раскричалась снова, уложил сестру к себе на плечо и принялся ходить по комнате, поглаживая по спинке.
– О! Молодец! Теперь можно и в кроватку! – Дима осторожно уложил сестру и глянул на часы.
Ложиться или нет? До подъема еще час с небольшим, но у него трояк по биологии и двойка по физике. Он, конечно, сам виноват, надо было не в морской бой с Валеркой играть на уроке, а слушать, что там физичка вещала. Глупо получилось. Но, спросить-то она теперь точно его должна. Так что, надо, наверное, повторить последние пару параграфов, а то мало ли. Через две недели родительское собрание и вовсе не хочется, чтобы маме пришлось краснеть из-за него. Такого удовольствия он классной не доставит. Она и так вчера пристала к нему как незнамо кто!
– Дмитрий! Это совершенно никуда не годится! Ты постоянно опаздываешь! Еще раз и пойдешь в кабинет директора!
Как будто можно ей объяснить, что опаздывает он вовсе не по своей прихоти, а потому, что маму задерживают иногда на работе. И тогда Димке приходится оставаться с Машкой, а потом бежать бегом, чтобы отвести Сашу в садик. Разве можно детей бросать одних дома? Только говорить об этом нельзя. Иначе у мамы будут неприятности. Что сделаешь, если так все получилось? Был бы жив папа – проблем бы не было. Мама сидела бы дома, как это было и с самим Димкой, и с Сашей. И ей не приходилось бы работать, для того, чтобы их не выгнали из квартиры, которую родители снимали с тех пор, как бабушка выгнала их из дома.
Про бабушку Димке думать не хотелось. Он не знал, из-за чего начались у них скандалы с мамой, но догадывался. Бабушка всегда была крикливой и в выражениях не стеснялась. После поминок она пришла к ним, и подождав, пока мать выпроводит детей из комнаты, набросилась на нее с упреками.
– Это ты во всем виновата! Нарожала целый выводок, как крольчиха, а ему что делать было? Приходилось вкалывать! Вот и доработался! Какое сердце такое выдержит, а? Я тебя спрашиваю? Совести у тебя нет! Это ты виновата в том, что сына моего больше нет! Ты!
Димка тогда не выдержал. Он выскочил из комнаты и, уже не обращая внимания на заплаканную мать, которая пыталась остановить его, подскочил к бабушке.
– Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь! И маму не обижай! Папа нас любил! Поняла? И Машку любил, и Сашу тоже. И хотел их он, а не мама. Она его отговаривала! Говорила, что помощи нет никакой, а только упреки все время да ругань! Нельзя детей в такой обстановке растить! А ты… Ты всегда только ругаешься! Зачем ты приходишь к нам? Мы больше не живем с тобой! Вот и не ходи сюда!
Дима до сих пор помнил тот тяжелый взгляд, которым смерила его бабушка. Как несколько раз она открыла и закрыла рот, раздумывая над тем, что ответить. И как потом все-таки сказала:
– Мал еще, чтобы голос на меня поднимать…
– Больше за маму теперь заступиться некому. А я ее обижать никому не дам, поняла?
Он сказал это и не сразу понял, куда смотрит бабушка. А смотрела она поверх его головы на Димкину мать. Смотрела странно, как будто даже грустно. А потом покачала головой и ушла, чтобы больше у них не появляться. Димка иногда видел ее в городе, но делал вид, что не знает. А она останавливалась каждый раз, когда замечала его и долго смотрела вслед, не делая попытки окликнуть. Разговаривать с ней Димка бы и не стал. Он боялся, как бы она не пришла в то время, когда его не будет дома, потому, что понимал – матери лишние нервы совершенно ни к чему. Она и так Машку кормить не смогла, после того, как не стало отца – молоко пропало. А если и дальше будет все время плакать, так и вовсе плохо будет. Он ведь прекрасно понимает, что будет, если кто-нибудь нажалуется на их семью.
Плохо будет, это точно! Совсем как с Полинкой из сорок третьей квартиры. У нее мать пьет не просыхая. И к ним сначала все комиссии какие-то ходили, потому, что соседи жаловались. А потом Полину забрали в детский дом. Димка как-то пробрался туда с пацанами. Забор там хлипкий и пара дырок есть, куда спокойно пролезть можно. Они тогда засели в кустах и долго караулили, пока Полина не вышла с остальными на прогулку. Ох, и ревела она! А он не знал, как ее успокоить. Все конфеты, которые мать купила им на двоих с Сашкой, отдал тогда Полинке. Но, мама не ругалась. Погладила его по голове и сказала, что гордится тем, какой у нее сын. Только вот… Чем тут гордиться, если помочь Полинке он все равно не смог? Она так и живет там, в детском доме. Рассказывает, что привыкла и все хорошо. А сама шепнула ему как-то, что мечтает, чтобы мама перестала пить и забрала ее, наконец, домой.
Мама Димкина, конечно, не пьет, но мало ли поводов придумать можно… Вон, тетя Рая, соседка, опять жаловалась, что Машка кричит сильно. А что он сделать может? Сестра еще маленькая. У нее то животик болит, то зубки режутся. Машка у них ранняя. Так врач сказал. У нее уже целых три зуба есть. Она даже умудрилась Димку так за палец цапнуть, что чуть кровь не пошла. Хорошие зубы, значит, крепкие! Только теперь следить приходится, потому, что тянет в рот все что попало. Вчера так и заснула с Сашкиным зайцем в обнимку, мусоля длинное ухо. Брат сначала рассердился, а потом ничего, даже реветь не стал. Решил, наверное, что сестре заяц нужнее.
Будильник тихонько пропел, и Димка поспешил его выключить. Пора собираться. Ему в школу, Сашке в сад. Мама придет с минуты на минуту и нужно еще успеть приготовить завтрак на всех, а то сама возиться будет.
Димка заканчивал с бутербродами, когда в прихожей щелкнул замок, и мама вошла на кухню, скидывая на ходу старенькое пальто. Она обняла Димку, обхватив руками его щеки и заглядывая в глаза:
– Доброе утро, мой рыцарь!
– Доброе утро, моя королева!
Это было их тайным приветствием с тех пор, как Димка откопал на книжных полках романы Вальтера Скотта.
– Как дела?
– Машка орала ночью опять. Я ей бутылочку дал и гелем десны намазал. Угомонилась.
– Новый зуб вылез?
– Пока нет. Но десна опухла уже. Температуры не было
– Хорошо. Дим-Дим, что бы я без тебя делала?
– Мам… я это… Бабушку вчера видел опять.
Зоя замерла, зарывшись пальцами в вихры сына.
– Она что-то говорила? Вы разговаривали?
– Нет. Она стояла у нашего подъезда и смотрела на окна. А, когда я подошел, отвернулась и ушла.
Зоя кивнула каким-то своим мыслям, но тут же спохватилась, что сын ее лица не видит. Она взяла его за подбородок, ловя взгляд:
– Дим, ты не сердись на нее, хорошо? Она… сложная, конечно. Но, все-таки ваша бабушка. И пусть меня она не любит, но вы все ее внуки. И ты, и Саша, и Машенька.
– Так, чего она тогда ругается, что нас много?
– Ох, сынок… – Зоя устало опустилась на стул и притянула к себе сына. – Понимаешь, некоторые люди считают, что жить надо только так, как они считают правильным.
– Почему? Почему они думают, что знают, как лучше?
– Не знаю. Может быть потому, что считают, будто их возраст и жизненный опыт дают им на это такое право. В чем-то это, возможно, и правильно, но как тогда молодым набивать свои шишки и получать собственный опыт?
– Нелогично у этих людей как-то все получается!
– Точно! – Зоя улыбнулась, глядя на своего старшего. Все-таки, как быстро время бежит! Только недавно он был таким как Саша, а уже вон как вымахал. Шутка ли – седьмой класс. Еще немного и будет совсем взрослым. Она вздохнула. Он и так уже слишком повзрослел и слишком многое понимает.
Зоя погладила сына по щеке и попросила:
– Если увидишь бабушку еще раз, не ругайся с ней, хорошо? Если она захочет тебе что-то сказать или поговорить с тобой – просто послушай ее, а потом решишь, что делать дальше. И еще… Сынок, забудь все, что ты слышал в тот день… Ты понимаешь, о чем я. Когда приходит горе, человек меняется. Очень сильно. И может творить такие вещи и говорить такие страшные слова, что сам потом постарается и не вспомнить, что такое было. Это происходит не потому, что человек злой. Это так говорит в нем боль от потери. Понимаешь?
Димка не совсем понял, о чем говорит мама, но в очередной раз убедился – она слишком добрая. Вон, сколько бабушка ей плохого наговорила, а мама ее все равно оправдать пытается. Только зачем – непонятно.
Он глянул на часы и подскочил на месте.
– Елки! Меня Валентина Михайловна сегодня с потрохами съест! Я уже на первый урок опоздал!
– Пойдешь ко второму! – Зоя ухватила рванувшего было с кухни сына за старенькую футболку и усадила за стол. – Ты же не завтракал!
– Некогда, мам!
– Ничего! Не убежит твоя школа! Скоро тебя ветром носить будет! Вон, какой худющий стал! Смотреть страшно!
Подвинув ближе к сыну тарелку с бутербродами, Зоя вышла из кухни, чтобы разбудить Сашу.
Через полчаса Дима уже бежал к школе, крепко держа за руку скачущего вприпрыжку за ним брата.
– Дим, Дим, а ты вечером со мной поиграешь?
– Обязательно.
– А научишь меня мотоцикл рисовать?
– Научу.
– А машинку?
– И машинку.
– А…
– Сашка! Я тебя чему угодно научу, только сейчас закрой рот, потому что мороз на улице и шагай быстрее, договорились?
– Ага!
Перспектива заполучить старшего брата на весь вечер в свое распоряжение Сашку впечатлила, и остаток пути он честно молчал, только изредка поглядывая на, непривычно серьезного, Диму.
– Дим, Дим, а ты сердишься?
Димка вынырнул из своих мыслей и удивленно глянул на Сашу.
– Нет. С чего ты взял?
– Не знаю. Ты молчишь и глаза как шашки. Ну, те, которые черные. Круглые такие.
– Задумался просто! Ладно, беги и не балуйся, понял? Маме не скажу. Сам я тобой разберусь.
– В угол поставишь? – Сашка поинтересовался с таким живым интересом, что Дика погрозил ему пальцем.
– Не буду учить тебя машинку рисовать!
– Не надо! – Сашка замотал головой. – Дим, я, правда, буду себя хорошо вести, если Наташка опять мне воды в кровать не нальет. Тогда я ей дам, а машинку мы завтра нарисуем, ладно?
– Саш, девочек обижать нельзя.
– Наташка – не девочка! Она вредина!
– Все равно нельзя. Мы же не знаем, какая Машка у нас вырастет. Вдруг тоже будет вредина и кто-то из пацанов в садике ее обижать будет? Что тогда?
– Бить будем? – Саша вопросительно поднял тонкие светлые бровки.