Комментарии
- вчера 08:41Гульзара МурдиноваБез конца хотят направлять, поучать. Бесконечный контроль. Хотят властвовать...возвышают свои дела, обесценивают дела невестки, дочери. К сыновьям мягче относятся,. Любят, жалеют их
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
NEPROSTO.net
БЕСПОЩАДНАЯ ЗАБОТА...
#НатальяПавлинова
– Так, слушай внимательно, Женя. Котлеты я развернула, чтоб не в фольге. Вечером Богдан должен позвонить тете Лене, у них юбилей, напоминаю. Тимошкины колготки принесла, постираны все, в шкаф положила. Ну уж, найдешь. Что-то не поняла, куда там и класть. Порядка нет... Ты едешь?
– Еду...
– Тимошку не забудь забрать.
– Какого Тимошку?
– Женя! – в голосе свекрови раздражение.
– Не забуду...
– Шкафчик проверь, там две рубашки, надевал-не надевал вторую. Проверь обязательно.
– Проверю...
За окном троллейбуса – утренняя Кострома. Бизнес-центры, магазины, жилые дома. Все спешат, все деловые. И только вода в Волге спокойная, течет себе весенним половодьем, никуда не спешит.
Они проехали мост. Троллейбус наливался народом тоже полноводно – час-пик.
Рядом с Женей сидит представительная полная дама, а лицом к ним – ещё двое пассажиров: пожилые мужчина и женщина.
Женя сунула в ухо наушники, прикрыла глаза. С утра лучше не вникать в городскую суету, ещё целый рабочий день впереди, а в офисе тоже – гул, люди весь день до вечера.
– Девушка, девушка..., – услышала даже сквозь музыку, глаза открыла, вытащила наушник, – У вас сумка расстёгнута, – рядом сидящая дама указывала ей на колени, на мягкую сумку, которую Женя держала за обе ручки..
Женя рассеянно посмотрела на свою сумку. Она никогда не застёгивала молнию. Сумка была достаточно глубокой, из такой ничего не выпадет.
– Я знаю, спасибо, – кивнула и опять сунула наушник.
Но через минуту соседка дернула ее за рукав пальто.
– Так застегните! – поджав губы, строго велела, – Сумку застегните!
Беспощадная забота!
Женя вздохнула, запахнула, видимо, раздражающую соседку сумку, зажала руками, но застёгивать молнию не стала. Опять вставила наушник.
Соседка фыркнула и начала разговор с женщиной, сидящей напротив. Женя совсем не слышала, о чем они говорят, звучал в наушниках мелодичный блюз, но по выразительным взглядам в ее сторону, понимала – о ней, о молодежи в целом, о том, что были они раньше совсем другими, а нынче....
С утра она встала в приподнято-философском настроении. Тимошка ночевал у свекрови, Богдан – на дежурстве. Красота!
Она провела утро, как гламурная особа: душ, кофе...
А тут, в троллейбусе, начался глобальный контроль: звонила свекровь с наставлениями, намекала, что в шкафу – бардак, и даже совершенно чужие люди тоже учат...
Коридор счастья сужался и темнел... Женя устала слушать разговоры о том, как должно быть, и о том, что она всё делает не так и думает не так, и лучше бы ей всё делать по-другому.
И главный знаток " жизни правильной", конечно – ее свекровь.
Пора было выходить. Она сняла наушники, аккуратно сложила их в сумку, а потом раскрыла сумку пошире, наклонилась и с гримасой умиления тихонько прошептала:
– Ну, как ты там? Живой? – она смотрела в сумку с улыбкой, потом резко сняла ее с лица, заискала глазами вокруг, суетливо встала осмотрела сиденье и под ним, – Где он?
– Девушка, кто? Кого Вы потеряли? – соседи тоже уж шарили глазами по полу и сиденьям.
Но Женя не ответила, она уже двигалась к дверям. У дверей оглянулась – ищут с испугом. Она тихонько улыбнулась и вышла.
Пошутить она любила. Да и как жить без юмора?
В обед, когда Женя с подругой и коллегой Верой сидели в буфете на первом этаже офиса, опять позвонила свекровь.
– Женечка, я тут в салоне. Тебе взять профессиональный шампунь? Тут есть...
– Не надо...
– А бальзам? Здесь очень хвалят...
– Нет. Не надо, мам.
– Ну... Пусть бы в запас, ты ж... Но я все равно возьму...
– Себе. Я мою голову исключительно лопухом.
– Ой, Женя! – свекровь всегда раздражали ее шутки.
Когда Евгения и Богдан только начинали свою семейную жизнь, лопух у свекрови был в исключительном приоритете. Она утверждала, что волосы от него крепчают и становятся гуще. Сама мыла свои жидкие волосы только настоем лопуха и настоятельно требовала, чтоб Евгения и Богдан делали также.
Евгения очень хотела быть хорошей снохой и пару раз, и правда, воспользовалась советом. Но только пару раз. Лопух в их семье не прижился, и волосы Евгении от его отсутствия ничуть не стали хуже.
Тогда она научилась врать.
– Смотри, как волосы твои блестят, Женечка! Это потому что лопухом моешь...
– Конечно. И все благодаря Вам, мама. Спасибо за совет, – в глазах Жени умело сияла благодарность, и только Богдан, прикрывал рот кулаком, покашливал, сдерживая смех.
– Я ещё насушу летом. Аптечный лопух – совсем не тот, – качала головой свекровь.
– И на нас насушите. Очень мне он нравится, – Женя поправляла локоны, давно уж не видавшие никакого лопуха.
Приоритеты свекрови менялись. Чего там только не было: крапива, сыворотка, яичный белок, профессиональные средства... Женя не успевала запоминать, поэтому решила, что будет бессменной приверженицей незаменимого лопуха.
– Ну, Вам он не подошёл, а мне – отлично.
Вскоре свекровь догадалась, что сноха врет, что давно использует шампуни, и теперь пыталась научить сноху выбирать шампуни правильные.
Верка смотрела на нее с сочувствием.
– Опять?
– Всегда...
– И когда она поймет, что надоела?
– Наверное, когда я утеряю чувство юмора окончательно и пошлю ее далеко.
– Ох, – Верка привалилась на спинку, – Понимаю тебя, конечно, но ведь она жизнь тебе облегчает. Иногда думаю – мне б такую свекровь! У меня, сама знаешь, помощи не дождешься. Скорее, наоборот – мы им должны. Кольку издергала.
– Из-за счета твоего? – Женя уже знала историю подруги.
– В том числе. Никак не поймет, что сестра мне важнее.
Недавно свекровь Веры, удивительно активная особа, узнала, что Вера откладывает деньги на счёт. И накопилась у нее там довольно приличная сумма. У Веры – младшая сестра - инвалид. Нужна дорогостоящая операция на ножку. Одна нога Нади была короче. Только сейчас, когда организм растет, оперировать было рано, ждали. Вера сестру любила, отца у них недавно не стало, вот Вера и откладывала деньги.
А свекровь решила, что Вера должна им помочь погасить кредиты. Обиделась, когда Вера отказала.
– Ох, Вер. Знаю одно – бесит! Вчера раза четыре она звонила, спрашивала – не забыла ль я погладить новый рабочий костюм Богдану.
– Ну, и наврала б с первого раза, что уже погладила, чего ты...
– Я и наврала. Со второго, правда.
– И чего?
– "Женечка, а может его лучше отпарить?" – третий звонок, "Давай, я сейчас приду и заберу, у меня отпариватель лучше" – четвертый. А костюм рабочий, понимаешь, такой и не мнется сильно.
– Ну, и отдала бы, пусть...
– Знаешь что, Вер, я думаю моя свекровушка рады бы была, если бы я ей всё отдала. Исчезла бы сама, испарилась, растаяла, как весенний снег, и остался бы ей Богдан, Тимошка, квартира ...
– Это ты хватанула, мать...
– Нет. Ничуть. Она будто бы пытается прожить мою жизнь. Всё время, мне кажется, думает о том, как она б жила на моем месте. Ох, она б уж жила так жила! Правильно б жила! Так и говорит: "Если б я была на твоём месте, я бы уж такого не допустила!" А я ... Никчемная... Не ценю счастье свое, готовить не умею, за мужчинами своими не слежу, и в шкафу у меня – бардак.
– Вот те и на, а я, наоборот, думала, ты нормально так со свекровью-то. Ладишь.
– А кто тебе сказал, что не лажу? Лажу... А правильнее сказать – терплю. Просто мне иногда хочется куда-нибудь сбежать. Что изменится? Да ничего... Людмила же Григорьевна есть. Она меня и заменит.
– А Богдан чё?
– Да ничё ... Он привык так. Мы оба врем, подстраивается под нее. Прикинь, вечером на днях она звонит, а я – в душе. Богдан трубку взял, сказал, что я в туалете сижу, чи понос чи шо... Догадываешься почему?
– Ага... Мыться каждый день – вредно.
– Именно так. Кожу сотрем, настудимся и инфекций от воды нахватаемся. Вода-то нынче какая! Понимаешь – жизнь под бдительным контролем у нас! Мы боимся...
– Да уж, нельзя так, Жень...
– Знаю. Посоветуй, что делать нам? Ещё и квартира ее. Вроде как Богдана, но она же в этой квартире выросла, хоть и нет там уж ничего ее, но ... Её наследство. Приходит, себя хозяйкой чувствует. На днях пришла и говорит: "Убери эту корзинку с тумбочки. Вид портит." А я крема, знаешь, сложила, поставила, чтоб не забывать, у кровати. А у нее тон приказной. Безапелляционный.
– Убрала?
– Под подушку. Она ушла, опять выставила... , – Женя вздохнула, – Надоело все. Я может этот бардак всем сердцем люблю. Почему у меня в шкафу не может быть так, как мне нравится? Почему я должна одевать Тимошку в белые рубашки, когда люблю спортивные футболки и толстовки? Почему я должна подстраиваться? Да, я благодарна, она здорово помогла с Тимошкой нам, но... Она навязчиво поучает и наставляет. Учит быть экономными и разумными, а мы, как цыплята – за курицей...
– Я понимаю, Жень. Начинаю понимать...
– Знаешь, сегодня в троллейбусе мне тетка велела сумку застегнуть. Прямо так настоятельно требовала. Заботилась обо мне. А мне эта забота – поперек горла...
***
– Тимоша, а это твои тапочки? – в детском саду Женя в ящике искала тапочки сына. Он вышел в больших пушистых жёлтых незнакомых тапках.
– Мои. Бабушка купила.
– Да? А серенькие где?
– Бабушка их унесла. Сказала, что они – вредные.
– Ясно, одевайся, я жду...
– Сам? А ты не поможешь? Бабушка мне штаны одевала..., – Тимошка ленится.
– Ну, ты уж большой. Должен сам справляться.
Серые тапки Тимошки были ортопедическими. Плоскостопие исправляли. А те, которые были на нем сейчас – просто меховые, тряпочные.
По дороге Женя набрала Людмилу Григорьевну.
– Мам, а что за ерунда с тапками Тимошки? Где наши?
– Ужас, Женечка! Я как увидела! И эту тягу ребенок должен весь день таскать? Я ему купила нормальные, там кожа и мех овечьи...
– Мам, верните тапки. Я их на днях купила. Они ортопедические, врач прописал – носить такие... В меховых ему ходить нельзя.
– Ты с ума сошла! Головой думаете вы там, или нет? Ребенок весь день на искусственной резиновой подошве! Они тяжёлые, несуразные какие-то, а эти...
– Мам, верните тапки. Мы сейчас зайдём к Вам. За тапками...
– И ты оденешь на ребенка этот "ужас"?
Что было ответить свекрови? Женя заказала несколько ортопедических тапочек с затежкой в интернет-магазине совсем недавно. Выбирали. Эти подошли прекрасно. И фирму эту хвалят.
А что за мех на ногах у него сейчас?
– Нет, я сниму с него "ужас". И одену его тапки.
– Что? Да как ты... – свекровь отключилась.
Подниматься к ней на пятый этаж с Тимошкой, переносить обиженные взгляды и выслушивать претензии, не хотелось совсем. Женя разозлилась сильно.
– Богдан, заскочи после дежурства к маме, пожалуйста, забери тапочки Тимошки.
– А чего она сама не принесет?
– Не принесет.
– Что случилось там у вас?
– Поговорим. Только потом, я с Тимошей. Скажу одно: с этим надо что-то делать. Я так больше не могу.
Муж тапки не принес. Людмила Григорьевна сына накормила, напоила, прочитала лекцию о том, что они портят ребенку ноги, и сказала, что те тапочки она выкинула. А вот ее тапочки – идеальный вариант, ручная работа на заказ.
– Так может..., – Богдан не слишком понимал разницу. Подумаешь, детские тапочки! Не ссориться же из-за них.
Но Женя взбесилась. Видимо, эти тапочки стали последней точкой. Сначала она собиралась отправить свекрови ссылку на покупку таких же тапок, а потом решила, что это на нее подействует мало.
Вечером, когда уложили Тимошку, улеглись перед телевизором, говорили.
– Нет. Нам с тобой давно пора стать хозяевами своей квартиры, своего ребенка, своей жизни... Почему я отчитываюсь свекрови, когда еду на работу, докладываю, когда возвращаюсь? Сам же называешь ее начальником быта. Сам же говоришь: "ничто не делает вашу квартиру такой просторной и уютной, как исчезающая за дверью мама".
– Хочешь объявить ей войну? – Богдан нисколько не испугался, и самому эта ситуация надоела, а сейчас он был усталым, хотелось спать.
– Да не хотелось бы, прям, войну, но некое чрезвычайное положение вводить надо.
– И как ты себе это представляешь?
– Честно, с трудом. Богдан, она не должна здесь чувствовать себя хозяйкой.
– Ха, квартира -то ее.
– Значит, съезжаем.
– Ого! Интересно, куда?
– На съемную.
– С ума сошла! У нас есть квартира, только сделали все, столько вложили и ... Нет уж...
– Хорошо. Тогда два варианта: либо она без нас сюда не приходит, либо, уезжаю я с Тимошкой!
– Жень, Жень...остынь, – Богдан от удивления привстал на локте, – Нормально ж все было. И из-за тапок... Да куплю я ему такие.
– Не нормально, Богдан. Мы сами виноваты – позволили ... Я конфликта вообще не хотела, да и не было его. Ты спи. Завтра поговорим. Но я не отступлюсь, так и знай. Сейчас победа будет за мною...
– Господи, какая победа, Жень? – глаза мужа слипались.
Он уснул, а Женька ещё долго лежала, смотрела сквозь экран телевизора.
***
Утром Тимошка взял в садик кроссовки. Тапки Женя заказала вторые. Точно такие-же. Воспитателей предупредила – отдавать Тимофея только им с мужем.
Ещё не было таких дней, чтоб свекровь к ним не пришла, или хотя бы не позвонила. Но ведь и ссор таких прежде не было. Жила она в соседнем доме, буквально в пяти минутах ходьбы.
Женя ехала на работу и прислушивалась – нет, свекровь не позвонила. Так может надо почаще с ней разговаривать вот так...
Но не тут-то было. Вечером Женя обнаружила, что ее лапша бесследно исчезла, а в этой кастрюле красуется борщ. Убрано на кухне.
Опять...
Радоваться бы, но... Радости не было. Первое желание – вылить борщ, она погасила. Зачем? Тимошка и Богдан борщ любят. Пусть едят.
Богдан приход матери пропустил, слышал лишь сквозь сон.
На следующий день Женя купила новый замок и вызвала слесаря.
– Ну, чего ты, Жень? Давай я просто попрошу ее не приходить без приглашения.
– Час у тебя. Проси. Через час будет слесарь. Если согласится – отменю.
Богдан уж понял, что жена настроена решительно. Вышел с телефоном на балкон, позвонил матери.
– А женушка твоя помнит, что это моя квартира или запамятовала? – отвечала та.
Богдану повышенный тон матери не понравился. Он поссорился с ней. Вышел с балкона и махнул рукой – " замок меняем".
Через пару дней, когда Богдан был на дежурстве, Людмила Григорьевна ждала Женю и Тимошку у подъезда.
Она потормошила Тимошку, а потом подняла глаза на невестку.
– Нам надо серьёзно поговорить, Женя.
– Добро пожаловать, – пригласила Евгения, а потом засомневалась, стоило ли приглашать, собственно, хозяйку.
– Значит, ты решила показать зубки? – начала разговор свекровь, когда остались они наедине.
– Зубки? Да, они у меня есть.
– И это такая благодарность за мою помощь?
– Людмила Григорьевна, – Женя специально перестала называть свекровь мамой, – А давайте начистоту. Как баба с бабой.
– Я не баба! Я – женщина, мать и хозяйка. И очень не хотела бы, чтоб сын мой жил с бабой, – свекровь говорила спокойно, поднимала брови. Подчёркивая свой интеллект и порядочность.
– Хорошо, как женщина с женщиной давайте поговорим. Вопрос первый: где моя лапша?
– Какая лапша? Баланда эта? Которую я вылила? Этим нельзя кормить семью.
– Но это же моя семья.
– Конечно. Поэтому ты должна следить за тем, чем они питаются.
– Кому должна?
– Им, конечно. Сыну, мужу...
– Так вот, мой муж очень любит это лапшу. И Тимоша её обожает. Не нравится она только Вам.
– Уверяю тебя, это от безысходности. Ты – не очень хорошая хозяйка, и должна это понимать.
– Какая есть. Но это мое хозяйство, и вести его должна я. Да, Вы здорово помогали и сейчас... Мы благодарны. Но... Пора поставить точку, иначе я дома себя чувствую, как в гостях. Поэтому и появился замок. Вы ведь поэтому сюда пришли?
– Женя, у нас всегда были нормальные отношения.
– Потому что я позволяла Вам лезть к нам.
– Лезть... Слово-то какое! Я не лезу, я просто хочу, как лучше...
– Можете хотеть. Но теперь будет так, как хочу я...
– Ты так думаешь?
– Именно...
Людмила Григорьевна не думала тормозить. В ход пошли пласты старых невостребованных советов и повышенный тон. Только трибуны не хватало. Она говорила долго, собирая обиды, выливая все то, что никогда не выливала.
Оказалось, что Женю она считала глупой деревенской девчонкой, вышедшей очень удачно замуж за ее сына, очень хитрой, вредной, настырной и бестолковой и в жизни и в хозяйстве.
Она очень надеялась, что привьет Евгении те черты, которые так ценила в женщинах и в себе: интеллигентность, умение следить за собой, семейственность и аккуратность. Но, видимо, это невозможно – потому что "плохую генетику и неправильное воспитание переломить невозможно".
Евгения слушала внимательно, смотрела на свекровь с лёгкой усмешкой и понимала, что Богдан был прав – это война.
Свекровь встала, поправила юбку.
– Видимо, я сильно ошибалась в тебе, дорогая. Ну, что ж... Раз так ... Мне очень жаль, но квартира эта моя. Прошу дать мне ключ, – она протянула ладонь.
Женя прошла в комнату и протянула свекрови связку ключей. Многолетней дружбе меж свекровью и невесткой наступил конец.
Свекровь обулась.
– Тимоша, мальчик мой. Бабушка уходит....
Тимошка вышел из комнаты – оторвали от планшета. Обнял бабушку на прощание.
– Кстати, верни мне тапочки. Тимоша хоть дома у меня в них побегает, это не ерунда какая-то, они дорогие, ручная работа.
– А я их выбросила.
Свекровь стрельнула в нее глазами-молниями. Ушла...
"Ничто не делает вашу квартиру такой просторной и уютной, как исчезающая за дверью мама" – вспомнила Женя фразу мужа. Но... сейчас ей свое жилье уютным не казалось. Да и какое уж оно – свое.
– Тимош, руки мой и ужинать...
Квартиру для съёма в трёхэтажном старом доме она нашла уже на следующий день. Конечно, совсем простенький ремонт, старая мебель на кухне. Но были и большие плюсы: недорогая и совсем недалеко от её рабочего офиса.
Осталось настроить на переезд Богдана. Кое-какие сбережения у них были. Можно обратиться к ее родителям, они точно немного подбросят, а ещё можно продать машину. И тогда вполне потянут они семейную ипотеку.
Женька уже и этот вопрос исследовала. Даже поговорила с Дашей, приятельницей из офиса, которая уж давно с мужем в ипотечном кредитовании.
Женя не была легкомысленной, все трудности понимала, но быть в долгу перед свекровью всю жизнь, не хотелось очень. А после вчерашнего разговора, запала ещё и обида.
– Жень, а не проще вам помириться? Жили-жили, ремонты делали и – на тебе!
– От примирения ничего не изменится. Беспощадная забота останется. Я больше не могу так, Богдан. Ты как хошь, а я – переезжаю.
Богдан никак не мог понять. Ну, мирно ж все было! Да, мать жила рядом, поэтому бывала у них часто. А чем ей ещё заниматься на пенсии? Он раздражался как раз больше жены, даже психовал порой, но Женька была спокойна, воспринимала все с юмором и даже его частенько успокаивала.
А теперь все наоборот – ее терпению пришел конец, а съезжать на убогую съемную квартиру – ох, как не хотелось. Это его квартира. Да, принадлежит по документам она матери, но бабушка ещё при жизни говорила, что ее квартира – внуку.
Он с трудом уговорил Женю повременить хоть недельку.
В эти дни Людмила Григорьевна ходила разбитая. Жизнь представлялась невыносимой, беспросветной и печальной. А во всем виновата невестка Евгения. Людмила уж давно поняла, что невестка ее недолюбливает, подначивает, бьёт шуточками.
Да, она растворилась в семье сына. Ей и подруга Софья об этом не раз говорила. И даже предрекала, что снохе, в конце концов, это надоест.
Накаркала!
Поэтому звонить и рассказывать Софье о конфликте, не хотелось. Что она скажет? Скажет – стоило ожидать. А больше советоваться о таком личном Людмиле было не с кем.
Но надо было проучить невестку, чтоб поняла, благодаря кому живёт, как у Христа за пазухой.
И тут – сюрприз.
– Мам, мы съезжать собираемся. Ты в курсе? – зашёл сын.
– Съезжать? Да и..., – она поджала губы, – И куда? – спросила бойко, было очень странно слышать такое, но она делала вид, что ей все равно.
– Женя съемную квартиру нашла. Еле уговорил чуток обождать.
– Ее дело. Как хочет. Но ты-то куда? Это твоя квартира, я никого не гоню. Ни ее, ни тебя, ни уж тем более внука, – она отвернулась к окну, поливала цветок.
– Получается – гонишь.
Людмила обернулась, привалилась к подоконнику.
– Я просто не хочу, чтоб мою квартиру захламляли. Хочу, чтоб мой сын и внук были накормлены и обстираны! Что плохого в этом?
Богдан молча потер лоб.
– Мам, а я, если честно, с Женькой спорил. А сейчас вот думаю, что права она – уезжать нам надо. Жаль... Мне Хонду жалко..., – думал он о своем, качал головой.
– Хонду? А при чем...
– Нам квартира ж будет нужна ....
– Но она у вас есть! Что за глупости! Ты идёшь у нее на поводу!
– Нет. Квартиры у нас нет. Ты только что сказала – "мою квартиру". И сын и внук – твои. Женьке нет тут места, вот она и убегает. Теперь я понял, – он сидел за столом, крутил в пальцах солонку.
И вдруг солонка упала, а соль посыпалась на стол.
– Ой!
– Не трожь! – вскрикнула Людмила, – Не трожь рукой. Примета плохая.
– Да куда уж хуже, – он ушел, не прощаясь, очень быстро.
Людмила Григорьевна не спала всю ночь. Она пила чай, долго стояла у окна. Потом накинула шаль и вовсе вышла на балкон, с тоской смотрела в сторону дома сына.
Нет, дело тут не в тапочках Тимошки.
Утром хотелось позвонить Софье, она долго не решалась, но все ж набрала ее номер. Софья не упрекала, не напоминала о своих предреканиях.
– Сколько зову тебя в Центр культуры. Такая компания там душевная собралась, наш возраст и даже старше. Вот и пошли. А насчёт примирения...
И Софья дала совет. Да такой, что у Людмилы задрожали руки.
– Нет, ну, что ты говоришь! Как это...
– Значит не готова ты мириться, значит уедут они. А жить с невесткой в контрах – ох, не сахар. Сама потом выть будешь.
– Опять ты каркаешь!
Но выть хотелось, потому что дети начали упаковывать вещи. Она звонила сыну, тот говорил сухо, голос усталый, озабоченный переездом.
– Некогда, мам. Прости, столько дел.
– Да погоди ты со своими делами! Зайди, говорю... Зайди, есть предложение.
А у Жени в эти дни выросли крылья. Она как будто оковы сбросила. Никто ее не контролировал, не спрашивал – где она, в скольки метрах от дома, не лез в дела. А скоро... Совсем скоро заживут они, наконец, самостоятельно.
Было чуть больше забот, но она все успевала. Потому что куда-то ушла лень, возникающая оттого, что любое дело было не ее собственным обдуманным делом, а приказом сверху – приказом свекрови, делом подконтрольным и оцененным не самыми высокими баллами.
Вот и сегодня после работы она планировала собирать очередные мешки и коробки для переезда. Они с Тимошкой вошли в квартиру, Богдан поднял сына на руки, порасспросил о делах в саду.
– Жень, поговорить надо...
– Чё случилось? – она ставила воду на макароны, обернулась.
– Мама...
– Что?
– Мама предлагает нам с тобой квартиру эту купить. Ну, бесплатно, конечно. Она, похоже, очень не хочет, чтоб мы уезжали. Готова переоформить на тебя, меня и Тимошку... , – Богдан искренне радовался новости.
Но Женя просмотрела с грустью.
– Богдан, это ничего не изменит, ты же понимаешь...
– А мне кажется, что она многое осознала, Жень... , – он смотрел на жену умоляюще.
Женя села рядом.
– Бонь, мне не нужна квартира, мне просто нужно, чтоб мною не руководили. Вот сейчас нет ее, так я и живу так, как жить всегда хотела. И я готова жить труднее, хуже, лишь бы свободно, понимаешь? Пусть мою сумку обчистят, но если я хочу ее не застёгивать, то это – мой выбор.
– Какую сумку?
– Да это я так, к слову...
– Хорошо, но если квартира будет наша, мы ж сможем ее продать. И купить другую. Это легче, чем со съёмом в ипотеку залезать, – убеждал Богдан, материальные проблемы его страшили.
– Квартиру может продать и мама. При желании. Только я очень не хочу оставаться у нее в вечном долгу, если она поможет нам с покупкой другой квартиры. Я уже пожила так, больше не хочу, Богдан. Мне точно ничего от нее не нужно, а ты – решай.
– Ну, чего ты. Я – как ты, я – с вами.
Людмила Григорьевна отказу удивилась. Сначала традиционно обиделась, надулась и не поняла. Она же готова была сделать такой шикарный подарок, а они не берут!
Ещё через пару дней она, изнуренная думами, осунувшаяся, сидела на скамье в ожидании невестки. Женя возвращалась из магазина, чуть не прошла мимо – Людмила Григорьевна никогда не сидела на скамье, да ещё и так понуро.
– Здравствуй, Жень! – она достала из пакета те самые тапочки и протянула их Жене.
Евгения взяла их, приземлилась рядом.
– Измучила я тебя, да? – спросила Людмила невестку.
– Ага, – кивнула Женя, – Вы себя на мое место поставьте.
– Да я уж... Я поняла, Жень, – казалось, что Людмила не знает о чем ещё и спросить, – Может помощь какая нужна с переездом-то?
– Нет.
– Я опять да? Навязываюсь?
– Да нет, почему? Если спрашиваете, так это нормально. А Вы ведь не спрашивали, просто делали, что считали нужным, – она кивнула на тапочки у себя в руках.
– Ну, да, – согласилась свекровь.
– Сами представьте, если б мы с Вами сейчас не в ссоре были, кто б руководил сборами?
– Конечно, я. Ты ж, наверное, и упаковывать-то не умеешь, а я с мужем столько поездила..., – Людмила Григорьевна, говоря это, улыбалась.
– Вот-вот. Я ж деревенская неумеха. Ниче путного из меня так и не вышло, – Женя хлопнула себе по коленям.
– Вышло, вышло! Ты – хорошая мать, правильная. Да и Богдан тебя любит, значит и жена хорошая. Прости уж...
– Да и Вы – ничё, только б жили себе сами, к нам поменьше лезли... Мы выросли уже.
– Выросли... А знаешь, как трудно с этим смириться. Но я постараюсь, – она вздохнула, встала, – Ладно, Жень, пойду я. Если что, звоните...
И Людмила Григорьевна побрела к своему дому, а Женя смотрела в ее вмиг постаревшую спину.
А вечером к матери пришел Богдан.
– Мам, Женька позвонила хозяйке квартиры. Мы распаковываемся, остаёмся. Попробуем ещё тут пожить. А ты уж тоже постарайся, ладно? Дай нам жить своей семьёй.
– Я постараюсь, сынок. Но квартиру я на вас все равно переоформлю.
– Потом решим. А да! Вот. Женька передала, – он достал из пакета жёлтые меховые тапки, – Сказала – дома у тебя разрешает Тимошке их носить.
Сын ушел, Людмила, со слезами на глазах, набрала номер подруги:
– Они остаются, Сонь! – выдохнула.
– Пообещала квартиру им отдать?
– Дело не в квартире. Просто поговорили с Женей. Хорошая у меня невестка, удивительно хорошая!
=======================================================
....... автор - Рассеянный хореограф - канал на ДЗЕН