Сейчас модно быть минималистом, избавляться от вещей, ничего лишнего, освобождаем пространство.

Наверное, это и правда полезно. Но… я не могу.
Вот раковина, которую привезла мне из командировки к морю мама. Она ездила к далекому морю, холодному, северному, но все же это было море. Я прикладываю раковину к уху и слышу, как шумят льдины; на льдинах медведица поет медвежонку колыбельную. Как я могу отказаться от нее?
Вот трамвайный билет, старый, потертый, едва различимы цифры. Мы ехали в ночном вагоне, и самая лучшая на свете девушка согласилась стать моей женой. Ее волосы пахли снегом, хотя снаружи бушевал июнь. Как я могу уничтожить его?
Вот любимая куртка. Не счесть, сколько удачных деловых встреч на ее счету: я надевал ее всякий раз, когда мне очень нужна была удача. Куртка вытерта на швах, на локтях светлые пятна. Рука не поднимается избавиться от нее.
Минимализм – это, наверное, хорошо. Но… в меру. Нельзя возводить в культ избавление от вещей, иначе мы превратимся в рабов антивещизма. Да, не стоит хранить книги, которые не читаешь, одежду, которая бесит, обувь, в которой неудобно ходить. Но память уничтожать нельзя. Пусть на взгляд постороннего это ничего не значащий мусор – какое им, посторонним, дело? Нельзя выбрасывать куски себя только потому, что кто-то сказал, что так нужно.
Любимая чашка со стершейся позолотой, подаренная бабушкой; книга, зачитанная до дыр; милые сердцу мелочи, памятные вещицы, семейные реликвии. Это не вещи. Это – память. Это – жизнь.