Откровение длиною в жизнь

Мои родители снова поехали искать свое счастье, постоянно убегающее куда-то. Похоже, они просто жить не могли без постоянных переездов. Не первый раз уже меня оставляют бабушке. А в этом году я в первый класс пойду. У бабушки мне хорошо, она мне сказки рассказывает и по головке гладит. Здорово! Примерно такие мысли бились в моей маленькой головке, когда мать привела меня к бабушке, с намерением оставить меня у нее на целый год. Боялась я только одного – вдруг бабушка не согласится. Но бабушка согласилась. И я осталась у нее!

У бабули было трое детей. Все уже взрослые, и у каждого свои дети. Семьи мамы и ее брата – Ивана, жили в селах. А вот старший сын бабушки, мамин брат Петр, жил в городе. У него были две дочери и шестилетний сын Саша. От взрослых я слышала, что когда мы с сестренкой были еще совсем крохами, у дяди Петра умер их первенец, шестилетний сын Толя. Однажды, когда я мерила купленное бабушкой школьное платьице, в дом зашла почтальонка. Совсем молоденькая «телеграммщица». В селе, где жила бабушка, почты не было. Почтовое отделение, одно на пять населенных пунктов, находилось недалеко, в соседнем селе, гораздо больше нашей Комаровки. 
«Телеграммщицами» называли почтальонок, развозивших телеграммы по селам на велосипедах. Увидев почтальонку, бабушка оторопела. Лицо ее побледнело, затряслись руки. Всю почту, кроме телеграмм, доставляли раз в неделю в колхозную контору. Люди сама ходили туда за газетами и редкими письмами. «Телеграммщица» ничего хорошего принести не могла. Растерянная и испуганная девчонка протянула бабушке сложенный пополам листочек и тут же выскочила за дверь. Помню какой-то нечеловеческий, рвущий душу вопль, опухшее от слез милое бабусино лицо: «Саша, внучек, Сашенька! Горюшко, горюшко».
Не помню, как они с дедом уехали, долго ли их не было. Но после возвращения с похорон внука, бабушка надолго замкнулась в себе. Она, по прежнему, делала все по дому, но как-то тихо, машинально, без конца вытирая слезы. Потом я пошла в школу. Двоюродного брата я видела всего лишь раз и не чувствовала особого горя. Вот только бабушку до слез было жаль. Как-то, вернувшись из школы, я увидела стариков за накрытым столом. Они молча пили самогон и тихо вздыхали: « Садись, внуча, киселю вот сварила, блиночков напекла. Сорок дней сегодня Санечке нашему», - бабушка усадила меня за стол, накормила чем-то вкусным и отправила в постель. А потом бабуля тихо легла рядом и стала рассказывать мне, как взрослой, историю своей, далеко не сладкой, жизни. Чтобы эта история не получилась слишком затянутой, дальше я буду писать от имени бабушки:
« Семья у нас большущая была. Мама не то 14, не то 16 раз рожала. А вот живыми мы и остались, всего три сестры. Кто из детей и года не прожил, кто вовсе мертвым родился. Пятерых сразу, уже большеньких, дифтерия забрала. Мама с папой трудягами были. Ломили, как лошади. Мы на Волге тогда жили, около моря. Хорошо жили. Одних коров штук пятнадцать было. Стадо овец, куры, кроли. Все было. Мы – дети, с пяти лет работали. Это кто водку пьет, да работать не хочет, те все бедняками прикидывались. А мы работали. День и ночь в труде. Тогда нас четверо было. Три сестры и братик маленький - Ванечка. Ох и любила же его мама. Да и папа тоже. Боялись все, чтобы не помер, как остальные. Мы-то уже большенькие были. Мне 14, Дуська на три года постарше, а Мотьке лет 11. Село наше большое было, бедных совсем мало. Люди все зажиточные там жили. Все потому, что работяги все были. Родственников много было. То сваты, то кумовья, а то и совсем близкородственные между собой. Все ученые, по семь классов прошли. Родители на учение денег не жалели. 
Вот, как-то собрались папа с мамой в гости. Не помню, какой праздник был, но зимой - это точно. Ушли на «гулянку» родители, а мы дома остались. Братику шесть лет было. Мы с Дуськой чулки себе вяжем, а Мотька с Ванечкой играют. Скоро стемнело, и мы лампу зажгли. Электричества тогда и там не было. К керосинкам все привыкли. Вдруг слышим, а по чердаку ходит кто-то. Лестница на чердак у нас прямо из сеней была. Думаю про себя, что папа это зачем-то на чердак залез. Только, почему мы не слышали, как он в сени заходил? 
Подошла я к двери, толкаю, а она ни в какую. Не открывается и все тут. Будто кто-то держит дверь ту с другой стороны. Не по себе стало что-то. Дуську зову. Давай мы с ней дверь вдвоем толкать. Не поддается, ну ни в какую. А шум на чердаке все сильнее становится. Давай мы кричать все вместе, папу звать. И тут такое началось! Слышим мы, как кто-то вроде ломать доски на чердаке начинает. Скрежет стоит такой, что друг друга не слышим. Вот тут то, мы по-настоящему перепугались. Вопим все четверо. Особенно Ванюшка. Так он страшно кричал, будто из него, из живого душу вынимали. А на чердаке шум еще страшнее и громче. Вот-вот кто-то или что–то проломит потолок и ворвется в дом.
И тогда, совсем обезумевшая от ужаса, Мотька с разбегу головой разбила окно, вывалилась наружу и убежала. А страшный скрежет на чердаке тут же прекратился. Тут вскоре и родители прибежали со всеми гостями. Мотька лицо себе порезала. В кровище вся ввалилась к родственникам, где родители были. Вот они всей гурьбой, перепуганные, и примчались. В сени попасть не могут. Я сама лично на крючок изнутри запиралась. Папа осколки обломал в разбитом окне, да и пролез в дом. А открыть дверь в сени не может. Короче, дверь с улицы с петель снимать пришлось. Папа свечи восковые собрал в доме и снова из окна вылез. Огня добыли, свечи запалили и всей гурьбой в сени зашли. А там гора плетеных корзин, бочонки старые и всякий ненужный хлам горой навален. И все это сброшено с чердака. А дверь из сеней в дом толстой жердиной подперта. Мужики на чердак по лестнице влезли. Все закуточки обследовали. Ничего! И никого. А главное, никаких следов взлома не нашли. Вот тогда и заговорили о нечистой силе, что на чердаке у нас поселилась.
Отец на следующий день батюшку привез. Хорошо помню, как тот целый молебен отслужил. Водой святой окропил весь дом и чердак. Вроде все наладилось. Шуму больше никто в доме не слышал. Но с того дня Ванечка и онемел у нас. Что только мама не делала. И к бабкам водила, и к городскому доктору возили его. Но не помогло ничего. А к весне братик помер. Шесть годочков ему только и было. А когда хоронили его, все увидели белую прядку в волосах у малыша. Поседел он прямо перед смертью почему-то, а не тогда, когда его нечисть перепугала.
Мама совсем голову потеряла. А как чуточку оправилась от горя, заявила отцу, мол, или едем отсюда, как можно дальше, или повешусь на чердаке. Ванечка, мол, каждую ночь к себе зовет. Вот так мы и оказались в Новосибирской области. Бежали не только из страшного дома, но и от подступающего голода, гражданской войны и беспорядков. Добирались до Сибири месяца два. Хорошо, что отец догадался распродать весь скот, зерно и все запасы. Многие отправлялись тогда в неизвестность на своих подводах, вели за собой коров и прочий скот. Везли на возках посевное зерно. И почти все были ограблены и даже убиты многие. 
А папа наш молодцом оказался. Все на золотые червонцы поменял. А мама в наше девчоночье нижнее белье денежки те зашила. Так и добрались до Сибири. Выросли мы здесь. Замуж повыходили, детей нарожали, родителей схоронили. А дети наши выросли, внуков нам родили. Первой у Петра дочка родилась, потом Людка у твоей матери, а потом снова у Петра, теперь уж сынок родился - Толя. Петро, как с детства в город ушел, там и женился. Ко мне каждый год внуков возил, пока с Толей это горюшко не случилось. У матери твоей уж трое было. И вот заболели вы все корью. А в совхозе все равно работать надо матери вашей. 
Я бегала вас досматривала. Тебе годика три было. Танька вообще годовалая. И выжили все. Без лечения. Одной водой я вас и поила. Больше вы ничего не ели и не пили. Забежала к вам на минутку, водички дать, и Толя со мной. И надо же, заразился он и заболел. Я Петру сразу телеграмму. Сноха приехала, увезла внука и сразу в больницу. А он там умер через неделю. Я думала, Петро меня убьет. А когда хоронили Толю, я смотрю, а у него на височке пятно белое. Думала, что с ума сойду. Сама после долго болела. А Петро с тех пор мне внуков не возит. Приедет с ними раз в год порыбачить. Выходные проведет и снова их в город увозит. Как же мне тяжело было от этого. Да еще и пятно это белое. Клочочек седых волос у шестилетнего ребенка, как у Ванечки, братика моего. А раньше точно не было. 
Я бы заметила обязательно. А сейчас Саша помер. Да так страшно! Простыл в садике немного. Сноха повела в поликлинику. А там говорят, будто хрипы у него небольшие. Надо в больницу положить. Сноха ни в какую, поначалу. Ребенок сильно врачей боялся. Сноха ему уколы ставила сама, если надо было. Докторша настояла. Деваться было некуда, могли в садик справку не дать. Отвела сноха Сашеньку в больницу, а сама, как чувствовала, все следом за врачами ходила, уговаривала, чтобы ребенка не пугали, не ходили к нему в белых халатах. Не успела тетка на автобусе до дома доехать, как следом медсестра из амбулатории прибежала. Из приемного покоя ей позвонили, чтобы сообщить, что Саша, сыночек их шестилетний, умер. Тетка не сразу поверила: «Не правда, – говорит, – ошиблись вы. Я Сашеньку час назад в больнице оставила. У него даже температуры не было». 
А случилась там такая история: докторша с медсестрой в масках и, естественно, в белых халатах вошли к ребенку в палату. Сашенька в боксе один был. Как увидел он то, чего боялся очень сильно, так и зашелся криком. «Закатился», так говорили тогда. Да так и не смог выйти из этого состояния, не смог воздуху перехватить. Так и умер от удушья. А эти, две сволочи, стояли со шприцом наготове и ждали, пока ребенок успокоится. Вот он и успокоился навеки... 
Бабушка закончила свой рассказ, тяжело поднялась с кровати и с рыданием направилась к столу. Она подняла клеенку и выдвинула ящичек, в котором хранила документы и фотографии родных. Потом она выкрутила фитиль лампы, и комната озарилась светом. Бабушка вернулась ко мне и вложила в руку черно белое фото мертвого Сашеньки, лежащего в гробике. Присмотревшись, я почувствовала, как холодные мурашки поползли у меня по спине. На виске ребенка ясно проглядывалось крупное белое пятно. Сашенька поседел! Точно так же, как Ванечка, брат бабушки, и Толик, ее первый внучек! «Бабуля, что это? Почему у Саши на головке тут белое?» – пролепетала я, хриплым, от недетского волнения, голосом. «Не знаю, внученька. Проклятие это какое-то. 
Мама что-то говорила в детстве. Вроде бы возле них жила женщина одинокая с мальчонкой лет шести. Вроде он ей внуком приходился. Где родители его были, никто не знал. А бабка та, с которой он жил, все время в черном ходила. Нелюдимая была какая-то. И люди ее за колдунью считали, побаивались. У мамы в то время ее папаша, мой дед, еще живым был. Старенький уже, с палочкой ходил. Вот узрел он раз, как тот парнишонка в сад к нам полез за вишнями. Ну и кинул в него палкой-то. Не со злости, а так, по привычке, для порядка. Да неудачно так кинул, что попал мальчишке в висок. Убить не убил, но сознание мальчонка потерял. Ничего, одыбался, бегал потом, как ни в чем не бывало. Но на виске, почему-то, куда палкой дед угодил, белый клочок волос вырос. Мама, когда Ванечку, братика, хоронила, все какую-то Патошиху вспоминала. Кричала, что это ее злых рук дело. Наверное, бабка этого мальчишки и была Патошихой. А больше я не знаю, отчего же это мальчики наши мрут, и височки при этом у них белеют». 
Что это было? Проклятие ли, или череда странных совпадений, не знаю. Но в последующие годы, в 39 лет умер бабушкин младший сын Иван, в 22 года утонул мой единственный брат, не оставив после себя детей. А через два года, тоже в возрасте 22 лет, погиб сын, умершего ранее дяди Вани, маминого брата. В шестилетнем возрасте утонул единственный внебрачный сынок погибшего двоюродного брата. 
И в этом случае снова повторилась история с седым пятном на виске. У другого сына дяди Вани так и не родилось ни одного ребенка. Причем бесплодным оказался именно он, а не жена. На этой ветви, бабушкин род по мужской линии, прервался. Всем сердцем надеюсь, что на этом прекратится череда мужских смертей в нашем роду по линии мамы. Надеюсь и молю об этом Господа. Ведь у меня 4 внука, 4 самых дорогих мальчишки на свете. Боже, спаси и сохрани наших детей!

Автор 
Валентина Сараева-Булдакова

Комментарии

  • 21 июл 2019 11:04
    Ходила уговаривала чтоб к ребенку в халатах не ходили.. т е до этого ребенок  вместе с ней находясь в больнице  как то умудрился никого никого из персонала не увидеть... в том числе того врача который его осматривал
  • 21 июл 2019 21:45
  • 22 июл 2019 10:56
  • 22 июл 2019 19:17
    В это время мама была рядом.Когда мама рядом ребёнок проще реагирует на чужих.
  • 22 июл 2019 20:40
    на таких которых потом до смерти боится ?
  • 22 июл 2019 20:42
    А вот это и непонятно,что или кто ребёнка пугает?
  • 25 июл 2019 21:51
  • 26 июл 2019 06:33
    Не правда, если ребёнок чего то боится то ему все равно рядом мама или нет. Мой средний боялся когда кровь из вены брали. Кровь из пальца, уколы все ни почему, а вот из вены... И не важно была я рядом тли нет. Орал и такая истерика у него бывала что все медсестры с врачами сбегались, а пациенты разбегались. Нас специально приглашали самыми последними приходить кровь сдавать что бы людей не пугать.
  • 26 июл 2019 06:37
    Да как то странно, в поликлинике они были, и доктор их осматривал, как вы заметили в больнице тоже не один человек в халате и маске ходит. Какая то странность. Все страхи из детства, сами многие пугают ребёнка тетками в белых халатах которые придут и заберут,болючий  укол поставят иди отрежут что нибудь, а потом врачи виноваты.
  • 13 авг 2019 17:25
    в ребенка палку кинуть ..не серьезно а так для порядка ?... да еще   в висок попал !... мы все можем о своих  погрешностях рассуждать на легке с приукрасом ...а женщина  беззащитная  за своего сына могла в сердцах  пожелать всякое ...вот вам и проклятье ...
  • 13 авг 2019 17:28
    а врачи естественно считаться со страхами пациента не будут ... по той причине что они ни когда  не считались ..!!!)))
  • 28 авг 2019 20:08