"Мы тут с Вадимом Эрлихманом, главредом серии «ЖЗЛ», думали, кто лучший писатель 20-х годов. По обыкновению затеяли мы жестокий спор и неожиданно пришли к выводу, что «Козлиная песнь» — это роман, который мы помним практически по главам, на цитаты можем разобрать. Почему на нас так подействовала эта книга удивительная и ни на что не похожая? Наверное, потому, что в ней есть сочетание уязвимости и цинизма, сентиментальности и стойкости. Представьте себе Вагинова-красноармейца — знатока языков, культур, обэриута в сущности, попавшего в Красную армию. Как он говорил: «Я в гуще овчинного войска (Я в толпе сермяжного войска). // В Польшу налёт — и перелёт на Восток». Я очень счастлив, что этот автор занял своё место в «таблице Менделеева». Вагинов — это совершенно необходимый элемент". (с) Дмитрий Быков Минюст РФ считает Дмитрия Быкова «иностранным агентом». Мы указываем это по требованию властей Константин Константинович Вáгинов (до 1915 года Вагенгейм; 4 (16) апреля 1899 Петербург — 26 апреля 1934, Ленинград) — русский прозаик и поэт, принадлежавший к кругу Михаила Бахтина и группе ОБЭРИУ. "В последнее время в литературе замелькала «новая» дата рождения поэта – 21 сентября (3 октября) 1899 года (загляните хоть в вездесущую «Википедию»). Не представляю, откуда она взялась; сколько себя помню, в литературе о Вагинове всегда царил апрель: родился 4-го числа по старому стилю, 16-го – по новому". (с) Сергей Муханов Родился в Петербурге в семье ротмистра жандармской службы Константина Адольфовича Вагенгейма (1868 — 1 сентября 1937, расстрелян) и Любови Алексеевны Баландиной (30 июля 1877 — после 1935), дочери золотопромышленника и городского главы Енисейска Алексея Софроновича Баландина. При вступлении в брак в 1897 году Константин Адольфович перешёл из лютеранства в православие. Со стороны отца семья была еврейского происхождения, но лютеранство принял уже дед писателя — зубной врач и выпускник Медико-хирургической академии Адольф Самойлович Вагенгейм (1834—1907), с 1858 года служивший зубным врачом Петербургской дирекции Императорских театров. Видными зубными врачами были также брат деда Людвиг Самойлович Вагенгейм (1821—1889) и его отец — придворный дантист Самуил Бернгардович Вагенгейм. До 1918 года семья жила на Литейном проспекте, в доме 25, принадлежавшем Любови Алексеевне. В советское время родители были репрессированы. Константин получил образование в гимназии Я. Гуревича, где проучился с 1908 по 1917 год. В 1915 году членам семьи Вагенгеймов (отец, мать и трое сыновей) высочайше было позволено именоваться Вагиновыми (искусственная переделка фамилии, связанная с антинемецкими настроениями в России). Летом 1917 года поступил на юридический факультет Петроградского университета, в 1919 году был мобилизован в Красную армию. Воевал на польском фронте и за Уралом. В 1920 году или в начале 1921 года Вагинов вернулся в Петроград, поселившись в доме 105 по набережной Екатерининского канала. Ещё в гимназии Вагинов начал писать стихи, подражая «Цветам зла» Бодлера. В поэзии Вагинова одно из центральных мест занимает образ Петербурга. Вагинов собирает и изучает литературу по античной истории и археологии, имеет прекрасную коллекцию монет. Вагинов входит в разнообразные поэтические группы, в большом количестве существовавшие в Петрограде начала 1920-х годов, а летом 1921 года был принят в «Цех поэтов» Николая Гумилёва. В то же время вместе с Н. Тихоновым, П. Волковым и С. Колбасьевым основал группу «Островитяне». В сентябре 1921 года «Островитяне» выпустили первый (машинописный) сборник стихов, в котором впервые были напечатаны стихи Вагинова. Было объявлено о готовящихся к выходу книгах стихов Вагинова «Петербургские ночи» и прозы «Монастырь Господа нашего Аполлона», но эти издания так и не удалось осуществить из-за нехватки средств. Однако «Монастырь Господа нашего Аполлона» был напечатан в 1922 году в первом выпуске альманаха «Абраксас» под ред. М. Кузмина и А. Радловой. В конце 1921 года усилиями другой литературной группы, «Кольца поэтов им. К. Фофанова», вышла первая книга стихов Вагинова «Путешествие в Хаос». Хотя Вагинов, по его собственным словам, в 1921—1922 годах «состоял почти во всех поэтических объединениях Петрограда», его нельзя причислить к какой-либо школе. Поэзия Вагинова носила ярко индивидуальный характер. В 1923—1927 годах Вагинов учился на словесном отделении Высших государственных курсов искусствознания при Институте истории искусств, одновременно слушая лекции на изобразительном отделении. Среди его преподавателей были Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, Б. Энгельгардт. В 1924 году Вагинов знакомится с Михаилом Бахтиным, который высоко оценил его творчество и прежде всего его «карнавальные» романы. В круге Бахтина Вагинов знакомится с И. И. Соллертинским, М. В. Юдиной, П. Н. Медведевым, Л. В. Пумпянским. В 1926 году выходит в свет книга стихотворений Вагинова (без названия), в 1931 году — «Опыты соединения слов посредством ритма». Вагинов известен прежде всего как прозаик, автор модернистских романов «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада», «Гарпагониана». В 1927 году был арестован его отец (к тому времени работавший бухгалтером) и Особым совещанием Коллегии ОГПУ 2 сентября 1927 года осуждён по ст. 58-11 УК РСФСР на 3 года ссылки в Сибирь, где устроился счетоводом. Повторно арестован 16 августа 1937 года в Оренбургской области и приговорён тройкой к расстрелу. Мать писателя также была выслана в Оренбург, вызвана в НКВД и не вернулась; его брат Алексей с женой погибли в блокаду. В 1928 году Вагинов вместе с Д. Хармсом, А. Введенским и Н. Заболоцким принимает участие в знаменитом вечере обэриутов «Три левых часа», который впоследствии в пародийной форме выводит в своём романе «Труды и дни Свистонова». 26 апреля 1934 года после продолжительного заболевания туберкулёзом #Вагинов умер. Был похоронен на Смоленском православном кладбище, могила не сохранилась. На страницах «Литературного Ленинграда» появляется некролог за авторством Вс. Рождественского и Н. Чуковского: «Облик Кости Вагинова был отмечен чертами исключительного личного обаяния. Строгий и требовательный к себе, замкнутый в сфере своих творческих замыслов, до предела скромный в оценке собственных достижений, — он с искренним сочувствием относился к работе своих сотоварищей по литературе и оставил по себе долгую и прочную память в поэтическом содружестве последних лет как тонкий и изысканный мастер, прекрасный товарищ, вдумчивый и взыскательный друг». Оценка творчества Благодаря открытию заново обэриутов, начавшемуся в 1960-х, обратили внимание и на Вагинова. Леонид Чертков подготовил в Германии первое «Собрание стихотворений» Вагинова, вышедшее в 1982 году. В 1983 в США вышел роман «Гарпагониана». Переиздания и новые публикации писателя в СССР появились только в 1989 году, во время перестройки. Проза Вагинова представляет собой сложное и многоплановое явление. В ней можно обнаружить влияния петербургских повестей Гоголя и Достоевского, Андрея Белого, античного романа и новелл Возрождения, плутовского романа XVIII века.
О живых покойниках
Эх, яблочко на подоконничке, В Ленинграде развелись живы покойнички. На ногах у них пружины, А в глазах у них огонь, Раздевай, товарищ, шубу, Я возьму ее с собой.
«Живыми покойниками» называла себя криминальная банда под предводительством Ивана Бальгаузена, орудовавшая в Петрограде с 1918 по 1920 год. У группировки была необычная манера грабежа. Бандиты прикрепляли к ногам специальные пружинные конструкции, позволявшие перемещаться большими прыжками (отсюда другое название банды — «попрыгунчики»), наряжались в длинные белые одежды, напоминающие саваны, и в таком виде нападали на жертву, приводя ее в смертельный испуг. Это позволяло им успешно грабить прохожих, крайне редко прибегая к убийству.
В романе Константина Вагинова «Гарпагониана» герой по имени Мировой исполняет эту частушку как «старинную, сложенную им в годы разбоев песню», предаваясь воспоминаниям о золотом веке своего криминального прошлого. Становится понятно, что он сам был одним из «попрыгунчиков»:
«— В свое время я на пружинах скакал, почти все припухли, а я вот живу, песни сочиняю. Ему вспомнилась удачная ночь на Выборгской стороне, когда он в белом балахоне выскочил из-за забора и, приставив перо к горлу, заставил испуганного старикашку донага раздеться и бежать по снегу, — вот смеху-то было, — и как в брючном поясе у безобидного на вид старикашки оказались бриллианты».
«Семечки» не единственный текст, в котором есть описание «живых покойников». До Вагинова о них упоминали Алексей Ремизов в книге «Взвихренная Русь» и Алексей Толстой в романе «Восемнадцатый год», вошедшем в трилогию «Хождение по мукам».
О неразделенной любви
Поздно ночью на Невском у бара Мильтон угрюмо кругом обходил, А у будки, прижавшися к стенке, Там с портфелем стоял Михаил. Перед ним и стояла Татьяна, Проститутка из бара она, Ее взор такой грустный, печальный, На глазах навернулась слеза. «Ах оставь, оставь меня, Миша, Ах оставь, ты меня не губи. Помню, как мы росли в детском доме, Говорили, что брат и сестра. А теперь-чи я плохо одета И, наверно, тебе не нужна. У тебя есть, наверно, другая, Что сурово глядишь на меня». «Верю, верю тебе я, Татьяна, Что по-прежнему любишь меня, Но не мог я любить проститутку, Вот причина разлуки была». «Что же делать, но я изменюся — Брошу все, и я встану на путь. Об одном я тебя умоляю, Ой, не дай же мне здесь утонуть». Он с улыбкой лукавой ответил: «В чем могу тебе, Таня, помочь? Если хочешь, пойдем на квартиру, Так и быть, проведу с тобой ночь». Он ушел, я на Невском осталась, В тишине возле бара одна. Ах, зачем же ты подло так сделал, Ведь я раньше любила тебя. Фонари уж на Невском погасли, И девчата из бару идут, Хулиганскую громкую песню Хулиганы так громко поют. Нет надежды, стремления к жизни, Пойду к бару собой торговать. Меня купит растратчик богатый, Увлекусь тем занятьем опять. Вот стою я на Невском у бару, И шикарно одета стою, Он узнал, подошел ко мне сразу: «Я давно тебя, Таня, здесь жду». «Ты купить меня хочешь, я знаю. Отойди, я с тобой не пойду. Ты комсомолец, а я проститутка, Но за прошлое все отомщу».
Песня о страданиях отвергнутой проститутки — единственный в «Семечках» песенный текст, записанный полностью или почти полностью. Наталия Лебина называет ее «популярной в годы нэпа песней „Проститутка от бара“» и приводит две строки, имеющие соответствие в вагиновском тексте:
Меня купит растратчик богатый И на Остров уеду я с ним.
Позднее появился «двойник» этой песни с очень похожим сюжетом, известный как «Гимн малолеток». В нем мужчина и женщина поменялись ролями: от неразделенной любви страдает не проститутка, а малолетний преступник, которого отвергает образцовая комсомолка. Так, например, начинается текст из рукописного альбома заключенного 1990-х годов:
Как на Невском проспекте у бара Мент угрюмый свой пост охранял, А на другой стороне тротуара Малолетка с девчонкой стоял. «Уходи, я тебя ненавижу, Уходи, я тебя не люблю. Ты же вор, ну а я комсомолка, Я вора полюбить не смогу».
Музыканты. Петроград, около 1919 года Library of Congress
О деньгах
«Богатому мужику черт люльку качает».
«Неважно — было бы бумажно. Неважно, что бумажно — было бы денежно».
«Деньги, как дети, люблю смотреть, как они растут».
«С кем пьют, тому премию дают».
«Денег нет? Это перед деньгой!»
«Юбочник обращаясь к карманнику
: — Найдешь трамвай потесней, да публику потесней
, смотришь — и деньги зашевелились».
Поговорки с рифмой «не важно» — «бумажно» встречаются в различных вариациях и значениях в литературных текстах, например, в повести Алексея Чапыгина «На лебяжьих озерах»: «— Да уж рази и мне пошутить? Неважно — вдовье дело бумажно…»
). В сборнике пословиц Владимира Даля можно найти такую рифмованную отговорку: «Не нужно жемчужно, не важно бумажно (отв. на: „Это нужно“)»
.
Варианты пословицы «Неважно, что бумажно — было бы денежно» встречаются в современных текстах. Например, эта пословица использована в заголовке интервью с коллекционером бумажных денег в LiveJournal: «Не важно, что бумажно, важно, что денежно!»
О сифилисе
Прощай, Тарновская больница, Прощай, железная кровать, Пойду в родную я квартиру В своёй я койке умирать. Пропал мой нос, пропали губы, Пропал и тонкий голос мой.
Фрагмент песни от лица женщины, проходящей лечение от сифилиса. Речь идет о Калинкинской больнице — старейшей в России венерологической клинике, с 1922 года носившей имя сифилидолога Вениамина Тарновского. Ее пациентками как в 1920-е годы, так и ранее были больные сифилисом проститутки. Известен полный вариант этой песни, зафиксированный в конце 1920-х или в начале 1930-х годов:
Прощай, Тарновская больница, Прощай, железная кровать, На ней лежать одно мученье, Укол, вливанья принимать. Укол, вливанья принимаю, Раствором горло полощу, Во рту я язву прижигаю, Проклятый сифилис лечу. Пропал мой нос, пропало горло, Пропала русая коса, Пропала легкая походка, Пропала девица-краса. Ах ты мать моя родная, Зачем на свет ты родила, Судьбой несчастной наградила, Халат Тарновского дала? Халат Тарновский презирают, Нигде прохода не дают И безо всякого стесненья Все сифилиткою зовут. Теперь в деревню не поеду, Боюсь родных я заразить, Я остаюся в Ленинграде Проклятый сифилис лечить.
Фрагмент, записанный Вагиновым в «Семечках», полностью и без изменений приведен во второй редакции его романа «Гарпагониана»
. Ее поет персонаж по прозвищу Вшивая Горка, текст песни предварен словами: «Истый хулиган пел». Можно предположить, что Вагинов, вкладывая песню проститутки в уста хулигану, не слышал ее целиком и, соответственно, не знал, что она поется от лица женщины.
Калинкинская больница. XIX век Wikimedia Commons
О переодетой свинье
«Весна. Село Смоленское, около Мельницы Ленина (бывшая Мордуха)
. Был у них, так сказать, большой поросенок. В том же здании действительно больная женщина находилась. Ночью скорая помощь подъехала. На носилках свинью, переодетую в женскую одежду, вынесли, в автомобиль скорой помощи положили и повезли. Милиционер стоял. Подозрительного ничего не заметил. — Ты что-то врешь, как же свинья не визжала? — Она была у них с вечера заколона
, хранилась. — Да бандитизму много было».
Сюжет о краже животного с переодеванием в человеческую одежду — очень древний, бытующий в Европе еще с Античности. В международном указателе сказочных сюжетов он называется «Овца в колыбели»
, в указателе сюжетов восточнославянской сказки — «Кража овцы»
. Вагинову удалось записать вариацию этого сюжета, которая подается как современная история: в ней есть указание на реальное место происшествия (село Смоленское) и детали быта 1920–30-х годов (скорая помощь).
Константин Вагинов Промозглый Питер легким и простым Ему в ту пору показался. Под солнцем сладостным, под небом голубым Он весь в прозрачности купался.
И липкость воздуха и черные утра, И фонари, стоящие, как слезы, И липкотеплые ветра Ему казались лепестками розы.
И он стоял, и в северный цветок, Как соловей, все более влюблялся, И воздух за глотком глоток Он пил и улыбался.
И думал: молодость пройдет, Душа предстанет безобразной И почернеет, как цветок, Мир обведет потухшим глазом.
Холодный и язвительный стакан, Быть может, выпить нам придется, Но все же роза с стебелька Нет-нет и улыбнется.
Увы, никак не истребить Видений юности беспечной. И продолжает он любить Цветок прекрасный бесконечно.
Первое отдельное издание «Козлиной песни» К.К. Вагинова (Л., 1928). Обложка и авантитул с автографом, обращённым к Л.И. Борисову: «Дорогому Лене Борисову петербургскую фантастическую и трагическую повесть на память. 14/VIII 28 К. Вагинов»
16 апреля родился Константин Вагинов.
"Мы тут с Вадимом Эрлихманом, главредом серии «ЖЗЛ», думали, кто лучший писатель 20-х годов. По обыкновению затеяли мы жестокий спор и неожиданно пришли к выводу, что «Козлиная песнь» — это роман, который мы помним практически по главам, на цитаты можем разобрать. Почему на нас так подействовала эта книга удивительная и ни на что не похожая? Наверное, потому, что в ней есть сочетание уязвимости и цинизма, сентиментальности и стойкости. Представьте себе Вагинова-красноармейца — знатока языков, культур, обэриута в сущности, попавшего в Красную армию. Как он говорил: «Я в гуще овчинного войска (Я в толпе сермяжного войска). // В Польшу налёт — и перелёт на Восток».
Я очень счастлив, что этот автор занял своё место в «таблице Менделеева». Вагинов — это совершенно необходимый элемент".
(с) Дмитрий Быков
Минюст РФ считает Дмитрия Быкова «иностранным агентом». Мы указываем это по требованию властей
Константин Константинович Вáгинов (до 1915 года Вагенгейм; 4 (16) апреля 1899 Петербург — 26 апреля 1934, Ленинград) — русский прозаик и поэт, принадлежавший к кругу Михаила Бахтина и группе ОБЭРИУ.
"В последнее время в литературе замелькала «новая» дата рождения поэта – 21 сентября (3 октября) 1899 года (загляните хоть в вездесущую «Википедию»). Не представляю, откуда она взялась; сколько себя помню, в литературе о Вагинове всегда царил апрель: родился 4-го числа по старому стилю, 16-го – по новому".
(с) Сергей Муханов
Родился в Петербурге в семье ротмистра жандармской службы Константина Адольфовича Вагенгейма (1868 — 1 сентября 1937, расстрелян) и Любови Алексеевны Баландиной (30 июля 1877 — после 1935), дочери золотопромышленника и городского главы Енисейска Алексея Софроновича Баландина. При вступлении в брак в 1897 году Константин Адольфович перешёл из лютеранства в православие. Со стороны отца семья была еврейского происхождения, но лютеранство принял уже дед писателя — зубной врач и выпускник Медико-хирургической академии Адольф Самойлович Вагенгейм (1834—1907), с 1858 года служивший зубным врачом Петербургской дирекции Императорских театров. Видными зубными врачами были также брат деда Людвиг Самойлович Вагенгейм (1821—1889) и его отец — придворный дантист Самуил Бернгардович Вагенгейм. До 1918 года семья жила на Литейном проспекте, в доме 25, принадлежавшем Любови Алексеевне. В советское время родители были репрессированы.
Константин получил образование в гимназии Я. Гуревича, где проучился с 1908 по 1917 год. В 1915 году членам семьи Вагенгеймов (отец, мать и трое сыновей) высочайше было позволено именоваться Вагиновыми (искусственная переделка фамилии, связанная с антинемецкими настроениями в России). Летом 1917 года поступил на юридический факультет Петроградского университета, в 1919 году был мобилизован в Красную армию. Воевал на польском фронте и за Уралом.
В 1920 году или в начале 1921 года Вагинов вернулся в Петроград, поселившись в доме 105 по набережной Екатерининского канала. Ещё в гимназии Вагинов начал писать стихи, подражая «Цветам зла» Бодлера. В поэзии Вагинова одно из центральных мест занимает образ Петербурга. Вагинов собирает и изучает литературу по античной истории и археологии, имеет прекрасную коллекцию монет.
Вагинов входит в разнообразные поэтические группы, в большом количестве существовавшие в Петрограде начала 1920-х годов, а летом 1921 года был принят в «Цех поэтов» Николая Гумилёва. В то же время вместе с Н. Тихоновым, П. Волковым и С. Колбасьевым основал группу «Островитяне». В сентябре 1921 года «Островитяне» выпустили первый (машинописный) сборник стихов, в котором впервые были напечатаны стихи Вагинова. Было объявлено о готовящихся к выходу книгах стихов Вагинова «Петербургские ночи» и прозы «Монастырь Господа нашего Аполлона», но эти издания так и не удалось осуществить из-за нехватки средств. Однако «Монастырь Господа нашего Аполлона» был напечатан в 1922 году в первом выпуске альманаха «Абраксас» под ред. М. Кузмина и А. Радловой. В конце 1921 года усилиями другой литературной группы, «Кольца поэтов им. К. Фофанова», вышла первая книга стихов Вагинова «Путешествие в Хаос».
Хотя Вагинов, по его собственным словам, в 1921—1922 годах «состоял почти во всех поэтических объединениях Петрограда», его нельзя причислить к какой-либо школе. Поэзия Вагинова носила ярко индивидуальный характер.
В 1923—1927 годах Вагинов учился на словесном отделении Высших государственных курсов искусствознания при Институте истории искусств, одновременно слушая лекции на изобразительном отделении. Среди его преподавателей были Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум, Б. Энгельгардт.
В 1924 году Вагинов знакомится с Михаилом Бахтиным, который высоко оценил его творчество и прежде всего его «карнавальные» романы. В круге Бахтина Вагинов знакомится с И. И. Соллертинским, М. В. Юдиной, П. Н. Медведевым, Л. В. Пумпянским.
В 1926 году выходит в свет книга стихотворений Вагинова (без названия), в 1931 году — «Опыты соединения слов посредством ритма».
Вагинов известен прежде всего как прозаик, автор модернистских романов «Козлиная песнь», «Труды и дни Свистонова», «Бамбочада», «Гарпагониана».
В 1927 году был арестован его отец (к тому времени работавший бухгалтером) и Особым совещанием Коллегии ОГПУ 2 сентября 1927 года осуждён по ст. 58-11 УК РСФСР на 3 года ссылки в Сибирь, где устроился счетоводом. Повторно арестован 16 августа 1937 года в Оренбургской области и приговорён тройкой к расстрелу. Мать писателя также была выслана в Оренбург, вызвана в НКВД и не вернулась; его брат Алексей с женой погибли в блокаду.
В 1928 году Вагинов вместе с Д. Хармсом, А. Введенским и Н. Заболоцким принимает участие в знаменитом вечере обэриутов «Три левых часа», который впоследствии в пародийной форме выводит в своём романе «Труды и дни Свистонова».
26 апреля 1934 года после продолжительного заболевания туберкулёзом #Вагинов умер. Был похоронен на Смоленском православном кладбище, могила не сохранилась.
На страницах «Литературного Ленинграда» появляется некролог за авторством Вс. Рождественского и Н. Чуковского: «Облик Кости Вагинова был отмечен чертами исключительного личного обаяния. Строгий и требовательный к себе, замкнутый в сфере своих творческих замыслов, до предела скромный в оценке собственных достижений, — он с искренним сочувствием относился к работе своих сотоварищей по литературе и оставил по себе долгую и прочную память в поэтическом содружестве последних лет как тонкий и изысканный мастер, прекрасный товарищ, вдумчивый и взыскательный друг».
Оценка творчества
Благодаря открытию заново обэриутов, начавшемуся в 1960-х, обратили внимание и на Вагинова. Леонид Чертков подготовил в Германии первое «Собрание стихотворений» Вагинова, вышедшее в 1982 году. В 1983 в США вышел роман «Гарпагониана». Переиздания и новые публикации писателя в СССР появились только в 1989 году, во время перестройки.
Проза Вагинова представляет собой сложное и многоплановое явление. В ней можно обнаружить влияния петербургских повестей Гоголя и Достоевского, Андрея Белого, античного романа и новелл Возрождения, плутовского романа XVIII века.
Эх, яблочко на подоконничке,
В Ленинграде развелись живы покойнички.
На ногах у них пружины,
А в глазах у них огонь,
Раздевай, товарищ, шубу,
Я возьму ее с собой.
«Живыми покойниками» называла себя криминальная банда под предводительством Ивана Бальгаузена, орудовавшая в Петрограде с 1918 по 1920 год. У группировки была необычная манера грабежа. Бандиты прикрепляли к ногам специальные пружинные конструкции, позволявшие перемещаться большими прыжками (отсюда другое название банды — «попрыгунчики»), наряжались в длинные белые одежды, напоминающие саваны, и в таком виде нападали на жертву, приводя ее в смертельный испуг. Это позволяло им успешно грабить прохожих, крайне редко прибегая к убийству.
В романе Константина Вагинова «Гарпагониана» герой по имени Мировой исполняет эту частушку как «старинную, сложенную им в годы разбоев песню», предаваясь воспоминаниям о золотом веке своего криминального прошлого. Становится понятно, что он сам был одним из «попрыгунчиков»:
«— В свое время я на пружинах скакал, почти все припухли, а я вот живу, песни сочиняю.
Ему вспомнилась удачная ночь на Выборгской стороне, когда он в белом балахоне выскочил из-за забора и, приставив перо к горлу, заставил испуганного старикашку донага раздеться и бежать по снегу, — вот смеху-то было, — и как в брючном поясе у безобидного на вид старикашки оказались бриллианты».
«Семечки» не единственный текст, в котором есть описание «живых покойников». До Вагинова о них упоминали Алексей Ремизов в книге «Взвихренная Русь» и Алексей Толстой в романе «Восемнадцатый год», вошедшем в трилогию «Хождение по мукам».
Поздно ночью на Невском у бара
Мильтон угрюмо кругом обходил,
А у будки, прижавшися к стенке,
Там с портфелем стоял Михаил.
Перед ним и стояла Татьяна,
Проститутка из бара она,
Ее взор такой грустный, печальный,
На глазах навернулась слеза.
«Ах оставь, оставь меня, Миша,
Ах оставь, ты меня не губи.
Помню, как мы росли в детском доме,
Говорили, что брат и сестра.
А теперь-чи я плохо одета
И, наверно, тебе не нужна.
У тебя есть, наверно, другая,
Что сурово глядишь на меня».
«Верю, верю тебе я, Татьяна,
Что по-прежнему любишь меня,
Но не мог я любить проститутку,
Вот причина разлуки была».
«Что же делать, но я изменюся —
Брошу все, и я встану на путь.
Об одном я тебя умоляю,
Ой, не дай же мне здесь утонуть».
Он с улыбкой лукавой ответил:
«В чем могу тебе, Таня, помочь?
Если хочешь, пойдем на квартиру,
Так и быть, проведу с тобой ночь».
Он ушел, я на Невском осталась,
В тишине возле бара одна.
Ах, зачем же ты подло так сделал,
Ведь я раньше любила тебя.
Фонари уж на Невском погасли,
И девчата из бару идут,
Хулиганскую громкую песню
Хулиганы так громко поют.
Нет надежды, стремления к жизни,
Пойду к бару собой торговать.
Меня купит растратчик богатый,
Увлекусь тем занятьем опять.
Вот стою я на Невском у бару,
И шикарно одета стою,
Он узнал, подошел ко мне сразу:
«Я давно тебя, Таня, здесь жду».
«Ты купить меня хочешь, я знаю.
Отойди, я с тобой не пойду.
Ты комсомолец, а я проститутка,
Но за прошлое все отомщу».
Песня о страданиях отвергнутой проститутки — единственный в «Семечках» песенный текст, записанный полностью или почти полностью. Наталия Лебина называет ее «популярной в годы нэпа песней „Проститутка от бара“» и приводит две строки, имеющие соответствие в вагиновском тексте:
Меня купит растратчик богатый
И на Остров уеду я с ним.
Позднее появился «двойник» этой песни с очень похожим сюжетом, известный как «Гимн малолеток». В нем мужчина и женщина поменялись ролями: от неразделенной любви страдает не проститутка, а малолетний преступник, которого отвергает образцовая комсомолка. Так, например, начинается текст из рукописного альбома заключенного 1990-х годов:
Как на Невском проспекте у бара
Мент угрюмый свой пост охранял,
А на другой стороне тротуара
Малолетка с девчонкой стоял.
«Уходи, я тебя ненавижу,
Уходи, я тебя не люблю.
Ты же вор, ну а я комсомолка,
Я вора полюбить не смогу».
«Богатому мужику черт люльку качает».
«Неважно — было бы бумажно.
Неважно, что бумажно — было бы денежно».
«Деньги, как дети, люблю смотреть, как они растут».
«С кем пьют, тому премию дают».
«Денег нет? Это перед деньгой!»
«Юбочник обращаясь к карманнику
:
— Найдешь трамвай потесней, да публику потесней
, смотришь — и деньги зашевелились».
Поговорки с рифмой «не важно» — «бумажно» встречаются в различных вариациях и значениях в литературных текстах, например, в повести Алексея Чапыгина «На лебяжьих озерах»: «— Да уж рази и мне пошутить? Неважно — вдовье дело бумажно…»
). В сборнике пословиц Владимира Даля можно найти такую рифмованную отговорку: «Не нужно жемчужно, не важно бумажно (отв. на: „Это нужно“)»
.
Варианты пословицы «Неважно, что бумажно — было бы денежно» встречаются в современных текстах. Например, эта пословица использована в заголовке интервью с коллекционером бумажных денег в LiveJournal: «Не важно, что бумажно, важно, что денежно!»
Прощай, Тарновская больница,
Прощай, железная кровать,
Пойду в родную я квартиру
В своёй я койке умирать.
Пропал мой нос, пропали губы,
Пропал и тонкий голос мой.
Фрагмент песни от лица женщины, проходящей лечение от сифилиса. Речь идет о Калинкинской больнице — старейшей в России венерологической клинике, с 1922 года носившей имя сифилидолога Вениамина Тарновского. Ее пациентками как в 1920-е годы, так и ранее были больные сифилисом проститутки. Известен полный вариант этой песни, зафиксированный в конце 1920-х или в начале 1930-х годов:
Прощай, Тарновская больница,
Прощай, железная кровать,
На ней лежать одно мученье,
Укол, вливанья принимать.
Укол, вливанья принимаю,
Раствором горло полощу,
Во рту я язву прижигаю,
Проклятый сифилис лечу.
Пропал мой нос, пропало горло,
Пропала русая коса,
Пропала легкая походка,
Пропала девица-краса.
Ах ты мать моя родная,
Зачем на свет ты родила,
Судьбой несчастной наградила,
Халат Тарновского дала?
Халат Тарновский презирают,
Нигде прохода не дают
И безо всякого стесненья
Все сифилиткою зовут.
Теперь в деревню не поеду,
Боюсь родных я заразить,
Я остаюся в Ленинграде
Проклятый сифилис лечить.
Фрагмент, записанный Вагиновым в «Семечках», полностью и без изменений приведен во второй редакции его романа «Гарпагониана»
. Ее поет персонаж по прозвищу Вшивая Горка, текст песни предварен словами: «Истый хулиган пел». Можно предположить, что Вагинов, вкладывая песню проститутки в уста хулигану, не слышал ее целиком и, соответственно, не знал, что она поется от лица женщины.
«Весна. Село Смоленское, около Мельницы Ленина (бывшая Мордуха)
. Был у них, так сказать, большой поросенок. В том же здании действительно больная женщина находилась. Ночью скорая помощь подъехала. На носилках свинью, переодетую в женскую одежду, вынесли, в автомобиль скорой помощи положили и повезли. Милиционер стоял. Подозрительного ничего не заметил.
— Ты что-то врешь, как же свинья не визжала?
— Она была у них с вечера заколона
, хранилась.
— Да бандитизму много было».
Сюжет о краже животного с переодеванием в человеческую одежду — очень древний, бытующий в Европе еще с Античности. В международном указателе сказочных сюжетов он называется «Овца в колыбели»
, в указателе сюжетов восточнославянской сказки — «Кража овцы»
. Вагинову удалось записать вариацию этого сюжета, которая подается как современная история: в ней есть указание на реальное место происшествия (село Смоленское) и детали быта 1920–30-х годов (скорая помощь).
Промозглый Питер легким и простым
Ему в ту пору показался.
Под солнцем сладостным, под небом голубым
Он весь в прозрачности купался.
И липкость воздуха и черные утра,
И фонари, стоящие, как слезы,
И липкотеплые ветра
Ему казались лепестками розы.
И он стоял, и в северный цветок,
Как соловей, все более влюблялся,
И воздух за глотком глоток
Он пил и улыбался.
И думал: молодость пройдет,
Душа предстанет безобразной
И почернеет, как цветок,
Мир обведет потухшим глазом.
Холодный и язвительный стакан,
Быть может, выпить нам придется,
Но все же роза с стебелька
Нет-нет и улыбнется.
Увы, никак не истребить
Видений юности беспечной.
И продолжает он любить
Цветок прекрасный бесконечно.