Марк Прудкин родился 14 сентября 1898 года в городе Клин Московской губернии в семье портного Исаака Львовича Прудкина.

Детство и юность будущего актера прошли в Клину. Его семья жила небогато. Вот как сам Марк Исаакович вспоминал о своем детстве: «Надо сказать, что у меня в Клинском крае глубокие корни: и дед мой, и отец - исконные жители Клина, оба занимались портняжным делом, обшивали, почитай, весь город, да и крестьяне близлежащих деревень охотно несли заказы: брали портные за работу недорого, да и шили подчас в рассрочку. Жизнь портного со стороны кое-кому казалась материально приличной. Я же помню другое: как меня мальчишкой отец то и дело посылал с запиской к знакомым горожанам - одолжить пятерку или десятку, чтобы можно было с большой семьей протянуть до ближайшего заработка». Но, несмотря на эти не очень радостные детские воспоминания, Марк Прудкин всю свою жизнь с особой теплотой вспоминал и своих родителей, воспитавших пятерых детей, и свою малую родину – городок Клин.
Год его рождения совпал с годом основания Московского художественного театра. Впоследствии Марк Исаакович считал это совпадение знаком судьбы, и отдал 75 лет служению своему любимому театру. Но изначально Марк Исаакович вовсе не хотел становиться актером. В детстве он мечтал стать оперным певцом, и первая роль будущего артиста была сыграна на сцене любительского театра реального училища, в котором Марк Прудкин учился в ранней юности. В 1913 году, в возрасте 15 лет он сыграл роль воина в пьесе «Жизнь за царя». Примерно в то же время случился и его первый актерский провал. Как вспоминал сам Марк Исаакович: «Читал я «Клеветникам России» Пушкина, но на середине все забыл и убежал домой, считая, что моя театральная карьера кончена». Однако через два года, Марк Прудкин вновь решил попытать счастья на той же самой сцене, после того, как в 1915 году преподаватель русского и литературы в училище и большой театрал Бабкин решил поставить пьесу Александра Островского «Бедность – не порок». Попробовать свои силы в актерском мастерстве было предложено всем желающим. Многим ученикам хотелось сыграть роль Любима Торцова, и режиссеру даже пришлось провести конкурс на эту роль, после чего она досталась Марку Прудкину. После весьма удачной премьеры один из преподавателей сказал родителям юного актера: «В этом спектакле все играли как дети, а ваш сын играл как артист!». Спектакль был сыгран, буря аплодисментов утихла, но Марк в тот день долго не мог успокоиться. Уже, будучи взрослым, он вспоминал: «Никогда не забуду первые ощущения после спектакля. Отыграв свои роли, мои товарищи вовсе забыли о спектакле, сразу вернулись к обычным учебным будням. А я был потрясен, у меня осталось такое чувство, словно я что-то потерял, и думал: неужели это в жизни больше не повторится?».
Второй актерской работой Марка Прудкина была роль Мизгиря в спектакле «Снегурочка». В постановке спектакля была использована музыка Петра Ильича Чайковского, и на эту премьеру был приглашен младший брат композитора драматург и театральный критик Модест Ильич Чайковский. После окончания спектакля Модест Ильич похвалил Марка и сказал, что у него есть несомненные сценические способности. В то время в родном городе Марка Исааковича работал кружок драматического искусства, и возглавлял его Владимир Рубцов. Марк Прудкин стал посещать это кружок, где ставились спектакли «Сильные и слабые», «Безработные» и «На дне». Актеры этого кружка играли совершенно безвозмездно – вся выручка от спектаклей шла на помощь нуждающимся.
Многие учащиеся реального училища, и Марк Прудкин не был исключением, просто бредили в то время театром. Они мечтали попасть хоть на какой-нибудь из спектаклей Московского Художественного театра, но вырваться в Москву и достать билеты было весьма проблематично. И тогда, посоветовавшись с Модестом Ильичем Чайковским, молодые люди решили написать письмо одному из основателей Московского Художественного театра – самому Константину Сергеевичу Станиславскому. В своем письме ребята просили помочь достать им «в течение Масленой недели недорогие билеты на «Синюю птицу» и «Горе от ума», по пяти билетов на каждую пьесу». Второй подписью в конце письма значилась фамилия – М.Прудкин. Константин Сергеевич не оставил без внимания просьбу. Как вспоминал соавтор этого письма Марк Прудкин: «И представьте себе, Станиславский нашел время, откликнулся на просьбу неизвестных ему мальчишек. Годы спустя наше письмо обнаружили в архиве Станиславского с его резолюцией: «Прошу ответить и исполнить». Именно с той поры в сердце будущего известного актера зажглась первая искорка любви к Художественному театру.
Одним из тех, кто первым заметил удивительный актерский талант Марка Прудкина бы его друг и одноклассник Виктор Викторов. Именно он предложил своему другу поехать в Москву и попытаться поступить в школу-студию Московского Художественного театра. Виктор долго уговаривал стеснительного Марка и, когда ложная скромность была отброшена, ребята отправились в Москву. Марк хотел попытать счастья и в Камерном театре, но Александр Яковлевич Таиров, бывший в то время его руководителем, не разглядел в юноше талант. Из воспоминаний племянника Марка Прудкина Виктора Синельникова, слышавшего историю поступления в МХТ от дяди: «Марк настолько оказался не готов к своему выступлению перед комиссией, что даже не подумал о какой-то приличествующей этому событию одежде. В форме ученика реального училища он предстал перед жюри, чем озадачил самого Станиславского.
– Простите, Вы гимназист или студент? – поинтересовался маэстро.
Марк понял, что честный ответ автоматически лишает его участия в конкурсе по возрасту и поэтому сразу же вошёл в роль студента. Затем он продемонстрировал свои литературные заготовки и, выйдя из аудитории, попал в руки друга, который отвёз его к себе в Марьину Рощу, чтобы скоротать 3 часа до объявления результатов отбора. Фемида оказалась благосклонной к самому молодому абитуриенту. Он был принят вместе с известными впоследствии актёрами: Владимиром Ершовым и Михаилом Гаркави».
В тот день на вступительном испытании Марк не случайно оказался в форме гимназиста. Дело в том, что до окончания реального училища ему оставался целый год. В результате его зачислили в студию, выдали удостоверение № 144, в котором было указано, что Марк Прудкин является «сотрудником Московского Художественного театра», и отправили доучиваться в родной город.
В 1918 году Марк Прудкин вновь приехал в Москву и начал играть во 2-й студии МХТ. С 1918-го по 1924-й год в этой студии Марком Исааковичем были сыграны роли Приклонского в спектакле «Узор из роз», Володи в спектакле «Зеленое кольцо», Карла Мора в спектакле «Разбойники», Дона Люиса в спектакле «Дама-невидимка», а также Раскольникова и князя Мышкина в отрывках по «Преступлению и наказанию» и «Идиоту» Достоевского. В 1924 году школа-студия МХТ прекратила свою работу, а актеры и режиссеры, работавшие в ней, влились в труппу Московского Художественного Академического Театра и составили так называемое его «второе поколение». Николай Хмелев, Анастасия Зуева, Алексей Грибов, Ангелина Степанова, Михаил Яншин, Алла Тарасова и, конечно же, Марк Прудкин – вот эти легендарные актеры «второго поколения» великих мастеров МХАТа. По словам выпускника Школы-студии МХАТ 1967 года актера Евгения Киндинова: «У этого поколения была очень высокая актерская планка вне зависимости от роли. Они никогда не позволяли себе опускаться ниже того уровня, который был внутри каждого из них. Это блистательная школа, и, конечно, каждый из них был ярчайшей индивидуальностью. Я помню Марка Исааковича Прудкина в роли Федора Павловича Карамазова. Он находил такие краски, что даже страшновато становилось. Какие в нем вдруг прорывались интонации сладострастия. Складывалось ощущение, что он таял в своих глазах от сладострастия. Причем зазора между персонажем и исполнителем не было никакого. Или Яков Коломийцев в спектакле «Последние» – в этой роли Марк Исаакович был такой трогательный и беззащитный. Он вставал, еле передвигая ноги, защищая детей Ивана. Он не плакал, но в его раскрытых от ужаса глазах было ощущение краха и душевной боли. Это был слабый человек, из последних сил защищающий справедливость и честь чужих детей».
Поначалу Марку Исааковичу доставались роли героико-романтического плана – Карл Моор в «Разбойниках» Шиллера, Дон Луис в спектакле «Дама-невидимка» Кальдерона и Чацкий в «Горе от ума» Грибоедова. По словам театрального критика и театроведа Н.А.Крымовой: «То, что он - отменный специфический артист, подметили не все и не сразу». Но со временем актерский репертуар Прудкина значительно расширился, потому что Марк Исаакович обладал восхитительным талантом перевоплощения и способностью вникать в психологическую сущность своего героя. Не меньшее внимание он уделял и внешним атрибутам – костюму, мимике и гриму. Эти выдающиеся актерские способности позволили Марку Прудкину показывать персонажей с диаметрально противоположными характерами.
Настоящая известность пришла к Марку Прудкину в 28 лет после премьеры спектакля «Дни Турбиных» в 1926 году, в котором он сыграл роль адъютанта Шервинского. Вот как о роли своего отца в спектакле «Дни Турбиных» рассказывал Владимир Прудкин: «Дни Турбиных» для второго поколения мхатовских актёров стали одновременно боевым крещением и звёздным часом. Спектакль, воспевающий белое офицерство, в пролетарском государстве было разрешено играть только им. И успех был бешеным. Открытки с Прудкиным в роли бесшабашного Шервинского можно было купить в любом ларьке».
После роли легкомысленного и «порхающего» покорителя женских сердец Шервинского Прудкину досталась роль человека с мертвой душой - мрачного капитана Незеласова в постановке «Бронепоезд 14-69» Всеволода Иванова. Станиславский как будто бы испытывал границы актерского мастерства Марка Прудкина, и Марку Исааковичу это нравилось. Ему хотелось проживать на сцене все новые и новые жизни, примерять на себя чужие судьбы и в этом он видел свое призвание. Марк Исаакович мог сочетать в создаваемом им образе внешний комизм, внутреннюю холодность и беспощадность, как в роли прокурора Бреве в «Воскресении» Льва Толстого. Или легкомыслие «героя-любовника» с тонкой иронией и язвительностью, как в роли чиновника Григория Антоныча Бакина в «Талантах и поклонниках» Островского. Как признавался Марк Исаакович, создавать точные образы своих героев ему помогали воспоминания о родном городе и его жителях: «Я играю в пьесах Островского и вспоминаю клинских чиновников, учителей, купцов, не отличавшихся от типов времен Островского. Они оживают в моей эмоциональной памяти, - и Клин помогает мне сделать их живыми сценическими персонажами. Порой ловлю себя на том что, когда сижу перед выходом на сцену, начинаю фантазировать - невольно «проигрываю» в сознании и наш бульвар, и поэтические улочки, и реку Сестру... Для меня городской сад с театром в «Талантах и поклонниках» - это наш клинский летний сад, чиновники и дородные купцы-картузники в «Последней жертве» Островского - это, точно вам говорю, - клинские, я то их помню...»
Самым сложным периодом в творчестве Марка Прудкина, несмотря на роли, принесшие Марку Исааковичу государственные награды, стали послевоенные годы. Как говорил сын актера и заместитель художественного руководителя МХТ имени А.П.Чехова Владимир Прудкин: «В какой-то момент им (актерам) стало стыдно! И я знаю, что отцу было стыдно говорить те слова со сцены, которые он был вынужден говорить, играть те роли, играть эти ходячие плакатные изображения. Это переживалось очень тяжело. Он очень страдал».
В 1961 году Марк Исаакович Прудкин сыграл одну из своих самых блистательных театральных ролей - роль Федора Павловича Карамазова в спектакле «Братья Карамазовы». А в 1969 году на эту роль в свою экранизацию романа Достоевского его пригласил режиссер Иван Пырьев. При этом можно отметить, что работа в кино противоречила пониманию Марком Исааковичем работы актера. Владимир Прудкин рассказывал: «Если бы, повторяю, это был не Достоевский и не Фёдор Павлович Карамазов, то я не уверен, что он дал бы согласие на что-нибудь другое. Как?! Там же не готовятся так, там же невозможно репетировать годами, как репетировали во МХАТе!» А вот как вспоминал об этом племянник актера Виктор Синельников: «Помнится, как он радовался, когда Иван Пырьев, увидев его в роли Фёдора Карамазова, в мхатовском спектакле, пригласил в свой фильм «Братья Карамазовы». Марк Исаакович ранее не имел серьёзных контактов с кинематографом. В молодости он сыграл пару небольших ролей, но не почувствовал тяги к этому искусству. Однако у Пырьева, да ещё с такими «детьми», как Михаил Ульянов, Алексей Мягков и Кирилл Лавров, ему хотелось попробовать и свои возможности».
Актер Михаил Ульянов в своей статье «Истинный артист» писал: «Марк Прудкин не захотел менять привычную нормальную атмосферу родного театра на странный мир кино, непривычному человеку напоминающий и фабрику, и театр без зрителей, и шаманство, где режиссёр танцует какой-то странный танец перед актёром, убеждая его (а главным образом себя), что это единственно правильный ход в решении сцены, роли. Мир, куда почти никогда нельзя опоздать, мир, похожий на маскарад, где есть и ряженые, и обслуживающие. Мир странный, где всё залито беспощадным светом, притягивающим к себе. Обещающий и очень часто обманывающий, пугающий манящий мир, где нужно иметь лошадиное терпение, чувствительность газели, непробиваемую шкуру бегемота. Испугался ли, обиделся ли, не захотел ли, но Прудкин не согласился. Но не таков был Иван Александрович Пырьев, чтобы отказаться от того, что ему нужно для фильма… Этот яростный, нетерпеливый, резкий человек умел быть удивительно терпеливым, предупредительным, мягким… Уговаривая Прудкина, он соглашался на любые отсрочки, любые условия. И Прудкин рискнул. Осторожно оглядываясь, готовый в любой момент уйти обратно в привычный милый уютный мир Художественного театра; многого еще не понимая, недоверчиво слушая, пугаясь света, толкотни, обилия людей, кажущихся лишними, он приступил к съёмкам. И.А Пырьев, знаток душевного настроя, был тоже осторожен, непривычно спокоен и старомодно предупредителен. Шла изящная, умная игра, смысл которой заключался в том, чтобы убедить Марка Исааковича, будто киносъёмки совсем нетрудное и вполне доступное дело. И Пырьев добился своего. Прудкин постепенно освоился с непривычным для него занятием и, оглядевшись, увидел, что чёрт не так уж страшен, и жить в кино можно, а главное, можно играть несмотря на на мешающие актёру лица, предметы, обстоятельства. Приглашение Прудкина на роль Фёдора Павловича Карамазова было большим выигрышем и удачей Пырьева. Игра «стоила свеч».