"Мне солнце горит - в полночь!
"
11 октября 1893г. родился Сергей Эфрон.
Публицист, литератор, офицер Белой армии, марковец, первопоходник, агент НКВД. Муж Марины Цветаевой, отец трёх её детей.
Что бы ни происходило в мире и в отдельной человеческой жизни, главное, вокруг чего вертится земля, - ЛЮБОВЬ. Об этом сказано разными людьми во все времена бессчетное количество раз.И пока у человека есть это чудо, он живёт, одухотворённый и оберегаемый любовью. Но когда эта прекрасная сущность вдруг покидает его...
У великого поэта Марины Цветаевой свои отношения со временем и с любовью. Что же произошло, что привело к трагедии в Елабуге?
Жизнь и судьбу определила главная встреча - 5 мая 1911 года в Коктебеле у М. Волошина Марина Цветаева встретила Сергея Эфрона.
У великого поэта Марины Цветаевой свои отношения со временем и с любовью. Что же произошло, что привело к трагедии в Елабуге?
Жизнь и судьбу определила главная встреча - 5 мая 1911 года в Коктебеле у М. Волошина Марина Цветаева встретила Сергея Эфрона.
Год назад на него обрушилась страшная трагедия: в Париже покончили жизнь самоубийством младший брат Константин и мать Елизавета Петровна. А нынче, в этот весенний день, на черноморском берегу Марина увидела юношу своей мечты.
"Серёжа в моей жизни - как сон", - напишет она спустя десять лет Максимилиану Волошину. "Ну, можно ли быть таким прекрасным? Когда взглянешь на такого - стыдно ходить по земле! Я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: навек. Никого другого", - это строки из письма вновь, после мучительных лет неясности, обретённому Сергею Эфрону. Он, прошедший адовыми кругами добровольчества, - жив! И что может быть восхитительнее мира, наполненного любовью!
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке.
Коньками по льду и кольцом на стеклах,
И на стволах, которым сотни зим...
И, наконец, - чтоб было всем известно! -
Что ты любим! любим! любим! любим! -
Расписывалась радугой небесной...
Это строки из стихотворения 1920 года.
Судьба следует своим строго очерченным курсом - ведь на свете случаются чудеса - и Марина Цветаева с дочерью Ариадной едет к унесённому эмигрантским ветром Эфрону. Покидая Россию, Цветаева оставляет в ней Софию Парнок, любовь к которой красной нитью проходит через всю её жизнь. Вот как прощается она с адресатом своего цикла "Подруга" в стихотворении "Рельсы":
В час, когда отчаяньем, как свахой,
Простыни разостланы - Твоя! -
И обезголосевшая Сафо
Плачет, как последняя швея.
Плач безропотности! Плач болотной
Цапли... Водоросли - плач! Глубок
Железнодорожные полотна
Ножницами режущий гудок...
Любовь, замешанная на бурных отрицательных эмоциях, казалось бы, забудется, отсеченная границей. Но появившееся в 1935 году на французском языке эссе "Письмо к Амазонке" свидетельствует о противоположном... Когда нет любви, жизнь любого человека пуста, не имеет смысла.
А творческая личность не допустит этого. На мой взгляд, большего мастера эпистолярных романов, чем Цветаева, не существует во всей мировой литературе. Письма к Б. Пастернаку, Р. Рильке, А. Бахраху, А. Вишняку дышат истинной любовью, сияют тончайшими оттенками искрящегося воображения гениального поэта. Но встречи в жизни с адресатами любовных писем уничтожают обаяние, тайну чувства. Так было в отношениях с Б. Пастернаком после возвращения Цветаевой в Россию. Любви не получилось, но его дружеская помощь в тяжелейший для неё период жизни неоценима: именно Пастернак договорился о столь необходимой работе - переводах для "Интернациональной литературы". Когда же появилась реальная возможность снять на два года комнату на Покровском бульваре и срочно нужны были четыре тысячи, помогла вторая жена Пастернака Зинаида Николаевна. Она "проявила предельную энергию и доброту", как пишет Цветаева сестре мужа Е. Я. Эфрон 24 сентября 1940 года. Они обошли вместе с Цветаевой всё имущее Переделкино - и за два дня удалось собрать нужную сумму и обрести новое жильё.
Когда же мы говорим о переписке Цветаевой с крупнейшим немецкоязычным поэтом XX века Райнером Рильке, нужно знать, что она пришлась на вторую половину 1926 года, а в конце декабря мучительная болезнь унесла его жизнь. Удивительно, что шквал цветаевской любви, обрушившейся на неизлечимо больного человека, не ушел в песок. Поэт видит и понимает поэта. Встреча была исключена физически, но у Цветаевой останутся письма Рильке и еще одна драгоценность - посвященная ей "Элегия для Марины". Рильке - не просто величайший поэт, а сама сущность поэзии - посвятил ей удивительное стихотворение, до настоящего времени до конца не разгаданное: настолько глубок его смысл.
Волны, Марина, мы - море! Глуби, Марина, мы - небо!
Мы тысячи весен, Марина! Мы - жаворонки над полями!
Мы - песня, догнавшая ветер!
Это понимание друг друга с полуслова... "Твоя Элегия. Райнер, всю жизнь я раздаривала себя в стихах - всем. Поэтам - тоже.., поэты не писали мне стихов... - и я всегда смеялась: они оставляют это тому, кто придет через сто лет". Действительно, при жизни немногие поэты посвятили Цветаевой свои стихи: среди них обожавший её поэзию Максимилиан Волошин и мало ценимая в поэтическом плане С. Парнок. На водопад цветаевских посвящений Ахматова ответила стихотворением "Невидимка, двойник, пересмешник". Она не нашла в себе силы прочитать его при последней "невстрече" с Цветаевой за две недели до войны - настолько сильно в нем интуитивное ощущение ожидающей Цветаеву трагедии... Тем ценнее в немногочисленном ряду посвящений "Элегия для Марины" Рильке - это удивительное стихотворение.
Но в жизни Цветаевой был Константин Родзевич - реальная, земная любовь. "Вы сделали надо мной чудо, я в первый раз ощутила единство неба и земли", - пишет она герою пражских поэм 22 сентября 1923 года. Внезапно вспыхнувшая любовь продлилась недолго, а затем перешла в дружбу.
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи.
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
Это стихотворение 1923 года обращено к герою "Поэмы Горы" и "Поэмы Конца". К. Родзевич прожил достаточно долгую жизнь (92 года) и никогда не компрометировал Марину Цветаеву неосторожными высказываниями, отсылая любителей сенсаций к её произведениям - там всё сказано. И время показало, что это порядочный и глубокий человек. Перелистывая фантастически богатый событиями роман своей жизни, Константин Родзевич понял: ярчайшая страница его судьбы - Марина Цветаева. У него открылся дар художника, и в 60-е годы он создал несколько её портретов. На них она жизнерадостна и счастлива - видно, что это работы любящего...
Есть такая любовь в жизни Цветаевой, которая пребывала с ней с младенчества, со времен Тарусы, сопровождала во всех заграницах. Это не деревенское житье, которое выматывало, не цветы, к которым была равнодушна - признавала только розы, это - деревья. Ведь недаром в русской мифологии они связываются с идеей плодородия и жизни:
Деревья! К вам иду! Спастись
От рёва рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
..............................
К вам! В живоплещущую ртуть
Листвы - пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!
Зеленых отсветов рои...
Как в руки - плещущие...
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!
Строки из цикла "Деревья"... Кажется, что этот вопль одинокой души исторгнут прямо сейчас, а не 8 сентября 1922 года.
Но где раздвоение Цветаевской натуры проявилось во всем многообразии - это в любви к детям. У Ариадны, родившейся в сентябре 1912 года, совсем юные родители. Похожая на отца, с огромными голубыми глазами, Аля, как символ любви Сергея Эфрона, всегда рядом с матерью, она нужна ей, любима ею:
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным -
Чудодейственным твоим
Голосом: - Марина!
Эти и еще многие-многие строки посвящены любимой дочери. А вот отрывки из дневника поистине героического девятнадцатого года: "Семь часов подряд на полу, на коленях, среди горящих углей и щепок. Угли вылетают прямо на платье, хватаю их прямо руками, вталкиваю обратно в печку - опять вылетают, потом выгребаю - совок кривой, опять руками. Колю щепки, топор соскакивает... И надо всем этим Алина исступленная - баснословная - экстатическая любовь. - "Марина! У Вас в волосах звездная корона! О, Марина! Какое у Вас лицо! О, Марина! В этой комнате - Нищенство, Роскошь, Поэзия, Любовь!" В семь лет эта на редкость одаренная, не по годам развитая девочка стала наперсницей своей гениальной матери, её опорой во всех невзгодах. "Господи, как нужна Ваша родственная порода!" - из письма С. Эфрону 27 февраля 1921 года.
А вот с младшей дочерью, Ириной, появившейся на свет в апреле 1917 года, всё обстоит иначе. С материнской любовью ей не повезло напрочь. Но нам ли судить гениальную личность? Она судит себя сама. Вот отрывки из записной книжки № 7: "...я как-то не верила, что она вырастет - хотя совсем не думала о её смерти, просто это было существо без будущего. Может быть - с гениальным будущим?" И ещё запись: "Ирина! Если есть небо и ты на небе, пойми и прости меня, бывшую тебе дурной матерью, не сумевшую перебороть неприязнь к твоей темной непонятной сущности. Зачем ты пришла? - Голодать, петь "Ай, дуду", ходить по кровати, трясти решетку, качаться, слушать окрики... История Ирининой жизни и смерти: на одного маленького ребенка в мире не хватило любви".
"Пригвождена к позорному столбу славянской совести старинной", - напишет Цветаева 19 мая 1920 года. В Сретение этого года в Кунцевском приюте умерла от голода Ирина. Ей не было и трех лет...
Рождение в Чехии 1 февраля 1925 года долгожданного сына - это осуществление мечты, это апогей материнской любви Марины Цветаевой.
"Серёжа в моей жизни - как сон", - напишет она спустя десять лет Максимилиану Волошину. "Ну, можно ли быть таким прекрасным? Когда взглянешь на такого - стыдно ходить по земле! Я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: навек. Никого другого", - это строки из письма вновь, после мучительных лет неясности, обретённому Сергею Эфрону. Он, прошедший адовыми кругами добровольчества, - жив! И что может быть восхитительнее мира, наполненного любовью!
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке.
Коньками по льду и кольцом на стеклах,
И на стволах, которым сотни зим...
И, наконец, - чтоб было всем известно! -
Что ты любим! любим! любим! любим! -
Расписывалась радугой небесной...
Это строки из стихотворения 1920 года.
Судьба следует своим строго очерченным курсом - ведь на свете случаются чудеса - и Марина Цветаева с дочерью Ариадной едет к унесённому эмигрантским ветром Эфрону. Покидая Россию, Цветаева оставляет в ней Софию Парнок, любовь к которой красной нитью проходит через всю её жизнь. Вот как прощается она с адресатом своего цикла "Подруга" в стихотворении "Рельсы":
В час, когда отчаяньем, как свахой,
Простыни разостланы - Твоя! -
И обезголосевшая Сафо
Плачет, как последняя швея.
Плач безропотности! Плач болотной
Цапли... Водоросли - плач! Глубок
Железнодорожные полотна
Ножницами режущий гудок...
Любовь, замешанная на бурных отрицательных эмоциях, казалось бы, забудется, отсеченная границей. Но появившееся в 1935 году на французском языке эссе "Письмо к Амазонке" свидетельствует о противоположном... Когда нет любви, жизнь любого человека пуста, не имеет смысла.
А творческая личность не допустит этого. На мой взгляд, большего мастера эпистолярных романов, чем Цветаева, не существует во всей мировой литературе. Письма к Б. Пастернаку, Р. Рильке, А. Бахраху, А. Вишняку дышат истинной любовью, сияют тончайшими оттенками искрящегося воображения гениального поэта. Но встречи в жизни с адресатами любовных писем уничтожают обаяние, тайну чувства. Так было в отношениях с Б. Пастернаком после возвращения Цветаевой в Россию. Любви не получилось, но его дружеская помощь в тяжелейший для неё период жизни неоценима: именно Пастернак договорился о столь необходимой работе - переводах для "Интернациональной литературы". Когда же появилась реальная возможность снять на два года комнату на Покровском бульваре и срочно нужны были четыре тысячи, помогла вторая жена Пастернака Зинаида Николаевна. Она "проявила предельную энергию и доброту", как пишет Цветаева сестре мужа Е. Я. Эфрон 24 сентября 1940 года. Они обошли вместе с Цветаевой всё имущее Переделкино - и за два дня удалось собрать нужную сумму и обрести новое жильё.
Когда же мы говорим о переписке Цветаевой с крупнейшим немецкоязычным поэтом XX века Райнером Рильке, нужно знать, что она пришлась на вторую половину 1926 года, а в конце декабря мучительная болезнь унесла его жизнь. Удивительно, что шквал цветаевской любви, обрушившейся на неизлечимо больного человека, не ушел в песок. Поэт видит и понимает поэта. Встреча была исключена физически, но у Цветаевой останутся письма Рильке и еще одна драгоценность - посвященная ей "Элегия для Марины". Рильке - не просто величайший поэт, а сама сущность поэзии - посвятил ей удивительное стихотворение, до настоящего времени до конца не разгаданное: настолько глубок его смысл.
Волны, Марина, мы - море! Глуби, Марина, мы - небо!
Мы тысячи весен, Марина! Мы - жаворонки над полями!
Мы - песня, догнавшая ветер!
Это понимание друг друга с полуслова... "Твоя Элегия. Райнер, всю жизнь я раздаривала себя в стихах - всем. Поэтам - тоже.., поэты не писали мне стихов... - и я всегда смеялась: они оставляют это тому, кто придет через сто лет". Действительно, при жизни немногие поэты посвятили Цветаевой свои стихи: среди них обожавший её поэзию Максимилиан Волошин и мало ценимая в поэтическом плане С. Парнок. На водопад цветаевских посвящений Ахматова ответила стихотворением "Невидимка, двойник, пересмешник". Она не нашла в себе силы прочитать его при последней "невстрече" с Цветаевой за две недели до войны - настолько сильно в нем интуитивное ощущение ожидающей Цветаеву трагедии... Тем ценнее в немногочисленном ряду посвящений "Элегия для Марины" Рильке - это удивительное стихотворение.
Но в жизни Цветаевой был Константин Родзевич - реальная, земная любовь. "Вы сделали надо мной чудо, я в первый раз ощутила единство неба и земли", - пишет она герою пражских поэм 22 сентября 1923 года. Внезапно вспыхнувшая любовь продлилась недолго, а затем перешла в дружбу.
Ты, меня любивший фальшью
Истины - и правдой лжи.
Ты, меня любивший - дальше
Некуда! - За рубежи!
Ты, меня любивший дольше
Времени. - Десницы взмах! -
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.
Это стихотворение 1923 года обращено к герою "Поэмы Горы" и "Поэмы Конца". К. Родзевич прожил достаточно долгую жизнь (92 года) и никогда не компрометировал Марину Цветаеву неосторожными высказываниями, отсылая любителей сенсаций к её произведениям - там всё сказано. И время показало, что это порядочный и глубокий человек. Перелистывая фантастически богатый событиями роман своей жизни, Константин Родзевич понял: ярчайшая страница его судьбы - Марина Цветаева. У него открылся дар художника, и в 60-е годы он создал несколько её портретов. На них она жизнерадостна и счастлива - видно, что это работы любящего...
Есть такая любовь в жизни Цветаевой, которая пребывала с ней с младенчества, со времен Тарусы, сопровождала во всех заграницах. Это не деревенское житье, которое выматывало, не цветы, к которым была равнодушна - признавала только розы, это - деревья. Ведь недаром в русской мифологии они связываются с идеей плодородия и жизни:
Деревья! К вам иду! Спастись
От рёва рыночного!
Вашими вымахами ввысь
Как сердце выдышано!
..............................
К вам! В живоплещущую ртуть
Листвы - пусть рушащейся!
Впервые руки распахнуть!
Забросить рукописи!
Зеленых отсветов рои...
Как в руки - плещущие...
Простоволосые мои,
Мои трепещущие!
Строки из цикла "Деревья"... Кажется, что этот вопль одинокой души исторгнут прямо сейчас, а не 8 сентября 1922 года.
Но где раздвоение Цветаевской натуры проявилось во всем многообразии - это в любви к детям. У Ариадны, родившейся в сентябре 1912 года, совсем юные родители. Похожая на отца, с огромными голубыми глазами, Аля, как символ любви Сергея Эфрона, всегда рядом с матерью, она нужна ей, любима ею:
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным -
Чудодейственным твоим
Голосом: - Марина!
Эти и еще многие-многие строки посвящены любимой дочери. А вот отрывки из дневника поистине героического девятнадцатого года: "Семь часов подряд на полу, на коленях, среди горящих углей и щепок. Угли вылетают прямо на платье, хватаю их прямо руками, вталкиваю обратно в печку - опять вылетают, потом выгребаю - совок кривой, опять руками. Колю щепки, топор соскакивает... И надо всем этим Алина исступленная - баснословная - экстатическая любовь. - "Марина! У Вас в волосах звездная корона! О, Марина! Какое у Вас лицо! О, Марина! В этой комнате - Нищенство, Роскошь, Поэзия, Любовь!" В семь лет эта на редкость одаренная, не по годам развитая девочка стала наперсницей своей гениальной матери, её опорой во всех невзгодах. "Господи, как нужна Ваша родственная порода!" - из письма С. Эфрону 27 февраля 1921 года.
А вот с младшей дочерью, Ириной, появившейся на свет в апреле 1917 года, всё обстоит иначе. С материнской любовью ей не повезло напрочь. Но нам ли судить гениальную личность? Она судит себя сама. Вот отрывки из записной книжки № 7: "...я как-то не верила, что она вырастет - хотя совсем не думала о её смерти, просто это было существо без будущего. Может быть - с гениальным будущим?" И ещё запись: "Ирина! Если есть небо и ты на небе, пойми и прости меня, бывшую тебе дурной матерью, не сумевшую перебороть неприязнь к твоей темной непонятной сущности. Зачем ты пришла? - Голодать, петь "Ай, дуду", ходить по кровати, трясти решетку, качаться, слушать окрики... История Ирининой жизни и смерти: на одного маленького ребенка в мире не хватило любви".
"Пригвождена к позорному столбу славянской совести старинной", - напишет Цветаева 19 мая 1920 года. В Сретение этого года в Кунцевском приюте умерла от голода Ирина. Ей не было и трех лет...
Рождение в Чехии 1 февраля 1925 года долгожданного сына - это осуществление мечты, это апогей материнской любви Марины Цветаевой.
Еще до рождения было выбрано имя - Борис, в честь Пастернака, но по предложению отца мальчика назвали Георгием. Если учесть, что Георгий - Победоносец, что в 1921 году написан цикл стихотворений "Георгий", посвященный любимому воину С. Эфрону, - имя должно было стать родным. Однако этого не случилось - ребёнка стали звать Муром. Счастливая мать так определила свое отношение к появившемуся младенцу: "Буду любить его - каким бы он ни был: не за красоту, не за дарование, не за сходство - за то, что он есть. Может быть, это самая большая любовь моей жизни? Может быть - СЧАСТЛИВАЯ любовь? (Такой не знаю. Любовь для меня - беда.)".
Минуя все трудности взращивания в нищете парижской жизни чудного Мура, обратимся к 1939 году, когда Цветаева вместе с четырнадцатилетним сыном возвращается в СССР. Воссоединение семьи в Болшеве, в Подмосковье, произошло в июне, а 27 августа забирают Алю, и вскоре, 10 октября, "черный ворон" увозит Сергея Яковлевича. Жизнь матери и сына под неласковым оком родины... "Есть у меня важный свидетель - сын, умный и суровый Мур", - отмечала в письмах Цветаева. В творческом плане природа не отдохнула на детях Цветаевой: блестящие, поразительно проницательные дневники писала маленькая Аля в Москве, а в 2004 году увидели свет дневники Георгия Эфрона. Они уникальны уже потому, что всё, о чем он рассказывает, происходит на фоне присутствия матери. Цветаева брала сына с собой в гости ко всем своим знакомым, обсуждала с ним все перипетии с поисками жилья, не скрывала от него своих волнений о судьбе арестованных близких. В записях Мура разворачивается история трагического противостояния Цветаевой ударам судьбы, иссякновения ее сил в этой борьбе и рокового исхода. Сын не только внешне похож на мать - он прекрасно владеет словом, его дневники - затрагивающее душу чтение. Он любит музыку и является её тонким ценителем, ведёт весьма насыщенную культурную жизнь: бывает в Большом театре, в Политехническом музее, посещает Третьяковку... Художественный талант Георгия Эфрона - графика, карикатура. Большое внимание уделяет он политическим и военным событиям в СССР и за границей, и подчас его правильные прогнозы вызывают изумление.
Мур сопереживал матери во всех невзгодах после ареста отца и сестры. Но молодость ненавидит страдания и смерть, и когда мать плакала и в отчаянии говорила о самоубийстве, сын, не в силах что-либо изменить, внутренне отстраняется от неё. Начало войны, эвакуация обострили этот процесс: растерянность и беспомощность матери неприемлемы для сына. Так все сложилось к 31 августа 1941 года в Елабуге. И если сын называет мать по имени-отчеству - Марина Ивановна, обвиняя во всех несчастьях, исход понятен... После трагической гибели Цветаевой Муру удалось выжить в Ташкенте, вернуться в Москву и даже поступить в Литературный институт. Но в марте 1944 года Георгий Эфрон был мобилизован, а 7 июля погиб под деревней Друйка в своем первом бою. Но если бы его судьба оказалась иной и он дожил бы до наших дней, XXI век изумил бы его своей любовью к Цветаевой - издается невероятное количество сборников её произведений, печатаются собрания сочинений, цветаеведение пополняется всё новыми работами. Это называется успехом, признанием и ЛЮБОВЬЮ.
Минуя все трудности взращивания в нищете парижской жизни чудного Мура, обратимся к 1939 году, когда Цветаева вместе с четырнадцатилетним сыном возвращается в СССР. Воссоединение семьи в Болшеве, в Подмосковье, произошло в июне, а 27 августа забирают Алю, и вскоре, 10 октября, "черный ворон" увозит Сергея Яковлевича. Жизнь матери и сына под неласковым оком родины... "Есть у меня важный свидетель - сын, умный и суровый Мур", - отмечала в письмах Цветаева. В творческом плане природа не отдохнула на детях Цветаевой: блестящие, поразительно проницательные дневники писала маленькая Аля в Москве, а в 2004 году увидели свет дневники Георгия Эфрона. Они уникальны уже потому, что всё, о чем он рассказывает, происходит на фоне присутствия матери. Цветаева брала сына с собой в гости ко всем своим знакомым, обсуждала с ним все перипетии с поисками жилья, не скрывала от него своих волнений о судьбе арестованных близких. В записях Мура разворачивается история трагического противостояния Цветаевой ударам судьбы, иссякновения ее сил в этой борьбе и рокового исхода. Сын не только внешне похож на мать - он прекрасно владеет словом, его дневники - затрагивающее душу чтение. Он любит музыку и является её тонким ценителем, ведёт весьма насыщенную культурную жизнь: бывает в Большом театре, в Политехническом музее, посещает Третьяковку... Художественный талант Георгия Эфрона - графика, карикатура. Большое внимание уделяет он политическим и военным событиям в СССР и за границей, и подчас его правильные прогнозы вызывают изумление.
Мур сопереживал матери во всех невзгодах после ареста отца и сестры. Но молодость ненавидит страдания и смерть, и когда мать плакала и в отчаянии говорила о самоубийстве, сын, не в силах что-либо изменить, внутренне отстраняется от неё. Начало войны, эвакуация обострили этот процесс: растерянность и беспомощность матери неприемлемы для сына. Так все сложилось к 31 августа 1941 года в Елабуге. И если сын называет мать по имени-отчеству - Марина Ивановна, обвиняя во всех несчастьях, исход понятен... После трагической гибели Цветаевой Муру удалось выжить в Ташкенте, вернуться в Москву и даже поступить в Литературный институт. Но в марте 1944 года Георгий Эфрон был мобилизован, а 7 июля погиб под деревней Друйка в своем первом бою. Но если бы его судьба оказалась иной и он дожил бы до наших дней, XXI век изумил бы его своей любовью к Цветаевой - издается невероятное количество сборников её произведений, печатаются собрания сочинений, цветаеведение пополняется всё новыми работами. Это называется успехом, признанием и ЛЮБОВЬЮ.
Сейчас шесть часов утра. Надо кончать. Я не простилась с вами, потому что слишком вас люблю.»
( Сергей Эфрон «Волшебница» 1912
Год назад на него обрушилась страшная трагедия: в Париже покончили жизнь самоубийством младший брат Константин и мать Елизавета Петровна. А нынче, в этот весенний день, на черноморском берегу Марина увидела юношу своей мечты.
"Серёжа в моей жизни - как сон", - напишет она спустя десять лет Максимилиану Волошину. "Ну, можно ли быть таким прекрасным? Когда взглянешь на такого - стыдно ходить по земле! Я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: навек. Никого другого", - это строки из письма вновь, после мучительных лет неясности, обретённому Сергею Эфрону. Он, прошедший адовыми кругами добровольчества, - жив! И что может быть восхитительнее мира, наполненного любовью!