29 апр 2021
НАВСТРЕЧУ ДНЮ ПОБЕДЫ - Павел Шубин
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу,
Кто в Ленинград пробирался болотами,
Горло ломая врагу!
П.Шубин
Её любили и до сих пор любят не только фронтовики, но и последующие поколения.
Наш современник вспоминает: «До самой смерти дед мой называл Сталинград Сталинградом, а Ленинград Ленинградом, и ни одно застолье, особенно 23 февраля, не обходилось без песни со словами:
Выпьем за тех, кто командовал ротами,
Кто умирал на снегу.
«И мы, дети, знали эту песню наизусть.
На школьном концерте, правда, петь нам ее запретили – шла борьба за трезвость, а там все “выпьем и снова нальем”… Но у нас в доме всегда считали, что “из песни слова не выкинешь”.
А вот над чем мы не задумывались, так это над тем, кто эти слова сочинил – песня-то была по-настоящему народная. Кстати, мало кто и сейчас знает ее название - “Волховская застольная”. У неё есть много вариантов. Например, в моём детстве отец – фронтовик, помогая себе культёй, яростно пел ещё один куплет:
Но не выпьем за тех, кто с погонами белыми
В наших тылах проживал,
Ездил по городу, пил в ресторанах,
Наших девчат обнимал.
А ведь автор слов у песни есть – это прекрасный поэт-фронтовик - Павел Николаевич Шубин. /А.Б/
27 февраля (по другим данным, 27 марта) 1914 года родился поэт Павел Шубин, автор легендарной песни «Волховская застольная»Шубина подарило нам село Чернава Елецкого уезда Орловской губернии, ныне Измалковского района Липецкой области. Непростое место: в этом селе столетием раньше (в 1815 г.) родился святитель Феофан Затворник!
Родившись в военном 1914 г. в семье слесаря писчебумажной фабрики Николая Шубина самым младшим ребенком (всего детей было одиннадцать, но выжили семеро), Павел в 15 лет уехал к сестре в Ленинград, где и проработал слесарем до 1933 г. Одновременно учился на вечернем отделении Конструкторского техникума имени М.И. Калинина (до 1932 г.), много читал, занимаясь самообразованием. В 16 лет отправился в Крым к любимому писателю Александру Грину, который, посмотрев стихи юноши, посоветовал получить хорошее образование. Кстати, все дети в этой семье рано научились читать, позже получили высшее образование; Анастасия и Клавдия стали учителями, Андрей писал стихи и куплеты, которые часто печатались в местных газетах. Мать поэта Ольгу Андреевну в селе звали Андриянихой. Всю жизнь она тяжело трудилась, руки у нее были золотые: «и ткать умела, и шить, и вязать, и елецкие кружева плести».
«В родное село студентом приезжал летом, на каникулы, — пишет Татьяна Двуреченская в статье «Поэт и воин из Чернавы». — По вечерам молодежь собиралась в клубе: пели, танцевали, смотрели самодеятельные спектакли, участвовали в них сами. Не оставался в стороне и Шубин. Он даже поставил пьесу Л.Н. Толстого “Власть тьмы” и сам играл в ней одну из ролей. После репетиций и танцев всей компанией гуляли по селу, пели песни под гитару и гармонь. А еще много разговаривали, спорили о книгах, поэтах, читали любимые стихи. Павел Шубин рассказывал о Ленинграде, белых ночах, гранитных набережных Невы, музеях, интересных людях, с которыми ему довелось познакомиться. Он часами мог читать наизусть стихи Э. Багрицкого, В. Маяковского, Н. Тихонова. А вот свои стихи в молодежной компании никогда не читал и не говорил о своем творчестве.
Природа и судьба широко и щедро наделили Шубина: он был очень талантлив, красив – и внешне, и душевно. Все, кто был знаком с Павлом, отмечали его простоту в общении и дружелюбность. Он умел расположить к себе любого.
Односельчане, его современники, вспоминают Шубина пышущим здоровьем молодым человеком: смуглым, с густой черной шевелюрой, большими серыми глазами, круглолицым, ростом чуть выше среднего, крепкого сложения. Он любил модные вещи, но, обладая хорошим природным вкусом, никогда не выглядел щеголем и пижоном».
Родившись в военном 1914 г. в семье слесаря писчебумажной фабрики Николая Шубина самым младшим ребенком (всего детей было одиннадцать, но выжили семеро), Павел в 15 лет уехал к сестре в Ленинград, где и проработал слесарем до 1933 г. Одновременно учился на вечернем отделении Конструкторского техникума имени М.И. Калинина (до 1932 г.), много читал, занимаясь самообразованием. В 16 лет отправился в Крым к любимому писателю Александру Грину, который, посмотрев стихи юноши, посоветовал получить хорошее образование. Кстати, все дети в этой семье рано научились читать, позже получили высшее образование; Анастасия и Клавдия стали учителями, Андрей писал стихи и куплеты, которые часто печатались в местных газетах. Мать поэта Ольгу Андреевну в селе звали Андриянихой. Всю жизнь она тяжело трудилась, руки у нее были золотые: «и ткать умела, и шить, и вязать, и елецкие кружева плести».
«В родное село студентом приезжал летом, на каникулы, — пишет Татьяна Двуреченская в статье «Поэт и воин из Чернавы». — По вечерам молодежь собиралась в клубе: пели, танцевали, смотрели самодеятельные спектакли, участвовали в них сами. Не оставался в стороне и Шубин. Он даже поставил пьесу Л.Н. Толстого “Власть тьмы” и сам играл в ней одну из ролей. После репетиций и танцев всей компанией гуляли по селу, пели песни под гитару и гармонь. А еще много разговаривали, спорили о книгах, поэтах, читали любимые стихи. Павел Шубин рассказывал о Ленинграде, белых ночах, гранитных набережных Невы, музеях, интересных людях, с которыми ему довелось познакомиться. Он часами мог читать наизусть стихи Э. Багрицкого, В. Маяковского, Н. Тихонова. А вот свои стихи в молодежной компании никогда не читал и не говорил о своем творчестве.
Природа и судьба широко и щедро наделили Шубина: он был очень талантлив, красив – и внешне, и душевно. Все, кто был знаком с Павлом, отмечали его простоту в общении и дружелюбность. Он умел расположить к себе любого.
Односельчане, его современники, вспоминают Шубина пышущим здоровьем молодым человеком: смуглым, с густой черной шевелюрой, большими серыми глазами, круглолицым, ростом чуть выше среднего, крепкого сложения. Он любил модные вещи, но, обладая хорошим природным вкусом, никогда не выглядел щеголем и пижоном».
Последний раз в родной Чернаве Шубин был в 1937 г.
Как будто не годы,
Как будто вчера лишь
По межам, сквозь синие перья овса,
Меня до распутья друзья провожали,
Вздыхали, прощались, просили писать.
И так же смеющийся и босоногий,
Сбегая к задворкам, взбираясь на вал,
Кудрявый осинник тянулся к дороге,
И падал с откоса, и шапкой махал.
В 1939 г. Шубин окончил филологический факультет Ленинградского пединститута им. А.И. Герцена, переехал в Москву, вступил в Союз советских писателей, работал журналистом, много ездил по стране.
В годы Великой Отечественной войны Шубин работал во фронтовой печати на Волховском и Карельском фронтах (с выходом в Норвегию), затем на Первом Дальневосточном, с выходом в Китай, преодолел «просторы, пропахшие гарью, у стен Ленинграда, в снегах Заполярья, на дымных маньчжурских полях».
Зимой 1942 г. с конным корпусом генерала Белова Шубин прошел по тылам врага. Однополчане вспоминают о его поразительной выносливости, неприхотливости, умении дружить, храбрости и мужестве.
Как будто не годы,
Как будто вчера лишь
По межам, сквозь синие перья овса,
Меня до распутья друзья провожали,
Вздыхали, прощались, просили писать.
И так же смеющийся и босоногий,
Сбегая к задворкам, взбираясь на вал,
Кудрявый осинник тянулся к дороге,
И падал с откоса, и шапкой махал.
В 1939 г. Шубин окончил филологический факультет Ленинградского пединститута им. А.И. Герцена, переехал в Москву, вступил в Союз советских писателей, работал журналистом, много ездил по стране.
В годы Великой Отечественной войны Шубин работал во фронтовой печати на Волховском и Карельском фронтах (с выходом в Норвегию), затем на Первом Дальневосточном, с выходом в Китай, преодолел «просторы, пропахшие гарью, у стен Ленинграда, в снегах Заполярья, на дымных маньчжурских полях».
Зимой 1942 г. с конным корпусом генерала Белова Шубин прошел по тылам врага. Однополчане вспоминают о его поразительной выносливости, неприхотливости, умении дружить, храбрости и мужестве.
«Однажды Павел Шубин, сам до предела уставший в бою, тащил на себе четыре километра по непролазной грязи товарища до госпиталя. А потом по бездорожью прошагал еще столько же, чтобы передать по армейскому телеграфу в редакцию свежие новости».
Дмитрий Шеваров в статье «В бой идут одни короли» приводит воспоминания Кима Демина, служившего вместе с Павлом Шубиным в редакции «Фронтовой правды», газеты 59-й армии. Представьте, сколь возможно, Волховский фронт 1943 года, дорогу среди болот к станции Мга: «...Рассказывал он так сочно, красиво, искренне и захватывающе, что, слушая его, я терял чувство реальности: я видел полинезийцев и моего товарища — королем Полинезии. И таитян, угощающих его с золотого блюда креветками, видел бушующие прибои на Коралловых островах, лианы Амазонки и танцующих на Таити юных дев. … Так волшебно хороши были эти рассказы Шубина, что не хотелось покидать этот выдуманный им мир, опускаться на грешную землю, где идет война. И не хотелось сказать ему: “Полно, Павел, врать-то!” Очнулись, вернулись в реальность мы лишь тогда, когда разорвавшаяся в метрах пятидесяти от нас немецкая мина заставила обоих броситься ничком в болотную жижу, вцепиться руками в кочку...»
Таков был «гриновский романтик» Шубин, грезивший дальними странами и путешествиями даже на фронте, среди страшных битв. Уверяют, что Шубин был любимым поэтом солдат и офицеров Волховского фронта, и командиры полков не знали, как бы «заманить» автора «Волховской застольной» в свое расположение. «Артистичный и остроумный военкор мог в считанные минуты отвлечь измученных бойцов от горьких мыслей. Его рассказы о далеких странах, о путешественниках и героях завораживали».
У Павла была феноменальная память: он, к примеру, мог прочесть наизусть главу из «Войны и мира».
Дмитрий Шеваров в статье «В бой идут одни короли» приводит воспоминания Кима Демина, служившего вместе с Павлом Шубиным в редакции «Фронтовой правды», газеты 59-й армии. Представьте, сколь возможно, Волховский фронт 1943 года, дорогу среди болот к станции Мга: «...Рассказывал он так сочно, красиво, искренне и захватывающе, что, слушая его, я терял чувство реальности: я видел полинезийцев и моего товарища — королем Полинезии. И таитян, угощающих его с золотого блюда креветками, видел бушующие прибои на Коралловых островах, лианы Амазонки и танцующих на Таити юных дев. … Так волшебно хороши были эти рассказы Шубина, что не хотелось покидать этот выдуманный им мир, опускаться на грешную землю, где идет война. И не хотелось сказать ему: “Полно, Павел, врать-то!” Очнулись, вернулись в реальность мы лишь тогда, когда разорвавшаяся в метрах пятидесяти от нас немецкая мина заставила обоих броситься ничком в болотную жижу, вцепиться руками в кочку...»
Таков был «гриновский романтик» Шубин, грезивший дальними странами и путешествиями даже на фронте, среди страшных битв. Уверяют, что Шубин был любимым поэтом солдат и офицеров Волховского фронта, и командиры полков не знали, как бы «заманить» автора «Волховской застольной» в свое расположение. «Артистичный и остроумный военкор мог в считанные минуты отвлечь измученных бойцов от горьких мыслей. Его рассказы о далеких странах, о путешественниках и героях завораживали».
У Павла была феноменальная память: он, к примеру, мог прочесть наизусть главу из «Войны и мира».
«Командование старалось беречь поэта, но Шубин не раз ходил в бой. Однажды, давая объяснения генералу, почему он и фотокор пошли со стрелковой ротой в атаку, Шубин ответил: “Не могли же мы пойти назад, когда все пошли вперед?”»
Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить ее, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нем пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
…Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Нет, не до седин, не до славы
Я век свой хотел бы продлить,
Мне б только до той вон канавы
Полмига, полшага прожить;
Прижаться к земле и в лазури
Июльского ясного дня
Увидеть оскал амбразуры
И острые вспышки огня.
Мне б только вот эту гранату,
Злорадно поставив на взвод,
Всадить ее, врезать, как надо,
В четырежды проклятый дзот,
Чтоб стало в нем пусто и тихо,
Чтоб пылью осел он в траву!
…Прожить бы мне эти полмига,
А там я сто лет проживу!
Шубин прошел всю войну и вернулся домой в звании майора в конце 1945 г., к жене — скрипачке Елене Лунц (поженились в 1938-м) и маленькому сыну.
Вышли его послевоенные книги: «Моя звезда» (1947), «Солдаты» (1948), «Дороги, годы, города» (1949). Переводил поэзию народов СССР.
Война догнала поэта: 10 апреля 1951 (по другим источникам 1950) года на тридцатисемилетнем рубеже он скончался на скамейке в одном из московских переулков от сердечного приступа. Смерть его считают неожиданной — на здоровье Павел никогда не жаловался.
Может быть, нам что-то прояснят его печальные послевоенные строки?
Звезды падают.
Тьмой грачиной
Заметает летучий след.
Звезды падают. Без зачина,
Беспричинна моя кручина,
И конца ей, наверно, нет.
Особых слов заслуживает шубинская «Волховская застольная», которая была в полной мере солдатской.
Вышли его послевоенные книги: «Моя звезда» (1947), «Солдаты» (1948), «Дороги, годы, города» (1949). Переводил поэзию народов СССР.
Война догнала поэта: 10 апреля 1951 (по другим источникам 1950) года на тридцатисемилетнем рубеже он скончался на скамейке в одном из московских переулков от сердечного приступа. Смерть его считают неожиданной — на здоровье Павел никогда не жаловался.
Может быть, нам что-то прояснят его печальные послевоенные строки?
Звезды падают.
Тьмой грачиной
Заметает летучий след.
Звезды падают. Без зачина,
Беспричинна моя кручина,
И конца ей, наверно, нет.
Особых слов заслуживает шубинская «Волховская застольная», которая была в полной мере солдатской.
- Актёры театра - Волховская застольная...
- А.Харчиков - (Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем за тех кто, командовал ротами, кто умирал на снегу, кто в Лениград пробирался болотами, горло ломая врагу)
На самом деле были другие слова:
- Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,
Равной ей в мужестве нет.
Тост наш за Сталина! Тост наш за Партию!
Тост наш за знамя побед!
Потом по её мотивам появилась боевая песня поэта-фронтовика Павла Шубина "Застольная Волховского фронта". С 1956 года имя Сталина убрали из стихов окончательно.
Арсений Тарковский был отцом известного кинорежиссёра Андрея Тарковского. За участие в военных операциях Арсений был награждён в 1943 году орденом Красной Звезды. Первый сборник его стихов вышел только в 1962 году, когда ему исполнилось 55 лет.
Вот одно из его фронтовых стихотворений:
- Хорошо мне в теплушке,
Тут бы век воевать, -
Сумка вместо подушки,
И на дождь наплевать.
Мне б из этого рая
Никуда не глядеть,
С тишиной засыпая,
Ничего не хотеть -
Ни дороги понятной,
Разорённой войной,
Ни туда, ни обратно,
Ни на фронт, ни домой.
Умер Арсений Тарковский в 1989 году, пережив своего сына на три года. Посмертно ему была присвоена государственная премия СССР за книгу стихов "От юности до старости".
..