«Работала-работала, взяли роды - ну и родила.

Бывало, в борозде прямо…» Как рожали наши бабушки и прабабушки.
Часто можно услышать рассказы о том, как тяжело раньше жилось девочкам-девушкам-женщинам! В 5 лет учились прясть, в 10 - уже умели всё, что положено делать взрослой женщине, в 15 - выходили замуж, рожали детей в поле, а к 30 - были уже многодетными мамами и, умученные житейскими заботами, выглядели старше своих лет... Что-то из этого действительно правда, но кое-что из разряда мифов, как например, то, что наши прабабушки выходили замуж чуть ли не детьми — едва ли не в 13 лет. Говорят, мол, девочек старались пораньше «сбыть с рук», чтобы избавиться от лишнего рта в семье. Но на самом деле к дочерям относились иначе: в крестьянских семьях они были дармовой рабочей силой, а кто захочет с такой расставаться, да ещё и на пике «трудоспособности»? Так что замуж наши прабабушки выходили в 16–25 лет, чаще всего — в 18-20.
А вот рожали они, бывало, до тех пор, пока были детородного возраста. Так, например, одна из моих прапрапра родила свою младшую дочь, когда ей было 48 (!) лет, а её старшему сыну - 29. Это стало известно из метрики о рождении той самой девочки, Параскевы, которую я недавно нашла по запросу в архиве. И стало для меня удивлением. Как, при том уровне медицины (а в деревнях вообще никакой медицины подчас не было) она умудрилась благополучно разродиться в таком возрасте? Видимо, сохранила хорошее здоровье, не смотря на то, что у неё было семеро детей.
Вообще же, рассказы о том, что женщины в те времена имели богатырское здоровье, позволяющее рожать между делом, скорее, миф. Махала серпом, на пять минут прилегла, встала уже с ребёнком, тем же серпом перерезала пуповину и пошла дальше жать пшеницу — так нередко представляют женщин, рожавших в конце XIX — начале XX века. «Прямо в поле, во время сенокоса, это вам не в современных родильных палатах рожать…» И, возможно, такие случаи действительно были, но были они всё же редкостью. На самом деле в поле женщины не рожали, хотя до самого появления младенца на свет они продолжали работать…
Почувствовав схватки, роженица бежала в деревню и ложилась на землю по дороге лишь от боли, а не для того, чтобы прямо на месте разрешиться от бремени. Роды вне дома были исключением, а не правилом, хотя случалось, что добраться до избы крестьянка не успевала.

Имелись у неё и помощницы, и помощники: так, к роженице обычно звали бабку, которая за каравай, недорогой платок и символическую плату помогала женщине. Но что интересно, кроме бабки-повитухи в родовом процессе непосредственное участие принимал и муж. Часто он был рядом с женщиной всё то время, пока она мучилась в схватках.
Вот как описывает это Е. Покровский в своей книге «Физическое воспитание детей у разных народов, преимущественно России» (1884 год): «Самый процесс родов во внутренних губерниях России совершается таким образом: при наступлении мук родильницу заставляют ходить; но при так называемых перехватах (схватках) она садится на чье-либо колено, иногда на колено мужа, если только он не скроется куда нибудь, что часто бывает. Когда родильница долго мучается, то бабка часто запускает руку в родильный рукав и обыкновенно, нисколько не стесняясь, вслух объявляет о результатах своего дознания. Случается, что во время сильных мук бабка берёт родильницу в печь и там её парит для ускорения родов. Лишь показывается в проходе водяной пузырь, бабка его прищипывает и спускает воду. При начале потуг родильнице по большей части дают выпить стаканчик (рюмку) водки и что-нибудь закусить. Затем родильница ложится на полу на приготовленную постель и рожает лёжа. При выходе головы младенца его уже тянут, заставляя родильницу как можно изо всех сил натужиться. Тотчас после родов приготовляют для неё печь, куда она влезает вместе с бабкой. Но прежде печи, пока родильница, выпивши водки, немного отдохнёт, бабка занимается младенцем…
В случаях затруднительных родов иногда родильницу встряхивают. Это делается так: после пара в печке родильница вылезает оттуда головой вперёд и руками опирается в пол; в это время бабка и муж подхватывают её руками под нижнюю часть живота, так, чтобы она перегнулась, и в этом положении её несколько раз встряхивают…»
Но это далеко не все мучения, которые испытывали женщины во время родов. Сохранилось несколько свидетельств о том, что в случае затяжных родов женщину водили вокруг стола или заставляли мужа проползать у неё между ног. Когда младенец шёл согнутым или вперёд ногами, то роженицу головой вниз клали на доску, поставленную под углом к стене, чтобы женщина скатилась вниз: считалось, что от такой встряски ребёнок «выправляется». «Нередко с целью ускорения родов, - пишет Е. Покровский, - повитуха вкладывает роженице в рот волосы, поит её распущенным в воде мылом, деревянным маслом, сабуром, шафраном, порохом и т.д. Эти инквизиторские штуки делаются в том предположении, что по мылу и по маслу скорее выкатывается ребёнок, а порохом скорее выбросить его как из пушки. Затем бабка кладёт родильницу на пол и, намыливая её живот мылом, правит его то сверху, то снизу, то с боков, до нестерпимой боли. Если этот способ признаются бабкой почему-либо неидущим к делу, то она привязывает к ногам лежащей роженицы полотенце, поднимает их кверху и трясет её во всю мочь. Если же, несмотря на все эти варварские истязания, роды не открываются, то бабка заключает, что роженица сглажена, опозорена злыми людьми…»

Потребность в женских рабочих руках в крестьянских хозяйствах была настолько велика, что через короткое время после родов крестьянка была вынуждена возвращаться к напряжённому сельскохозяйственному труду. Ольга Семёнова-Тян-Шанская в своих очерках о быте крестьян «Жизнь Ивана», вышедших в 1914 году, рассказывает: «К тяжёлой домашней работе вроде замешивания хлебов, стирки или уборки женщины возвращаются на третий или четвёртый день после родов, в поле отправляются через неделю. Ничего здорового в этом нет: почти все женщины в деревнях страдают опущением матки. А лечат его махоткой — глиняным горшком, который ставят на живот, запалив под ним охлопок прядева…» Процедура, очень похожая на банки советских времён, которые ставили при простуде. При этом живот втягивался в горшок, и считалось, что матка при этом возвращается на место.
Конечно, ни о красоте, ни о здоровье при таком образе жизни и речи быть не могло. «После шестнадцати лет фигуры у женщин портятся из-за тяжёлой работы. Чем раньше выходит замуж девушка, тем скорее она приобретает отцветший, изможденный вид», — писала Семёнова-Тян-Шанская.

А труд деревенской женщины в местностях, живущих сельским хозяйством, был поистине громаден; не меньше он был и в губерниях с развитым отхожим промыслом, где после ухода мужчин женщины выполняли все сельские работы. «Не говоря уже о страдной поре, даже осенью и зимой хозяйка вся в работе: поздно ночью и рано утром она прядёт и ткёт, носит на себе воду, часто издалека, по тяжёлой дороге; стряпает раза по два в день, убирает скотину; месит квашню с двумя пудами ржаного теста, изнывает на холоде за мытьём толстого посконного белья. В центре России она таскает на себе трёхпудовые мешки огурцов; в черноземных губерниях она стоит по пояс в ледяной воде, моя овец, которых стрижёт на холоде; и всё это выполняет и беременная, и только родившая, со всеми невзгодами женского организма», - пишет
Е. Щепкина в книге «Труд и здоровье крестьянки» (1908 год).

И при этом все заботы о новорожденном тоже ложились исключительно на женские плечи. «У богатых бабка пребывает иногда дня по три, по четыре после родов, кормясь за их столом. А у бедных ребёнок уже с первого дня совсем предоставляется матери и её уходу, - пишет Семёнова-Тян-Шанская. - Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: "Хорошо и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли - выросли"».

С тех пор прошло лет 50-70 и рожали уже наши бабушки: всё реже дома, всё чаще - в больнице, под присмотром врачей и акушерок. Агитационные плакаты тех лет настойчиво рекомендовали отказаться от услуг бабок-повитух и рожать в больнице. Но бывало, что в глухих деревнях женщины по старинке рожали дома.
«Ой-ой, как я рожала! - восклицает 82-летняя Евгения Горбацкая, оба сына которой появились на свет в хате, в деревне Залядынье в Ивановском районе. - Помню, меня схватки начали брать с утра. Как схватит - кажется, уже концы отдаёшь. А потом отпустит. Я ждала до вечера, чтобы все легли спать. Таила в себе, чтобы не беспокоить никого. И вот все легли спать… А я не могу держать, мне уже кричать надо! Одеяло в рот пхаю - и плачу. Мужик встал, свекор встал, куда-то пошёл… И приводит бабку Катерину, повитуху. Моя свекруха была как та Катерина, тоже роды принимала, но у меня она, видно, боялась. А повитуха распорядилась по-своему. Взяла меня и начала водить вокруг стола, что-то про себя читала. Я уже сама не могла идти - меня под ручки держали. Нужно было до каждого уголочка животом дотронуться, чтоб разродиться быстрее. Обвели меня, положили на койку… И я уже быстро родила… Баба-повитуха всем командовала. А потом слышу, говорят свекру: «Принеси секиру и молоток». Надо было дать в руки малому, чтобы хорошим хозяином был. Видите? Нет чтоб для розуму какую книжку дали, абы грамотный был. А то секиру, чтоб плотником! Они были столяры - хай и внук таким будет! Девочкам, может, что-то другое давали. Иголку, нитки, чтобы была мастерица. А потом положили моё дитятко в такое деревянное корытце и отнесли в тёплое место. И снова за меня принялись - послед долго не выходил. Принесли мне бутылку и говорят: дуй! А у меня уже сил нет! Потом послед где-то закапывают…»

Хорошо, если роды разрешались благополучно - и ребёнок был цел, и мать оставалась здорова. Но тогда, как и сейчас, случалось разное. Например, малыш мог появиться на свет недоношенным. «Ой как я сына спасала! - вспоминает 88-летняя Ольга Агафоновна Козеко. - Родила я сына 23 февраля, а должна была в марте. И как он появился, не сосал цицку. Я даю, а он не тянет, не берёт. И не плакал даже. Я ему носик закрывала и лила в роток молоко. Пришла соседка, говорит: «Надо греть!» А чем? В бутылки налили тёплую воду, обложили его со всех сторон и так три недели грели. И когда он уже «родился», тогда заплакал. Так и выгодовала я его, выхухола. Вышел в люди теперь, трое детей у него...»
Наши предки считали, что ребёнок рождается «сырым», поэтому в некоторых областях страны все новорожденные, а тем более недоношенные младенцы , подвергались «доделыванию», «допусканию»: ребёнка заворачивали в пресное ржаное тесто, привязывали к лопате и сажали в тёплую печь подобно хлебу. Недоношенного или слабого малыша мать «перераживала» - становилась на место происходивших родов и до трёх раз протаскивала ребёнка через ворот своей сорочки сверху вниз. Также больных младенцев протаскивали через дупло, расщепленное дерево и другие отверстия (например, хомут), символизирующие вход в иной мир, куда ребёнок временно возвращался, чтобы вновь родиться.

В послевоенные годы, как вспоминают женщины, в деревнях беременные или родившие не знали какой-то особой заботы. Женщины даже на последних сроках беременности шли в поле наравне со всеми, иначе было не прокормиться. «И работали, и нагинались… Не береглись. Теперь всё по-другому, больше двух килограммов нельзя поднять. А мы тянули всё… Бывало, в борозде прямо рожали. Работала-работала, взяли роды - ну и родила. В фартух завернула и пошла дальше работать. А когда мою сестру взяло на роды, то её мужик по коню - и мы в больницу её повезли. А дороги то не было, такой был брод, ужасно! Пока ехали, сестра уж родила…» - рассказывала Ольга Агафоновна, подтверждая слова о том, что всякое в те времена бывало.

Что же касается возрастных рожениц, то пальму первенства в «старейшем» рождении живого ребёнка, зачатого естественным путём и рождённого естественно (то есть без кесарева сечения), одерживает Марина Константиновна Махнина, родившая свою дочь Марию в 1907 году. Из сохранившейся записи в метрической книге Воскресенской церкви села Бонячек Кинешемского уезда Костромской губернии известно, что 23 декабря 1907 года жена отставного штаб- горниста трубача Марина Махнина, римско-католического вероисповедания, родила дочь в возрасте 68 (!) лет. Не знаю, как это возможно, быть может, это была описка, но возраст прописан отчётливо : 68 летъ…
К сожалению, на следующий день мать умерла. Причина была указана - «от воспаления лёгких», но так названа, возможно, послеродовая горячка (сепсис). Муж Марины Константиновны, Василий Алексеевич Махнин, умер в 75 лет от старости ещё до рождения дочери, 10 мая 1907 года, то есть через пару месяцев после зачатия ребёнка. Таким образом, он может быть также одним из старейших отцов.

Комментарии