Врач был латыш — светлый, как ландыш. Сложим вот так белые руки. Жизнь не берёт нас на поруки. Ангел стоял возле кровати, Как санитар в белом халате, Август стоял прямо над моргом, Август дышал солнцем и морем. Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели. Это опять мамина странность. Я же просил — без оркестрантов. А над Москвой трубы дымили. Стыл ипподром в пене и в мыле. В тысячный раз шел образцово Детский спектакль у Образцова. И, притомясь, с летней эстрадки, Мучали вальс те оркестранты. Чей это гнев, или немилость? В мире ничто не изменилось… Я уплывал в белой сирени. У трубачей губы серели. Это опять мамина странность. Я же просил — без оркестрантов. Леонид Филатов.
Литературный салон "Страницы книг"
:Светлана Ткачёва
Вот улетишь, парус наладишь.
Врач был латыш — светлый, как ландыш.
Сложим вот так белые руки.
Жизнь не берёт нас на поруки.
Ангел стоял возле кровати,
Как санитар в белом халате,
Август стоял прямо над моргом,
Август дышал солнцем и морем.
Я уплывал в белой сирени.
У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность.
Я же просил — без оркестрантов.
А над Москвой трубы дымили.
Стыл ипподром в пене и в мыле.
В тысячный раз шел образцово
Детский спектакль у Образцова.
И, притомясь, с летней эстрадки,
Мучали вальс те оркестранты.
Чей это гнев, или немилость?
В мире ничто не изменилось…
Я уплывал в белой сирени.
У трубачей губы серели.
Это опять мамина странность.
Я же просил — без оркестрантов.
Леонид Филатов.