Друнина Юлия Владимировна. #Книги #Отечественные_записки Если говорят, что Вест-Берлин — витрина западного мира, то Курфюрстендам — витрина Вест-Берлина. Причём не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова: вся улица — сплошная витрина. Яркая, броская, зазывающая. «Купи меня! Купи меня!» — кричат, принимая обворожительные позы, красавицы шубки. «Купи меня! Купи меня!» — вторят им кокетливые брючки, обтягивающие узкие бедра пикантных манекенов. «И меня! И меня!» — смущают слабые женские души очаровательные сапожки всех цветов и фасонов. «Купи! Купи! Купи!» — кричит, шепчет, воркует Курфюрстендам. Я не сразу сообразила, что же кажется мне странным в зеваках, зачарованных сладким зовом курфюрстендамских сирен. И вдруг поняла: неприятно поражает обилие у витрин юных парочек. Шестнадцати — восемнадцатилетние Ромео и Джульетты (им бы смотреть друг на друга да на звёзды!) прилипают носами к стеклу и, не в силах оторваться, с азартом и знанием дела обсуждают достоинства кухонного набора или ультрамодного мужского белья, обшитого кружевами… И, как всегда на Западе, меня удивляет отсутствие покупателей в книжных магазинах и то, что в подземке или в автобусе никто не читает. Невольно вспоминаю дорогих моих москвичей, которые даже в час «пик», стоя на одной ноге в переполненном вагоне, ухитряются-таки вытащить книгу или газету и уже ни на что не обращать внимания… И хотя на первый взгляд кажется, что нет никакой связи между юными парочками у витрин и утверждением Евы Крамм, что в её стране поэзия — «выражение переживаний одиночек», мне думается, связь эта существует… Нет, я отнюдь не против кухонных наборов — разумеется, всё, что облегчает быт, можно только приветствовать. И, в конце концов, если некоторым представителям сильного пола нравится носить штаны с кружевами — на здоровье! Но скучно, когда сияние начищенных кастрюль перекрывает сияние звёзд… К моему спутнику подошёл какой-то господин, вежливо протянул двадцать пфеннигов. Мы вытаращили глаза на него и друг на друга… Потом нам объяснили, что здесь считается неприличным попросить закурить, не предложив плату. Ну и ну!.. По совершенно понятной ассоциации мой спутник вдруг затянул, не обращая внимания на косые взгляды шокированных прохожих: На земле весь род людской Чтит один кумир свяще-е-енный. Он царит над всей Вселе-е-енной, Тот кумир — телец златой… Ох, всё-таки здорово, что этот самый «телец» царит не над всей Вселенной, — как невыносимо скучно было бы жить на свете!.. Конечно, и у нас на Родине не без равнодушных, алчных людей. Но они — отклонение от нормы, мещане, которые изо всех сил стараются скрыть бедность своей души, а не выдавать её за добродетель, потому что знают — их будут презирать. Это культивируемое революцией презрение к мещанству — тоже благодатная почва для расцвета поэзии. На дискуссии в академии мы были в особом климате — нас окружали в основном как раз те «странные», влюблённые в поэзию одиночки, о которых упоминала Ева Крамм. А здесь, на роскошной Курфюрстендам, — образцово-показательной витрине Западного Берлина, снова и снова вспоминала я удивительные своей точностью и глубиной строки из интервью Сергея Есенина, данного им в 1922 году в Берлине корреспонденту русской эмигрантской газеты: «Только за границей я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадёжного мещанства…» Хочется мне привести и ещё несколько выдержек из одного письма Есенина, позволяющих взглянуть на заграницу его глазами, проницательными глазами большого поэта, попавшего из борющейся с разрухой революционной страны в капиталистический рай: «В страшной моде Господин доллар, а на искусство начхать — самое высшее — мюзик-холл. Здесь всё выглажено, вылизано и причёсано… Птички сидят, где им позволено… Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод… зато у нас есть душа…» Из гл. "Курфюрстендам и красный Вединг", 1967 г.
☭ Наша Родина - СССР!
ЕВРОПА ГЛАЗАМИ СОЛДАТА.
Друнина Юлия Владимировна.
#Книги #Отечественные_записки
Если говорят, что Вест-Берлин — витрина западного мира, то Курфюрстендам — витрина Вест-Берлина. Причём не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова: вся улица — сплошная витрина. Яркая, броская, зазывающая. «Купи меня! Купи меня!» — кричат, принимая обворожительные позы, красавицы шубки. «Купи меня! Купи меня!» — вторят им кокетливые брючки, обтягивающие узкие бедра пикантных манекенов. «И меня! И меня!» — смущают слабые женские души очаровательные сапожки всех цветов и фасонов. «Купи! Купи! Купи!» — кричит, шепчет, воркует Курфюрстендам.
Я не сразу сообразила, что же кажется мне странным в зеваках, зачарованных сладким зовом курфюрстендамских сирен. И вдруг поняла: неприятно поражает обилие у витрин юных парочек. Шестнадцати — восемнадцатилетние Ромео и Джульетты (им бы смотреть друг на друга да на звёзды!) прилипают носами к стеклу и, не в силах оторваться, с азартом и знанием дела обсуждают достоинства кухонного набора или ультрамодного мужского белья, обшитого кружевами…
И, как всегда на Западе, меня удивляет отсутствие покупателей в книжных магазинах и то, что в подземке или в автобусе никто не читает. Невольно вспоминаю дорогих моих москвичей, которые даже в час «пик», стоя на одной ноге в переполненном вагоне, ухитряются-таки вытащить книгу или газету и уже ни на что не обращать внимания…
И хотя на первый взгляд кажется, что нет никакой связи между юными парочками у витрин и утверждением Евы Крамм, что в её стране поэзия — «выражение переживаний одиночек», мне думается, связь эта существует…
Нет, я отнюдь не против кухонных наборов — разумеется, всё, что облегчает быт, можно только приветствовать. И, в конце концов, если некоторым представителям сильного пола нравится носить штаны с кружевами — на здоровье! Но скучно, когда сияние начищенных кастрюль перекрывает сияние звёзд…
К моему спутнику подошёл какой-то господин, вежливо протянул двадцать пфеннигов. Мы вытаращили глаза на него и друг на друга… Потом нам объяснили, что здесь считается неприличным попросить закурить, не предложив плату. Ну и ну!..
По совершенно понятной ассоциации мой спутник вдруг затянул, не обращая внимания на косые взгляды шокированных прохожих:
На земле весь род людской
Чтит один кумир свяще-е-енный.
Он царит над всей Вселе-е-енной,
Тот кумир — телец златой…
Ох, всё-таки здорово, что этот самый «телец» царит не над всей Вселенной, — как невыносимо скучно было бы жить на свете!..
Конечно, и у нас на Родине не без равнодушных, алчных людей. Но они — отклонение от нормы, мещане, которые изо всех сил стараются скрыть бедность своей души, а не выдавать её за добродетель, потому что знают — их будут презирать.
Это культивируемое революцией презрение к мещанству — тоже благодатная почва для расцвета поэзии.
На дискуссии в академии мы были в особом климате — нас окружали в основном как раз те «странные», влюблённые в поэзию одиночки, о которых упоминала Ева Крамм.
А здесь, на роскошной Курфюрстендам, — образцово-показательной витрине Западного Берлина, снова и снова вспоминала я удивительные своей точностью и глубиной строки из интервью Сергея Есенина, данного им в 1922 году в Берлине корреспонденту русской эмигрантской газеты: «Только за границей я понял совершенно ясно, как велика заслуга русской революции, спасшей мир от безнадёжного мещанства…»
Хочется мне привести и ещё несколько выдержек из одного письма Есенина, позволяющих взглянуть на заграницу его глазами, проницательными глазами большого поэта, попавшего из борющейся с разрухой революционной страны в капиталистический рай:
«В страшной моде Господин доллар, а на искусство начхать — самое высшее — мюзик-холл. Здесь всё выглажено, вылизано и причёсано… Птички сидят, где им позволено… Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод… зато у нас есть душа…»
Из гл. "Курфюрстендам и красный Вединг", 1967 г.