8 сен 2023
🌲 Иваново детство
О Великой Отечественной войне написано уже очень много, но в одно и то же время очень мало. Ведь она задела каждую семью в нашей стране, проехав по ней тяжёлыми гусеницами танков. Кто-то испытал на себе тяжёлые бои, кто-то ужас оккупации, блокаду, а кто-то голод и непосильный изматывающий труд в тылу. Досталось сполна всем: и молодым, и старым, и малым. Каждый внёс свою лепту в победу, чем смог, по мере своих сил, которых не всегда хватало. Особенно тяжело пришлось детям, пережившим и перенесшим эти испытания. Их сейчас называют "Дети войны".Когда началась война, Ванюшке было девять лет и он жил в глубоком тылу с бабушкой и дедушкой. С самого рождения он был сиротой и никогда не знал, что такое настоящая родительская любовь. Его отец, а мой дед, был кадровым военным и служил в Монголии. Приехав в очередной раз в отпуск в родное село, он влюбился в симпатичную рыженькую певунью и хохотушку Машу, женился и увёз её с собой в далёкий степной гарнизон. А через полтора года приехал к родителям с беременной женой и оставил её на их попечение. В холодную Крещенскую ночь Маша родила сына, а сама подхватила родовую горячку и на девятый день после родов умерла. Помочь не смогли ни местный фельдшер, ни районные врачи. Приехавший по телеграмме Василий схоронил жену и остался с младенцем на руках. О том, чтобы везти его с собой в Монголию, не было и речи. Оставалось два пути: сдать ребёнка в детдом или оставить его на попечение родителей. Так и остался новорождённый на руках у бабушки. Это сейчас бабушки не отходят отсвоих внуков ни на шаг, не могут на них надышаться, а в те годы возможности сидеть с ребёнком дома не было, надо было работать в колхозе, зарабатывать трудодни. Конечно, Василий регулярно присылал деньги, но на них в магазине особенно и купить было нечего. Поэтому, покормив ребёнка с утра коровьим молоком, бабушка оставляла его дома одного в зыбке и уходила на работу. Колхоз тогда только начинал вставать на ноги, поэтому все колхозники работали с полной отдачей. Наизнос. Иногда удавалось прибежать в обед покормить и перепеленать его, но чаще всего это удавалось сделать только после работы вечером. От деда толку было мало, он был полностью слепым. Ещё в гражданскую войну отступающие за кордон унгерновцы зверски избили его и выкололи оба глаза. Но, благодаря крепкому здоровью, он всё-таки остался жить. И работал на мельнице, которая до революции была его собственной. Мельница стояла на заимке километрах в девяти от села, поэтому дома он появлялся очень редко. На мельнице с ним жил и второй его сын Фёдор, который был ему незаменимым помощником, хотя тому помощнику едва исполнилось одиннадцать лет. Оставалась только дочь Фёкла, но в свои неполные пятнадцать лет она тоже уже вовсю работала на ферме. Фермы тоже как таковой не было, а жили молодые девчата со стадом коров на заимке, лишь изредка по очереди приезжая в деревню.
Но, видимо, ребёнок родился довольно крепким, потому что, не смотря ни на что, сумел выжить. С наступлением лета бабушка стала брать его с собой в поле или на покос, где он находился под присмотром ребятишек постарше. Он ползал по траве возле балагана, что-то лепетал, а , устав, засыпал тут же под ногами. Когда Ванюшка немного подрос ,бабушка стала оставлять ему на краешке шестка варёную картошку, а на столе хлеб и кружку молока, которые он мог достать, привстав на цыпочки. Иван не помнил, с какого времени это отложилось у него в подкорке мозга, но не думаю, что ему было больше двух-трёх лет. Он сам придумывал себе игры, иногда от страха и одиночества плакал, а потом, устав от слёз, засыпал, прижимаясь к тёплому боку телёнка, которого в морозы держали на привязи в углу избы.
Его отец приезжал в отпуск очень редко и сына большим вниманием не баловал. Да, он привозил какие-то подарки, конфеты и фабричные игрушки, каких деревенские ребятишки сроду не видели, но, видимо, отцовских чувств в полном смысле этого слова к ребёнку не испытывал. Да и Ванюшка сторонился незнакомого мужчины, которого все называли его отцом.
А лет с четырёх во время сенокоса мальчик уже целый день работал наравне со всеми пацанами. Он сидел на конской спине и направлял грабли в нужную сторону. Работа была монотонной и нудной, да ещё одолевала мошка и оводы. За день они так нажаливали его лицо и тело, что казалось, что он весь распух и превратился в мягкую подушку. От монотонного движения лошади клонило в сон и он иногда засыпал, а лошадь, почувствовав, что её не понукают, тут же останавливалась. Услышав чей-нибудь окрик, мальчик просыпался и продолжал погонять тоже уставшую скотинку.Так хотелось побежать к манившей прохладой речке, скинуть с себя рубашонку и штаны и нагишом окунуться в живительную прохладу, поднять море брызг и орать во всё горло от избытка чувств. Но, закончив работу, вечером шли к речке еле переставляя ноги от усталости. Прохладная вода делала своё дело, усталость уходила и начинались обычные мальчишеские шалости. А назавтра всё повторялось снова. Зимой были весёлые катания на речке или с горки на ледянках, которые мастерили сами, но из-за морозов долго не бегали, а собирались у кого-нибудь в избе и целый день играли в бабки. У каждого уважающего себя пацана имелся дома мешочек с этими сокровищами.
Когда Ванюшке было лет пять-шесть , с его отцом случилось несчастье. На спортивных занятиях с солдатами он упал с турника и повредил себе позвоночник. Вскоре по состоянию здоровья он был списан из армии. Со временем у него появился горб и о военной карьере пришлось забыть навсегда. Его направили работать в объединение "Красноярсклес" и он уехал в Красноярск, а мальчик опять остался со стариками. Через некоторое время отец встретил женщину и женился на ней. Новой жене мальчик был абсолютно не нужен, тем более, что у неё был свой сын. Со временем она родила ещё двоих детей, так что речи про Ванюшку не было и в помине. А он рос обычным деревенским мальчишкой, ходил в школу, помогал в колхозе и дома и редко вспоминал об отце. Только иногда, когда мальчишки начинали хвалиться своими родителями, ему становилось горько.
А потом пришла война. Сначала он, как и все пацаны, радовался и строил планы быстрого разгрома "гитлерюги" и не понимал, почему по всей деревне стоит женский плач. В свои девять лет он мечтал о том, как убежит на фронт и там совершит подвиг, как ему в Кремле сам Всероссийский староста Михаил Иванович Калинин вручит орден и он с почётом вернётся в деревню.
Но действительность оказалась намного страшнее и тяжелее. Почти все деревенские мужики в первый год войны ушли на фронт. Провожали их всей деревней с песнями и плясками, а потом, когда подводы с новобранцами скрывались за околицей, бабы выли страшными голосами, как бы предчувствуя, что не каждый солдат вернётся в свой дом. Проводила своего мужа на фронт и тётка Фёкла, оставшись с двумя малолетними детьми на руках. В первую военную осень ещё не очень сильно почувствовалось отсутствие мужиков, а вот зимой уже пришлось туго. Прибежав из школы, наспех обедали и шли помогать в колхоз. Домашние задания никто не отменял, поэтому делали уроки поздно вечером при свете лучины и засыпая от усталости. В начале сорок второго призвали в армию и дядю Фёдора. Теперь каждый день ждали писем. Мальчишки бежали за деревню, усаживались, как воробьи, на поскотину и ждали почтальона. Не всегда письма были хорошими. Часто то в одной, то в другой избе разносился страшный крик и женщины, отложив все дела, шли к очередной вдове. В сорок втором уже больше половины деревенских женщин ходили в чёрных вдовьих одеждах. Через некоторое время после проводов старики получили страшное письмо, что их сын Фёдор пропал без вести под городом Сталинградом. В доме поселилось горе. У бабушки всё валилось из рук, она сильно постарела и похудела. И всё свободное время стояла на коленях перед иконами и истово молилась о сыне. А спустя несколько месяцев радость буквально оживила её. Оказывается, Фёдор попал в окружение, потом, когда кольцо прорвали, был тяжело ранен и находился на излечении в госпитале. Прямо на глазах старики ожили и снова с надеждой ждали весточек с фронта.
Учебный год в школе заканчивался в начале мая и все школьники наравне со взрослыми работали в колхозе - сажали картошку, другие овощи, сеяли пшеницу, рожь и овёс, ухаживали за скотом и птицей, занимались заготовкой дров в лесу и их вывозкой, сплавом брёвен по речке. Летом работали ещё и на сенокосе, а в короткие промежутки отдыха шли в лес и собирали всё, что можно было есть: мангир, луковицы саранки, ягоды и грибы, разные травы. На грибы, как и на молоко, мясо, яйца и другое было твёрдое задание на каждую семью, поэтому рыжики солили прямо в лесу целыми бочками. Почему-то все были уверены, что эти девяти-двенадцатилетние мальчишки могут работать, как это делали мужики до войны. Скидок на возраст никому не делали. Дед в это время уже жил дома, так как зерно на мельницу совсем не возили, а полностью сдавали в райцентр. Он теперь работал шорником, сидел под навесом у амбара и ремонтировал конскую упряжь. Ещё он плёл из лозы "морды" для ловли рыбы, которые Ванюшка с пацанами ставили на речке на ночь.
Иногда мимоходом заезжал в деревню его отец. Он теперь работал в Улан-Удэ, так как объединение "Забайкаллес" отделилось от Красноярска. Исхудавший, он месяцами мотался по леспромхозам, организовывая работы по заготовке и переработке леса. Видимо, отцовское сердце всё-таки не совсем было равнодушно к Ванюшке, потому что, заехав в очередной раз к родителям, он услышал, как мальчишка играет на гармошке, на слух подбирая услышанные мелодии, и твёрдо решил забрать его с собой в город. Сам Василий , имея абсолютный слух, мог играть практически на любом музыкальном инструменте, поэтому был доволен, что мальчик тоже любит музыку. А, может, просто вспомнил свою умершую певунью - балалаечницу Машу. Он загорелся мечтой дать сыну музыкальное образование. Бабушка с его доводами согласилась: "Поезжай, Ванюшка. Там школы хорошие, музыке научишься." И вот уже Ванюшка умытый и принаряженный в новые сапоги, перешитые из старых дедовых, в чистой рубашке и новых штанах, перешитых из бабушкиной юбки, едет в автомобиле рядом с отцом в город. Он никогда до этого момента никуда не выезжал из своей деревни, поэтому с интересом оглядывался по сторонам. Да и на машине он тоже ехал впервые.
Город произвёл на него большое впечатление, особенно понравился трамвай. Отец сходил и записал его учиться в общеобразовательную и музыкальную школы. Ваня был на седьмом небе от радости. Его счастье омрачало только то, что мачеха, как при его приезде сжала губы, так и смотрела на него с неприязнью. Да и её сын Володька тоже относился к нему с пренебрежением, презрительно называя "деревней". Зато малыши Юра и Света ему очень понравились и он с удовольствием возился с ними. Маленькая Света катилась колобком в его объятия, стоило ему прийти из школы. Когда отец не был в разъездах, он водил мальчишек по городу, знакомя с достопримечательностями. Ване всё было интересно, он радовался общению с отцом, а вот Вовка интереса к окружающему не испытывал.Зато, когда отца не было дома, жизнь мальчика становилась невыносимой. Мачеха шпыняла его по чём зря, не следила за его учёбой и внешним видом, могла его не покормить и не пустить в школу. Всячески гадил ему и Володька. Ваня на себе прочувствовал, что злые мачехи бывают не только в сказках. Ему самому досталась такая. Нахватав в школе двоек, он со страхом ждал приезда отца. А когда тот вернулся, мачеха со слезами на глазах начала ему жаловаться, что мальчик растёт ленивым, непослушным, грубит ей и не хочет учиться. Отец взял ремень и выпорол его, не слушая объяснений мальчика. Ване было не так больно, как обидно, что отец во всём верит жене, а его даже не стал слушать. Как только отец в очередной раз уехал, Ваня ночью сбежал из дома. Мачеха даже не услышала, а, может, притворилась, что не услышала, как мальчик закрыл за собой дверь.
Он скитался по городу, не зная в какую сторону отправиться, чтоб попасть в свою деревню. Ночевал, где придётся ,и очень голодал. Вот в это-то время он и познакомился с беспризорниками, которые взяли его в свою компанию. Но воспитанный в строгости и библейской заповеди "не укради", он не смог перебороть себя и сделаться вором, за что был неоднократно бит. Он ушёл от беспризорников с наступлением весны. К тому времени он уже знал, в какую сторону ему следует идти, и отправился за сто с лишним километров пешком в путь. Он не думал, как преодолеть такую долгую дорогу, а думал только о том, как вернуться домой в деревню. Он верил, что доберётся. И, наверное, вот эта вера помогла ему, замёрзшему и голодному, в течение трёх дней идти по мокрой дороге. Ночевал он в редких копнах сена, встречающихся по дороге. А на четвёртый день его увидел земляк, возвращающийся на телеге из города. Он подобрал мальчика, накормил и укутал в тулуп. Через несколько дней они приехали в деревню. Бабушка всплеснула руками, заплакала и всё обнимала и обнимала внука. Дед тоже прижал его к груди и всё нюхал, по бурятскому обычаю , его макушку. Старики от радости его почти не ругали. Бабушка протопила баню, обстригла ему наголо голову, в которой к тому времени копошились насекомые. Умытый, накормленный и согретый стариковской лаской он впервые за несколько месяцев уснул крепким спокойным сном.
Бабушка сообщила отцу, что Ваня нашёлся, и тот через несколько дней приехал и привёз его немудрёные пожитки. Увидев в окошко входящего в ворота отца, Ваня со страху убежал в казёнку и там затаился. Как ни странно, отец не стал его пороть и даже ругать, а только смотрел красными воспалёнными глазами и крепко обнимал. У Ванюшки отлегло от сердца. Отец рассказал старикам, что рядом с мельницей начинается строительство нового леспромхоза, он назначен туда главным инженером и теперь будет чаще приезжать в деревню.
Отец уехал, а для Вани началась привычная колхозная жизнь. Школу он забросил, сильно отстав от программы за время скитаний. Каждое утро, съев наспех кусок хлеба и картофелину, запив всё "капорским" чаем, он шёл на работу. Было тяжело, холодно и всё время хотелось есть. Все с нетерпением ожидали тепла, когда появится какая-нибудь зелень, чтоб хоть немного разнообразить пищу. С появление молодой крапивы вся деревня начинала варить из неё щи, добавляя в них для вкуса ложку-другую молока. В первое время их ели с большим удовольствием, а потом даже от одного вида этого варева делалось противно. Растаяла речка, и мальчишки начали бегать по утрам ставить "морды", в семьях появился хоть какой-то приварок. Посидеть на берегу с удочкой себе могли позволить только пяти-шестилетние пацаны, остальные работали.
В конце сорок третьего вернулся с фронта весь израненный бабушкин племянник Митрий. Бабы ходили смотреть на него и, горестно поджав губы, вынесли единодушный приговор: "Не жилец!". Мальчишки тоже, втихую от матерей, бегали к нему, чтоб услышать из первых уст рассказы о войне. А Митрий в ответ только хмурился и сплёвывал кровью в тряпку. Выйдя из машановской избы, пацаны наперебой начинали сочинять, какими бы героями они были на войне, в отличие от беспомощного Митрия. А бабы, оторвав кусок от своих детей, несли его Пелагее, чтоб подкормить раненого. И он выжил!
Ваня в это время уже был бригадиром, объединив таких же мальчишек, бросивших школу, и двух стариков для усиления. Ему было всего двенадцать лет, но даже пацаны постарше его слушались, признавая его авторитет. Каждый день перед работой утром собирались у конторы, чтоб послушать сводки Совинформбюро или очередную сводку от уполномоченного из района. Оборванные и полуголодные они радовались успехам наших войск на фронте, а после шли на работу, где спрашивали с них, как с настоящих мужиков, не делая никаких поблажек на их возраст. Голод давал о себе знать и пацаны украдкой ели зерно, убеждённые, что немножко всегда можно.
А потом была победа. И никто в колхозе не работал, а все только ходили из избы в избу, обнимались и плакали. Несмотря на пасмурный день, всем казалось, что в небе сияет яркое солнце. Стали возвращаться домой солдаты. Весь израненный, но живой приехал и дядя Фёдор. Ванюшка гордился тем, что его дядя был в самом логове фашизма, в Берлине, за что был награждён медалью "За взятие Берлина" и многими медалями, а так же орденом Красной Звезды. Ещё он привёз благодарность от самого маршала Жукова. Бабушка вставила благодарность в рамку и повесила на видное место на стену. А вот тётя Фёкла мужа с войны не дождалась, её солдат сложил свою голову где-то в боях за Чехословакию. Чуда не произошло хоть она очень на это надеялась.
Через некоторое время в клубе состоялся большой праздник, на котором чествовали уже не солдат, а тех, кто в годы войны работал в тылу, не покладая рук. Среди взрослых, награждённых медалью за свой труд во время войны, был и Ванюшка. Иван Васильевич Борисов. Мой отец, которому на тот момент было всего четырнадцать лет.
Лидия Рухлова
Комментарии
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Надо же было им туда поехать, шестнадцатилетним, весной 1941. В Ленинград. Один хотел учиться "на композитора", другой тоже приехал учится. Но началась война, а вскоре и блокада.
Оба оказались на Кировском заводе. Работали вместе, отливали корпуса мин и гранат, жили в одной комнате общежития, их койки стояли рядом. Юноши стали друзьями.
Свирепствовал голод. Хлеб выдавали граммами и по карточкам.
Однажды ночью один друг растолкал другого и, бережно достав из-за пазухи завёрнутый в чистую тряпочку блокадный хлеб (пайку), сказал: " Вот, возьми, забери, ешь... Мне уже не пригодится. Я, наверно, уже не выживу - опух, ослабел, а ты, может, и выживешь..."
Синяя клетчатая тряпица колебалась в дрожщей руке, а на ней был ХЛЕБ.
- " Что ты, оставь себе,- ответил друг, проглатывая голодную слюну. - Съешь сам, с кипятком, может, поправишься..." Оба замолчали.
Утром, проснувшись в выстывшей за ночь комнате, тот, который хотел стать композитором, увидел, что его друг мёртв. На тумбочке, на самом виду, бережно завёрнутый в синюю клетчатую ткань, лежал его хлеб