Сердечность которою храню в душе до сих пор

- Мам – стар, а папка дома? Это я, вбегая в дом, с порога спрашивала свою бабушку Екатерину Анисимовну об отце, которого очень любила и всегда скучала, если они с мамой задерживались на работе. Мой папа потомственный печник – каменьщик, мама с ним ходила «подсобной»: помогала мять глину, подносить кирпич, штукатурить, белить. Иногда они по недели, а то и по две не были дома и я в основном жила с бабушкой. У нас в деревне никто не говорил « бабушка», а говорили « баушка» и не внучка, а «мнучка» и почему я бабушку звала « мамой - старой» я не знаю. Для меня это было одно слово, лишь с возрастом я поняла, что это два слова.
Я помню свою бабушку всегда. Она была очень доброй и мудрой женщиной. К бабушке часто приходили женщины – товарки просто так, покалякать. А ещё бабушка лечила детишек от испуга и от «сглаза» и никакой платы она никогда не брала.
Когда мне было от чего – то грустно, я подходила к бабушке и просила: « Мам - стар, пожалей меня». Бабушка сажала меня на колени, прижимала крепко и тихо раскачивала. Мне становилось тепло, спокойно у бабушкиной груди, грусть- печаль куда- то уходила.
- Мам - стар, а почему у тебя коленочки скрипят?
-А это от старости, мнученька.
Когда родители возвращались с «шабашки», отец всегда приносил что – нибудь из гостинцев. Я угощала свою любимую бабушку. Проходило время, все гостинцы съедены, хожу, смотрю – не завалялась ли где канфеточка – голышка.
- Ну чего ты ходишь, помулызгиваешь? Вот тут осталось для тебя.
Бабушка не съела моего гостинца, а припрятала мне. Одежду она шила себе сама и в широкой юбке в «татьянку» с боку был большой нутряной карман, куда она складывала пуговки, напёрсток, гаечку от веретена, там же, в этом кармане и находилась для меня какая- нибудь сладость.
- Мам - стар, Нищие поют, скоро уже до нас дойдут, - кричала я с порога, запыхавшись. Нищие – это святое, хоть последний кусок, но нужно подать. Так повелось, так нас и бабушка воспитывала, приучала к сопереживанию и милосердию. Просивших подаяния в то время было много, ходили и погорельцы, и бедные, и увечные, и просто бездомные несчастные люди.
/ в то время пенсий и пособий не было/. Кто кусок хлеба подавал, кто кусок пирога, кто миску муки или крупы какой. Когда в доме ничего не было, говорили: « Не прогневайся» и нищие без обид, молча, шли дальше.
Особое место в доме занимала русская печка, зимой мы спали с бабушкой на её теплых кирпичах./ Летом, когда жарко и душно спали на полу, постелив старые фуфайки и одеяла/. Печка для нас была и кормилицей, и лекарем, и парилкой, а самое главное, когда в печной трубе завывали февральские вьюги, рядом была родная бабушка, было тепло и уютно.
Электричества у нас в то время не было, у всех были керосиновые лампы, зажигали их, когда совсем было темно, а до этого «сумерничали». Бабушка рассказывала, что раньше / она говорила «бывалыча» / и керосиновых ламп не было: пряли, вязали, ткали при лучинах. Работы было много, но тайком успевали ещё на гулянку «супрядки» сбегать.
Каждую неделю бабушка пекла «хлебы»: черный ржаной, а по праздникам – пшеничный – ситный. Бабушка месила квашню с вечера, а рано утром топила жарко печь, когда прогорало, кочергой разгребала угли, помелом подметала «под» и, подложив деревянный валик под лопату, отправляла караваи в жерло печи, закрывала заслонкой. Как она угадывала, когда хлеб будет готов, я не знаю. Духмяный хлеб с румяной глянцевой корочкой бабушка вынимала из печи и выставляла на «судновку» /широкая длинная полка/, смазывала пёрышком и накрывала чистым рушником, чтоб хлеб отдохнул. Мы, внуки, с нетерпением ждали, когда же можно будет отмахнуть хрустящую краюху, смазать конопляным маслом, посыпать солью, а то и сахаром. Ой, как вкусно!
У моей бабули были густые длинные волосы, она мыла их щёлоком, расчёсывала деревянным гребнем, заплетала в косы и укладывала вокруг головы. Обязательно повязывала платок, считалось, что с открытой головой ходить неприлично.
Бабушка Катерина учила меня молитвам и часто брала в церковь. Идти надо было далеко, километров восемь, через два крутых оврага в село Пилесево.
-Надо исповедоваться, а потом причаститься, когда батюшка будет спрашивать тебя о согрешении, говори: грешна, батюшка.
- А зачем говорить «грешна», если я не согрешила?
-Так надо, - говорила бабушка.
Когда меня приняли в пионеры, я говорила бабушке, что нас учили – Бога нет. Она обижалась.
- Это говорят нехристи, Бог был и Бог будет всегда, я больше знаю.
Я училась в седьмом классе, когда бабушки не стало. Скончалась она во сне, тихо, никого не побеспокоив, а я лежала рядом и ничего не слышала.
…маленький холмик в родимом краю
Знаю, ты тихо, без всякой огласки,
Белой голубкой летаешь в раю,
Милая бабушка, добрая сказка…
Так хорошо, так уютно было мне в моём деревенском детстве с моей мамой - старой, где круглый день, с утра до вечера звенел в солнечном зените жаворонок. Жаль только, что при жизни бабушки я никогда не говорила слов любви своей доброй МАМЕ – СТАРОЙ, теплоту и сердечность которой храню в душе до сих пор.
Надежда Гущина
***
Подписывайтесь на мой канал: https://ok.ru/iskonnoura