- Люська, что ж ты за мужиком своим не смотришь, а? Я его с полчаса назад опять у Зинки видала, - с ехидной усмешкой крикнула из своего двора Евдокия, соседка Люси Чугуновой. Люся до боли сжала зубы, медленно выдохнула и с вызовом посмотрела прямо на Дуню: - А тебе завидно, что мой запросто справляется с двумя? Твой-то от пьянки уж, небось, забыл и как юбка у бабы задирается? - Тьфу на тебя, - сплюнула в сторону Люси соседка, отвернулась и со злостью замахала граблями, собирая опавшие листья в большую кучу. А Люся, важно покачивая крутыми бёдрами пошла дальше по улице. Все в их селе думали, что она спокойно мирится с тем, что её Ефим чуть не в открытую живёт на две семьи. Никто никогда не слышал от неё жалоб или ругательств в сторону мужа, не видел её слёз, не был свидетелем их скандалов.
Но никто из односельчан и не догадывался, какую боль носила в своей душе Людмила, не знал, сколько раз она по ночам до крови прокусывала свои руки, чтобы не взвыть, не закричать до срыва голоса. Поженились Люся и Ефим в 1930 году. Парень, едва вернувшись со службы в Армии, сразу приметил красивую девушку с толстой русой косой и два года за ней ухаживал, отваживая от неё всех ухажёров, кого строгим взглядом и предупреждением, кого и кулаками. А едва Люсе исполнилось восемнадцать, он прислал сватов. Люся очень любила своего мужа, знала, что и он её любит. Но спустя пять лет после свадьбы, видимо, любит уже не так сильно, как в первый год их жизни, раз хватило в его душе места для Зины. Ефим был хорошим человеком, совестливым, рукастым. Он уважал и жалел Люсю, любил своих детей, Федю и Любочку, но встретив Зину, молодую бездетную вдову, вернувшуюся после смерти мужа в их село к родителям, просто потерял голову. Целый год он мучился, не спал, похудел, но даже не подходил к ней, старался с ней не разговаривать. Люся видела эти перемены в муже. Сначала она подумала, что он заболел, но потом случайно заметила его взгляд, брошенный на Зину, когда они встретились в сельмаге и всё поняла. А хуже всего было то, что и Зина при виде Ефима так смутилась, что забыла про свою очередь и выбежала из магазина. Люсино сердце словно кулаком железным сдавило, однако она сделала вид, что ничего не заметила: ни взгляда мужа, ни смущения Зины, ни того, как зашушукались местные сплетницы, стоявшие в очереди. Ничего она тогда не сказала мужу. Боялась, что сорвётся, накричит и этим только подтолкнёт его к разлучнице. Надеялась, что пройдёт это его увлечение и жизнь потечёт как раньше. И правда, вскоре Ефим повеселел, опять стал ходить с сыном на рыбалку, играть с маленькой дочкой. Люся успокоилась, но оказалось, напрасно. Весной, когда потеплело и бабы поснимали свои телогрейки да ватники, все вдруг увидели у Зины заметно округлившийся живот. Женщина стыдилась своего положения, ни на какие расспросы не отвечала, но всем и так всё было понятно. Люсе тоже. - Фима, ты теперь бросишь нас? – вечером, после того, как дети поужинали и улеглись спать, тихо спросила у мужа Люся. Мужчина тяжело вздохнул, молча взял с полки папиросы и вышел во двор. Спал он той ночью на сеновале. Люся решила больше не говорить с ним на эту тему. Она была согласна даже на то, что муж будет жить на две семьи, главное, чтоб он был рядом с ней. Но через два года после того, как Зина родила мальчика, у неё опять начал расти живот. Когда Люся узнала об этом, она внутренне подготовилась к расставанию с мужем. Так и произошло. - Люсь, мне нужно тебе кое-что сказать, - однажды прямо с порога начал разговор вернувшийся с работы Ефим. Не договорив, он покраснел, закряхтел, стал нервно теребить руками свою шапку, а Люся молчала. Она смотрела на родного ей человека, самого любимого, желанного, которому согласна была простить всё на свете и чувствовала, как слёзы подступают к её глазам. - Я знаю, - наконец почти спокойно ответила она, не в силах видеть, как муж мучается, не решаясь сказать ей самые жестокие слова в жизни, - я знаю, что ты нас бросаешь. Прошу только не забывать детей, они не виноваты в наших ошибках, в предательстве. Последнее слово она сказала нарочито резко, и Ефим вздрогнул. Он посмотрел на Люсю, и она увидела в его взгляде такую боль, что даже пожалела его, и, пусть не простила, но приняла его решение. Ефим ушёл к Зине. Через несколько месяцев женщина родила ему ещё одного мальчика, Митю. Жили они тихо, замкнуто, на люди вместе редко показывались. Чувствовали свою вину перед Люсей и не хотели лишний раз причинять ей боль. Ефим изредка приходил к первой жене помочь с самой тяжёлой работой. Детей звал к себе в гости. Но они пошли с ним только один раз, больше не захотели, из-за Зины, которая была, в общем-то, неплохая, но к Люсиным детям отнеслась холодно. Она напоила их чаем, даже обедом накормила вместе со всеми, но всё молча, неприветливо. Ефим не обиделся на неё за это, понимал, что она просто боится того, что он передумает и вернётся к Люсе и детям. Успокоил её, пообещал не уходить, она оттаяла, но детей больше к себе не звала. И Люся с Зиной совсем не общалась, всегда обходила её стороной, а если не удавалось, то, не глядя, сухо кивала головой и тут же отворачивалась. На мужа она старалась не злиться, но уж Зину ненавидела всей душой. А через год, в июне сорок первого, началась война. Мужчинам из их села стали приносить повестки, многие шли добровольцами. Ефим работал в колхозе комбайнёром, поэтому ему дали бронь. Он не хотел отсиживаться в тылу, пошел военкомат, стал проситься, даже требовать, чтобы и его отправили на фронт, но ему отказали, сказали, что голодный солдат воевать не может, его кормить нужно и Ефим пока нужнее именно на своём месте. Сам председатель колхоза с ним поговорил, кое-как успокоил. А в сентябре к Ефиму и Зине вдруг пришла Люся. - У меня к вам важный разговор, - спокойно сказала она прямо с порога, не обращая внимание на испуганные лица хозяев дома. – Я медсестра и должна идти на фронт. Это моя обязанность. Ты, Ефим, знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя, кому я могу оставить наших детей. Не в приют же им идти, при живом отце! Тебя пока не призывают, а там, может, и война закончится. Зина, ты человек ответственный, люди о тебе хорошо говорят, уважают, так что, думаю, ты не выгонишь моих детей, не обидишь их, - Люся прищурилась: - Надеюсь, что не обидишь. Иначе я, когда вернусь... – женщина добела с силой сжала губы, потом вдруг опустила голову и уже мягче добавила: - Я прошу вас беречь их, прошу, - и она быстро вышла из дома, даже не дождавшись ответа. Зина недоуменно посмотрела на Ефима, но ничего не сказала и пошла готовить комнату для Феди и Любы. Люся уехала следующим утром. Дети проводили её до грузовика, который увозил новобранцев до городского вокзала. Любочка с интересом смотрела по сторонам, она в свои шесть лет не понимала, почему все плачут, чем страшна эта война? Федя же всё понимал, ему было ещё девять, но мальчик хотел выглядеть взрослым и серьёзным, поэтому старался тоже не плакать. - Вы слушайтесь тётю Зину и папку тоже, помогайте им во всём, вы же у меня уже большие, - сквозь слёзы наставляла их Люся, крепко обнимая, - а я скоро вернусь. Помогу нашим солдатам фашистов прогнать и вернусь. Ты, Федя, береги сестру, в обиду не давай, я надеюсь на тебя. Я очень на тебя надеюсь. Тем же вечером Ефим заколотил в доме окна и двери и забрал ребят к себе. Зина не знала, как вести себя с детьми Люси, она не была против того, чтобы они жили с ними, понимала, что их мама на фронте и может не вернуться, но и принять их, полюбить не могла себя заставить. Сам Ефим тоже не уделял им много внимания, считал, что они уже выросли, да и отвык от них за этот год, что они жили отдельно. Зато с малышами Колей и Митей возился с удовольствием, если, конечно, не очень уставал за день. Федя с сестрой видели, как относятся к ним в этом доме, но терпели, старательно выполняли всю работу, что давали им отец с мачехой, учились хорошо, вот только тёплых слов и похвалы так и не получали. Поэтому всё больше и больше чувствовали себя лишними в этой семье. - Я, Люба, послезавтра на фронт убегу, - прошептал однажды ночью, когда все легли спать, Федя. – Машина в город будет, я запрыгну в кузов, до вокзала доберусь. Говорят, там эшелоны с мобилизованными каждый день проходят, я попрошу, чтоб они меня с собой взяли и поеду фрицев бить. Может, даже маму там встречу. - А я? Ты же обещал маме, что защищать меня будешь! – вскрикнула Люба и брат тут же зажал ей рот: - Да тише ты! Я же и еду тебя защищать! От фашистов. А ты меня и маму ждать будешь, так положено, чтоб кто-то ждал, иначе убьют. Люба тихо заплакала. Ей было страшно расставаться с братом, но и отговаривать его она стеснялась. Девочка крепко обняла его, так и уснула. А утром принесли повестку Ефиму... - Фёдор, - строго сказал отец перед расставанием, - ты теперь за мужчину в доме. Вся тяжёлая работа на тебе будет, но всегда слушай тётю Зину, она плохого не посоветует, - Ефим замялся и тихо добавил: - С малышами, хоть иногда, играй, старший брат всё-таки, - и впервые за долгое время крепко, с душой его обнял. Конечно же, Федя не убежал, тем более, что Зина стала относиться к нему и Любе совсем по-другому. Проводив дорогого ей человека на фронт, она вдруг поняла, что у неё и ребят теперь много общего, тем более, что жизнь становилась всё труднее, а им нужно было самим дожить до Победы и малышей сберечь. И без Феди с Любой она не справится. Зина и не подозревала, какими родными они станут, пережив весь ужас военного времени. После ухода Ефима на войну, на одни только Зинины трудодни жить стало трудно, поэтому, чтобы прокормить семью, пришлось и Феде идти на работу в колхоз, а Люба взяла на себя всю заботу о малышах: она их водила в садик, забирала, смотрела за ними до позднего вечера, пока не вернётся с работы Зина, даже немного научилась готовить. Федя вместе с другими мальчиками полный рабочий день заготавливал дрова. Потом, вечером, управлялся по хозяйству. Так что в школу ходить у него уже совсем не было времени. Часто перед сном, уложив младших детей спать, Зина, Федя и Люба садились за стол и при свете керосиновой лампы занимались математикой или русским, писали письма Люсе и Ефиму. Люба писать ещё не умела, а мальчик иногда даже не мог карандаш в руке держать, такие были кровавые мозоли у него на ладошках, и тогда Зина писала сама, за него. «Здравствуй, Люся, сегодня опять пишу тебе я. Федя и Люба сидят рядом и говорят, что они очень по тебе соскучились. У тебя замечательные дети, Люся, страшно представить, что бы я без них делала...» Много трудностей пришлось пережить Зине с детьми. Особенно зимами. Дров не хватало, топили понемногу, поэтому всё время мёрзли. Еды было очень мало, иногда совсем не было. Колхоз ничего не давал, всё уходило на фронт. Бывало приходилось варить мерзлую или гнилую картошку, жевать её было противно, дети плакали и старались быстро проглотить, чтобы не слышать этого ужасного вкуса. Однажды Зина, чтобы перевыполнить план, работала без отдыха полтора суток. За это ей дали премию – немного шоколадных конфет. Женщина не понесла их детям, а пошла к подслеповатому дедушке-соседу и выменяла их на его старую винтовку и патроны. С этой винтовкой Федя стал ходить на охоту. Тогда стало полегче, пусть не каждый день, но мальчик приносил кое-что из дичи: зайца или птиц. Так и жила семья Чугуновых, трудно, но дружно, впрочем, как и почти все в то время. Ефим был рад тому, что Зина нашла с его старшими детьми общий язык. Он всё время писал им, что гордится ими, что любит их и что скоро приедет с Победой. Но в декабре 1944-го однажды вместо его письма пришла похоронка... ...Вечером, на закате сентябрьского дня сорок пятого года, у калитки стояла уставшая седая женщина в военной форме. Она так быстро и долго шла сюда, что очень сильно запыхалась, и теперь судорожно и резко дышала. Женщина держалась за калитку и почему-то никак не могла заставить себя сделать последние шаги до двери дома. Вдруг дверь открылась и оттуда вышел высокий крепкий подросток. Следом за ним выскочили ещё двое мальчишек, они с хохотом схватили старшего за рубаху и потянули в разные стороны. Парень тоже рассмеялся, подхватил сорванцов в подмышки и закружил их по двору. Вдруг он резко остановился, опустил братьев на землю и подбежал к стоявшей у калитки женщине. - Мам, мамочка, ты вернулась! – выдохнул он и обнял её, крепко, по-мужски. Люся охнула и засмеялась: - Ты у меня уже настоящий мужчина, - сказала она сыну, - сильный и взрослый. И на отца очень похож. Тут из дома выскочила Люба, которую позвали мальчишки. Девочка закричала от радости, подбежала и тоже со всей силы обняла маму. Когда Люся и дети немного успокоились, они увидели Зину: женщина стояла рядом с ними и вытирала капающие из её глаз слёзы. Люся осторожно высвободилась из объятий детей, подошла к своей сопернице, посмотрела ей в глаза тяжёлым, но благодарным взглядом и твёрдо сказала: - Спасибо тебе, родная... Зина и Люся прожили до глубокой старости, вырастили детей, внуков, вырастили одной семьёй. Большой, дружной и крепкой. Семьёй Чугуновых.
️
Прекрасный рассказ
Чугуновы.
- Люська, что ж ты за мужиком своим не смотришь, а? Я его с полчаса назад опять у Зинки видала, - с ехидной усмешкой крикнула из своего двора Евдокия, соседка Люси Чугуновой.
Люся до боли сжала зубы, медленно выдохнула и с вызовом посмотрела прямо на Дуню:
- А тебе завидно, что мой запросто справляется с двумя? Твой-то от пьянки уж, небось, забыл и как юбка у бабы задирается?
- Тьфу на тебя, - сплюнула в сторону Люси соседка, отвернулась и со злостью замахала граблями, собирая опавшие листья в большую кучу.
А Люся, важно покачивая крутыми бёдрами пошла дальше по улице. Все в их селе думали, что она спокойно мирится с тем, что её Ефим чуть не в открытую живёт на две семьи. Никто никогда не слышал от неё жалоб или ругательств в сторону мужа, не видел её слёз, не был свидетелем их скандалов.
Поженились Люся и Ефим в 1930 году. Парень, едва вернувшись со службы в Армии, сразу приметил красивую девушку с толстой русой косой и два года за ней ухаживал, отваживая от неё всех ухажёров, кого строгим взглядом и предупреждением, кого и кулаками. А едва Люсе исполнилось восемнадцать, он прислал сватов. Люся очень любила своего мужа, знала, что и он её любит. Но спустя пять лет после свадьбы, видимо, любит уже не так сильно, как в первый год их жизни, раз хватило в его душе места для Зины.
Ефим был хорошим человеком, совестливым, рукастым. Он уважал и жалел Люсю, любил своих детей, Федю и Любочку, но встретив Зину, молодую бездетную вдову, вернувшуюся после смерти мужа в их село к родителям, просто потерял голову. Целый год он мучился, не спал, похудел, но даже не подходил к ней, старался с ней не разговаривать. Люся видела эти перемены в муже. Сначала она подумала, что он заболел, но потом случайно заметила его взгляд, брошенный на Зину, когда они встретились в сельмаге и всё поняла. А хуже всего было то, что и Зина при виде Ефима так смутилась, что забыла про свою очередь и выбежала из магазина. Люсино сердце словно кулаком железным сдавило, однако она сделала вид, что ничего не заметила: ни взгляда мужа, ни смущения Зины, ни того, как зашушукались местные сплетницы, стоявшие в очереди.
Ничего она тогда не сказала мужу. Боялась, что сорвётся, накричит и этим только подтолкнёт его к разлучнице. Надеялась, что пройдёт это его увлечение и жизнь потечёт как раньше. И правда, вскоре Ефим повеселел, опять стал ходить с сыном на рыбалку, играть с маленькой дочкой. Люся успокоилась, но оказалось, напрасно. Весной, когда потеплело и бабы поснимали свои телогрейки да ватники, все вдруг увидели у Зины заметно округлившийся живот. Женщина стыдилась своего положения, ни на какие расспросы не отвечала, но всем и так всё было понятно. Люсе тоже.
- Фима, ты теперь бросишь нас? – вечером, после того, как дети поужинали и улеглись спать, тихо спросила у мужа Люся.
Мужчина тяжело вздохнул, молча взял с полки папиросы и вышел во двор. Спал он той ночью на сеновале. Люся решила больше не говорить с ним на эту тему. Она была согласна даже на то, что муж будет жить на две семьи, главное, чтоб он был рядом с ней. Но через два года после того, как Зина родила мальчика, у неё опять начал расти живот. Когда Люся узнала об этом, она внутренне подготовилась к расставанию с мужем. Так и произошло.
- Люсь, мне нужно тебе кое-что сказать, - однажды прямо с порога начал разговор вернувшийся с работы Ефим.
Не договорив, он покраснел, закряхтел, стал нервно теребить руками свою шапку, а Люся молчала. Она смотрела на родного ей человека, самого любимого, желанного, которому согласна была простить всё на свете и чувствовала, как слёзы подступают к её глазам.
- Я знаю, - наконец почти спокойно ответила она, не в силах видеть, как муж мучается, не решаясь сказать ей самые жестокие слова в жизни, - я знаю, что ты нас бросаешь. Прошу только не забывать детей, они не виноваты в наших ошибках, в предательстве.
Последнее слово она сказала нарочито резко, и Ефим вздрогнул. Он посмотрел на Люсю, и она увидела в его взгляде такую боль, что даже пожалела его, и, пусть не простила, но приняла его решение.
Ефим ушёл к Зине. Через несколько месяцев женщина родила ему ещё одного мальчика, Митю. Жили они тихо, замкнуто, на люди вместе редко показывались. Чувствовали свою вину перед Люсей и не хотели лишний раз причинять ей боль. Ефим изредка приходил к первой жене помочь с самой тяжёлой работой. Детей звал к себе в гости. Но они пошли с ним только один раз, больше не захотели, из-за Зины, которая была, в общем-то, неплохая, но к Люсиным детям отнеслась холодно. Она напоила их чаем, даже обедом накормила вместе со всеми, но всё молча, неприветливо. Ефим не обиделся на неё за это, понимал, что она просто боится того, что он передумает и вернётся к Люсе и детям. Успокоил её, пообещал не уходить, она оттаяла, но детей больше к себе не звала. И Люся с Зиной совсем не общалась, всегда обходила её стороной, а если не удавалось, то, не глядя, сухо кивала головой и тут же отворачивалась. На мужа она старалась не злиться, но уж Зину ненавидела всей душой.
А через год, в июне сорок первого, началась война. Мужчинам из их села стали приносить повестки, многие шли добровольцами. Ефим работал в колхозе комбайнёром, поэтому ему дали бронь. Он не хотел отсиживаться в тылу, пошел военкомат, стал проситься, даже требовать, чтобы и его отправили на фронт, но ему отказали, сказали, что голодный солдат воевать не может, его кормить нужно и Ефим пока нужнее именно на своём месте. Сам председатель колхоза с ним поговорил, кое-как успокоил. А в сентябре к Ефиму и Зине вдруг пришла Люся.
- У меня к вам важный разговор, - спокойно сказала она прямо с порога, не обращая внимание на испуганные лица хозяев дома. – Я медсестра и должна идти на фронт. Это моя обязанность. Ты, Ефим, знаешь, что у меня нет никого, кроме тебя, кому я могу оставить наших детей. Не в приют же им идти, при живом отце! Тебя пока не призывают, а там, может, и война закончится. Зина, ты человек ответственный, люди о тебе хорошо говорят, уважают, так что, думаю, ты не выгонишь моих детей, не обидишь их, - Люся прищурилась: - Надеюсь, что не обидишь. Иначе я, когда вернусь... – женщина добела с силой сжала губы, потом вдруг опустила голову и уже мягче добавила: - Я прошу вас беречь их, прошу, - и она быстро вышла из дома, даже не дождавшись ответа.
Зина недоуменно посмотрела на Ефима, но ничего не сказала и пошла готовить комнату для Феди и Любы.
Люся уехала следующим утром. Дети проводили её до грузовика, который увозил новобранцев до городского вокзала. Любочка с интересом смотрела по сторонам, она в свои шесть лет не понимала, почему все плачут, чем страшна эта война? Федя же всё понимал, ему было ещё девять, но мальчик хотел выглядеть взрослым и серьёзным, поэтому старался тоже не плакать.
- Вы слушайтесь тётю Зину и папку тоже, помогайте им во всём, вы же у меня уже большие, - сквозь слёзы наставляла их Люся, крепко обнимая, - а я скоро вернусь. Помогу нашим солдатам фашистов прогнать и вернусь. Ты, Федя, береги сестру, в обиду не давай, я надеюсь на тебя. Я очень на тебя надеюсь.
Тем же вечером Ефим заколотил в доме окна и двери и забрал ребят к себе. Зина не знала, как вести себя с детьми Люси, она не была против того, чтобы они жили с ними, понимала, что их мама на фронте и может не вернуться, но и принять их, полюбить не могла себя заставить. Сам Ефим тоже не уделял им много внимания, считал, что они уже выросли, да и отвык от них за этот год, что они жили отдельно. Зато с малышами Колей и Митей возился с удовольствием, если, конечно, не очень уставал за день. Федя с сестрой видели, как относятся к ним в этом доме, но терпели, старательно выполняли всю работу, что давали им отец с мачехой, учились хорошо, вот только тёплых слов и похвалы так и не получали. Поэтому всё больше и больше чувствовали себя лишними в этой семье.
- Я, Люба, послезавтра на фронт убегу, - прошептал однажды ночью, когда все легли спать, Федя. – Машина в город будет, я запрыгну в кузов, до вокзала доберусь. Говорят, там эшелоны с мобилизованными каждый день проходят, я попрошу, чтоб они меня с собой взяли и поеду фрицев бить. Может, даже маму там встречу.
- А я? Ты же обещал маме, что защищать меня будешь! – вскрикнула Люба и брат тут же зажал ей рот:
- Да тише ты! Я же и еду тебя защищать! От фашистов. А ты меня и маму ждать будешь, так положено, чтоб кто-то ждал, иначе убьют.
Люба тихо заплакала. Ей было страшно расставаться с братом, но и отговаривать его она стеснялась. Девочка крепко обняла его, так и уснула. А утром принесли повестку Ефиму...
- Фёдор, - строго сказал отец перед расставанием, - ты теперь за мужчину в доме. Вся тяжёлая работа на тебе будет, но всегда слушай тётю Зину, она плохого не посоветует, - Ефим замялся и тихо добавил: - С малышами, хоть иногда, играй, старший брат всё-таки, - и впервые за долгое время крепко, с душой его обнял.
Конечно же, Федя не убежал, тем более, что Зина стала относиться к нему и Любе совсем по-другому. Проводив дорогого ей человека на фронт, она вдруг поняла, что у неё и ребят теперь много общего, тем более, что жизнь становилась всё труднее, а им нужно было самим дожить до Победы и малышей сберечь. И без Феди с Любой она не справится. Зина и не подозревала, какими родными они станут, пережив весь ужас военного времени.
После ухода Ефима на войну, на одни только Зинины трудодни жить стало трудно, поэтому, чтобы прокормить семью, пришлось и Феде идти на работу в колхоз, а Люба взяла на себя всю заботу о малышах: она их водила в садик, забирала, смотрела за ними до позднего вечера, пока не вернётся с работы Зина, даже немного научилась готовить. Федя вместе с другими мальчиками полный рабочий день заготавливал дрова. Потом, вечером, управлялся по хозяйству. Так что в школу ходить у него уже совсем не было времени. Часто перед сном, уложив младших детей спать, Зина, Федя и Люба садились за стол и при свете керосиновой лампы занимались математикой или русским, писали письма Люсе и Ефиму. Люба писать ещё не умела, а мальчик иногда даже не мог карандаш в руке держать, такие были кровавые мозоли у него на ладошках, и тогда Зина писала сама, за него.
«Здравствуй, Люся, сегодня опять пишу тебе я. Федя и Люба сидят рядом и говорят, что они очень по тебе соскучились. У тебя замечательные дети, Люся, страшно представить, что бы я без них делала...»
Много трудностей пришлось пережить Зине с детьми. Особенно зимами. Дров не хватало, топили понемногу, поэтому всё время мёрзли. Еды было очень мало, иногда совсем не было. Колхоз ничего не давал, всё уходило на фронт. Бывало приходилось варить мерзлую или гнилую картошку, жевать её было противно, дети плакали и старались быстро проглотить, чтобы не слышать этого ужасного вкуса.
Однажды Зина, чтобы перевыполнить план, работала без отдыха полтора суток. За это ей дали премию – немного шоколадных конфет. Женщина не понесла их детям, а пошла к подслеповатому дедушке-соседу и выменяла их на его старую винтовку и патроны. С этой винтовкой Федя стал ходить на охоту. Тогда стало полегче, пусть не каждый день, но мальчик приносил кое-что из дичи: зайца или птиц. Так и жила семья Чугуновых, трудно, но дружно, впрочем, как и почти все в то время.
Ефим был рад тому, что Зина нашла с его старшими детьми общий язык. Он всё время писал им, что гордится ими, что любит их и что скоро приедет с Победой. Но в декабре 1944-го однажды вместо его письма пришла похоронка...
...Вечером, на закате сентябрьского дня сорок пятого года, у калитки стояла уставшая седая женщина в военной форме. Она так быстро и долго шла сюда, что очень сильно запыхалась, и теперь судорожно и резко дышала. Женщина держалась за калитку и почему-то никак не могла заставить себя сделать последние шаги до двери дома. Вдруг дверь открылась и оттуда вышел высокий крепкий подросток. Следом за ним выскочили ещё двое мальчишек, они с хохотом схватили старшего за рубаху и потянули в разные стороны. Парень тоже рассмеялся, подхватил сорванцов в подмышки и закружил их по двору. Вдруг он резко остановился, опустил братьев на землю и подбежал к стоявшей у калитки женщине.
- Мам, мамочка, ты вернулась! – выдохнул он и обнял её, крепко, по-мужски.
Люся охнула и засмеялась:
- Ты у меня уже настоящий мужчина, - сказала она сыну, - сильный и взрослый. И на отца очень похож.
Тут из дома выскочила Люба, которую позвали мальчишки. Девочка закричала от радости, подбежала и тоже со всей силы обняла маму. Когда Люся и дети немного успокоились, они увидели Зину: женщина стояла рядом с ними и вытирала капающие из её глаз слёзы. Люся осторожно высвободилась из объятий детей, подошла к своей сопернице, посмотрела ей в глаза тяжёлым, но благодарным взглядом и твёрдо сказала:
- Спасибо тебе, родная...
Зина и Люся прожили до глубокой старости, вырастили детей, внуков, вырастили одной семьёй. Большой, дружной и крепкой. Семьёй Чугуновых.
картина Петра Крохоняткина