Вот уже 5 лет, как не стало одной из красивейших женщин ХХ века, звезды советского кино и королевы Малого театра Элины Быстрицкой.

В её послужном списке несчётное количество наград и регалий - народная артистка СССР, профессор, академик нескольких академий... Но больше всего она гордилась и дорожила званием «Аксинья Донская» и эполетами настоящего казачьего полковника (с четырьмя крестами «За заслуги перед казачеством», с правом ношения казачьей шашки) - за свою роль в «Тихом Доне».

В Советском Союзе популярность Быстрицкой была такова, что в её честь родители называли своих дочек Элинами, а после «Неоконченной повести», где она сыграла врача, конкурс в медицинские вузы на годы вперёд стал просто «космическим». Не менее Элина Авраамовна прославилась и своим бескомпромиссным характером. В начале 1960 года Быстрицкая вместе с коллегами была приглашена в Америку, в Белый дом, а супруга президента Дуайта Эйзенхауэра предложила сшить для неё красивое вечернее платье, чтобы в нём сфотографировать русскую актрису для обложки журнала «Америка». Однако гордая Быстрицкая вежливо отказалась, прийдя на фотосессию в скромном костюме. Ничто - ни вожделенная роль, ни карьерная выгода – не могло заставить её пойти против своих принципов. Резкая и по-максималистски прямолинейная, она придерживалась правила – в глаза говорить то, что думает, и называть вещи своими именами.

Для советского тоталитарного искусства – такая линия поведения была неслыханной дерзостью, но как ни странно, по большому счёту, Быстрицкой это сходило с рук. Правда, как следствие – не такая уж большая фильмография. Более того, 23 года – с 1967 по 1990-й – актриса вообще не снималась в кино. Зато у неё был Малый театр, где она по-настоящему королевствовала.

Последние несколько лет жизни Элина Авраамовна болела, заметно сдала, ходила, опираясь на палочку, и в спектаклях не участвовала. Но как истинная актриса и «железная» женщина, она не могла просто так уйти на покой – это было не в её характере.

Она записывала на диски песни военных лет, практически до последнего выступала в концертах, в том числе самом главном для неё – ко Дню Победы. В 2017-м издала две книги мемуаров – «Встречи под звездой надежды» и «Звёзды на небе». Интервью не давала, но настойчиво следила, чтобы журналисты о ней не писали вранья и глупостей.

4 апреля 2019 года актриса отметила 91-летие, а 26-го – скончалась. Элина Быстрицкая прожила свою жизнь с абсолютно незапятнанной репутацией и также достойно ушла - с гордо поднятой головой.

Сегодня предлагаю прочесть самые яркие фрагменты её рассказов о своей жизни и творчестве:

«В детстве я была очень отчаянной. Я даже дралась по-мальчишечьи. Потому что во дворе нужно было защитить себя и слабеньких. А я была сильная! Если меня или моих подруг хотели обидеть, – всегда давала сдачи. Ну, а самой большой моей страстью с детства был театр. Мы сами придумывали сюжеты, тексты, читали стихи, ставили домашние спектакли. Помню, однажды поставили «Чапаева». Мой брат играл Василия Ивановича, а я даже не Анку, а… Петьку. Потому что мне нравились слова, которые Петька в фильме говорил: «Тихо! Чапай думать будет!»

Когда началась война, мне было 13 лет. Но, как и многие в то время, с первого дня войны я думала только о том, как приносить пользу. Я буквально рвалась работать на Победу. Мой отец был военным врачом, и он всегда мне говорил: «Ты - дочь офицера. А русский офицер всегда душу отдаёт Богу, сердце - даме, жизнь - Отечеству, а честь - никому». И я пошла работать санитаркой во фронтовой передвижной эвакогоспиталь. Сама напросилась! Брала анализы крови, помогала отцу (а он был прекрасный инфекционист) в лаборатории, потом закончила курсы медсёстер. Господи, я там столько беды и трагедий видела! Бомбёжки, голод, гибель людей у тебя на глазах, запах крови, который потом преследовал меня всю жизнь… До сих пор сама не знаю, как всё это выдержала! Нервный срыв случился лишь однажды, под Одессой. Я везла в машине четверых раненых, а когда прибыли в госпиталь, они все оказались убиты - в дороге мы попали под обстрел. Я не понимала, как такое могло случиться: мне и водителю - ничего, все пули достались ребятам.

А ещё из сильных воспоминаний о войне… В 1944-м наш госпиталь переезжал из Одессы за границу, но меня не взяли - сказали, мол, поезжай учиться. Я приехала в родной Киев, а там вместо нашего дома груда кирпичей. До сих пор перед глазами – обгоревшая груша, на которой раньше висели мои любимые качели, а на соседской стене - остатки нашей крыши...

Родители хотели, чтобы я стала медиком, да и я сама сначала тоже этого хотела. Мне нравилось лечить, было приятно, когда раненые благодарили, уважали. Я с отличием закончила медтехникум в городе Нежине на Черниговщине, получила диплом фельдшера-акушерки и даже приняла 15 полагающихся по моей специализации родов. Но уже тогда понимала, что медицина не для меня. В тот момент у меня была одна мечта – театр! Поэтому я поступила в музыкальную школу, при которой был балетный класс, играла в местном музыкально-драматическом театре. Но мама с папой были категорически против того, чтобы я была артисткой. Поначалу отец запретил мне даже думать об этом, и я долго не решалась нарушить его запрет. А потом они поняли, что меня не переубедить, и я уехала в Киев поступать в институт театрального искусства имени Карпенко-Карого.

Там на последнем курсе случился эпизод, из-за которого меня едва не отчислили. 21 января 1953 года должен был состояться концерт «Памяти Ленина». Я выучила «Сказку о Ленине» Натальи Забилы, сосредоточена была, стояла, повторяла многостраничный текст. И в это время один из студентов подкрался и дунул из свистульки мне в самое ухо. Я отреагировала немедленно – как залепила ему пощёчину, знаете, от души. Девушка я была спортивная - он отлетел аж метров на пять! А вечером узнаю, что готовится приказ о моём отчислении. В сердцах я сказала своему педагогу: «Если завтра будет издан такой приказ, послезавтра ищите меня в Днепре». Повернулась и вышла... И я слово бы сдержала - клянусь! Во-первых, сама никогда не вру и терпеть этого не могу в других, а во-вторых, другого выхода не видела.

Мне ведь было непросто учиться. Родители за то, что пошла им наперекор, денег не присылали, поэтому параллельно я ещё и подрабатывала: ассистенткой в цирковом аттракционе, снималась в массовках. И вдруг оказаться несостоятельной перед ними, всё вдруг потерять? ... Собрали комсомольское собрание, припомнили мне такие «грехи» и «преступления», о которых я и подумать не могла. Припомнили, что я отказалась танцевать в паре с Ваней Марушко, якобы я сказала, что от него, видите ли, деревней пахнет. «А деревня пахнет хлебом, товарищи!» Я слушала и ужасалась этой демагогии: и это мои товарищи, сокурсники? Ведь они лгут! Я никогда не говорила, что от него пахнет деревней, сказала, что пахнет потом, он не моется, не хочу танцевать в паре с неопрятным человеком. Он самый слабый был студент, а я после балетной школы… Я же имела на это право!

В конце концов я встала и ушла – так была оскорблена. А комсомольские активисты до трёх ночи решали, что со мной делать. Постановили: «исключить Быстрицкую из комсомола и просить дирекцию исключить её из института». Но ниоткуда не исключили. Когда в райкоме потребовали сдать комсомольский билет, я сказала: «Я его получала на фронте и вам его не отдам!» Это было сказано искренне – для меня это была святая книжечка. Влепили строгий выговор, который через два месяца сняли, и в результате институт я окончила с отличием. Но это «судилище» мне на многое открыло глаза и подтолкнуло к тому, что я захотела уехать с Украины. И уехала...

Хорошо помню свой первый выход на сцену в качестве профессиональной актрисы в Вильнюсском драмтеатре - я играла Таню в «Иркутской истории» по Арбузову. Помню, что очень сильно волновалась. Это ведь был не какой-то заштатный театрик в глубинке, а национальный русский театр драмы в столице Литвы с очень хорошей труппой и замечательным режиссёром. И вообще этот театр принёс мне удачу – именно на гастролях с ним в Ленинграде я получила приглашение сниматься у Фридриха Эрмлера в «Неоконченной повести».

Что касается Сергея Бондарчука, который стал в этой ленте моим партнёром, то «наши разногласия» начались ещё в 1950 году в Киеве, когда снимался фильм «Тарас Шевченко». Он стоял за мной в буфете и грубовато меня отодвинул. Я сказала: «Потише ручками!» Вот и весь конфликт! Как он мог запомнить? Это для нас всех он был Бондарчук, я тогда вообще была в массовке. Но, может, запомнил…

Потом встретились в «Неоконченной повести». Там он выругал меня… Нецензурно. Чем очень сильно унизил. Причём ни за что – просто так. И не извинился. После этого я сказала, что сниматься не буду, но меня уговорил режиссёр. Так и доснимали – молча, строго по сценарию… Бондарчук вообще так, честно говоря, был большой хам, и не только по отношению ко мне. Не будем больше о нём - этот факт больше характеризует меня, нежели его. А то, что на экране это незаметно и мы испытываем к друг другу нежные чувства, заслуга, в первую очередь, великого мастера Фридриха Эрмлера, снявшего «Великого гражданина», «Она защищает Родину» и другие фильмы. А во-вторых… удалось и всё. Это моя профессия.

В 1955-м с «Неоконченной повестью» я в составе советской делегации поехала на Неделю советского фильма в Париж. Именно там от Аллы Ларионовой, с которой мы дружили, я узнала, что Сергей Герасимов приступает к съёмкам «Тихого Дона» и ищет исполнителей главных ролей. А я мечтала о роли Аксиньи ещё в театральном институте! Как только наш парижский самолёт приземлился в Москве, я прямо из аэропорта позвонила Герасимову: «Дайте мне возможность попробоваться!». Тогда ведь не стыдно было проситься на пробы, потому что потом нужно было ещё выиграть конкурс на роль. Он мне ответил: «Приезжайте прямо сейчас». И я приехала. Герасимов дал мне текст и попросил прочитать сцену в подсолнухах – ту самую, в которой я провалилась в институте. Я не смогла, сказала, что мне надо заново перечитать всю книгу, а пока я переполнена парижскими впечатлениями и не готова. Вышла за дверь - и в слёзы. Уехала, понимая, что всё пропало. А через две недели меня вызвали на пробы...

На Аксинью было около тридцати претенденток, но последнее слово было за Шолоховым. И он выбрал меня… Кстати, когда отмечали 100-летие Михаила Александровича, его дочь рассказала мне, как это произошло. Они взяли мою фотографию из «Неоконченной повести» и показали отцу: «Вот тебе Аксинья». Поэтому потом при виде меня у него и вырвалось: «Так вот же она!» Не потому, что я была лучше других. Благодаря его слову, вопрос отпал.

Вообще «Тихий Дон» и работа с Герасимовым – это для меня как университет. У нас подобралась очень хорошая актёрская группа - Герасимов умел создать ансамбль. ... А что запомнилось? В основном, трудности – и погодные, и то, что надо было учиться скакать на лошади, а я их боялась. Но научилась же!

Помню, как снимали «постельную сцену» с Петром Глебовым, игравшим Григория Мелехова. Просто лежать с чужим мужчиной в постели я не хотела. Попросила: «Положите между нами хоть что-нибудь». Свернули одеяло, просунули. (Смеётся).

Когда картина вышла на экраны, казаки приняли мою Аксинью. Прямо так и сказали: «Она – наша!» Это и есть для меня главная оценка. Тридцать старейшин донских казаков вручили мне огромную грамоту на пергаменте в виде свитка, подтверждающую звание «почётной казачки», и просили впредь называться не иначе как Аксинья Донская. Я ответила, что фамилию отца не изменю, так как очень ей дорожу, но чрезвычайно им благодарна за признание моих заслуг. Это было о-оч-чень не просто!..

О своей внешности я вообще никогда не думала. Честно! Впервые о ней услышала во время войны, в 41-м году, когда работала в военном госпитале. Лежали раненые, симпатичные ребята, один солдатик другому говорит: «Какая хорошенькая девушка, посмотри!» И смотрят вроде как на меня. Оглянулась – никаких других девушек нет, значит, про меня. Возвратившись домой, долго разглядывала себя в зеркало и очень удивилась, потому что ничего необычного там не увидела. Но этот эпизод запомнила.

Ухаживать за мной многие пытались. Например, такой был случай. Как-то после спектакля меня провожал домой аспирант из пединститута. Всё поглядывал на меня большими глазами и всю дорогу молчал. А я тоже - опыта никакого, юная, жду, чего он скажет. Проводил он меня до калитки и, я так думаю, собрался меня поцеловать. Но едва он протянул ко мне руки, как из репродуктора с соседнего столба (а тогда громкоговорители висели на каждом столбе) грянул Гимн Советского Союза. Мой ухажёр сразу выпрямился, встал по стойке «смирно». (Смеётся). А мне стало дико смешно! Несмотря на то, что и для меня гимн тоже много значил, но не до такой же степени!

Моей первой любовью был замечательный парень по имени Виктор. Необычайно талантливый, с необыкновенными глазами. Он красиво танцевал, ухаживал. А потом… Он поехал учиться в Кривой Рог и исчез. Как я потом узнала, он что-то не то написал в своём дневнике, и его арестовали. Искать было бесполезно, даже его родителям ничего не сообщили.

А вот из мужчин-актёров на меня никто не мог произвести впечатления. К тому же на съёмочной площадке и в театре мне было не до романтических отношений. У меня была цель в жизни – я мечтала получить профессию, затем стать в этой профессии мастером. Собственно говоря, так и произошло. Какого уровня я хотела достичь, такого и достигла. Понимаете, об этом можно только мечтать!

Комментарии