29 сен 2013
Клайв Льюис и Джой Дэвидмен:
ОКОЛДОВАННОСТЬ ЛЮБОВЬЮ. (часть статьи)
Клайв Льюис прославился как один из самых знаменитых сказочников ХХ века. Он создал «Хроники Нарнии» - семь повестей о приключениях и чудесах, о красоте жертвенности и торжестве веры. Удивительно, но история его любви к Джой Дэвидмен тоже была абсолютно сказочной: в ней присутствовало все то же, что и в его книгах, - и приключения, и жертвенность, и даже чудеса.
Сын Джой, Дуглас Грэшем, вспоминал: «Мне кажется, что Клайв довольно скоро стал испытывать к маме любовь, а не просто дружбу, но ему потребовалось много времени, чтобы осознать свои чувства и особенно чтобы принять их».
Пожалуй, Льюис и вовсе не решился бы жениться на Джой, если бы в 1956 году не произошло непредвиденное: британские власти отказались продлевать миссис Грэшем вид на жительство. Ей надлежало покинуть страну. Остаться она могла лишь в качестве жены гражданина Великобритании. Как человек благородный, Льюис немедленно предложил ей брак. Он даже нашел способ оправдать его с религиозной точки зрения. Ведь еще до встречи с Джой Уильям Грэшем однажды был женат и развелся. Следовательно, в глазах церкви брак Джой и Грэшема считался недействительным: имело место всего лишь грешное сожительство. По-настоящему Джой выходила замуж только теперь.
Правда, с венчанием нужно было подождать: официальная церковь долго не соглашалась с доводами Льюиса. Чтобы спасти Джой от высылки, они расписались в местном загсе: тайком от всех знакомых, что очень разгневало Толкиена. Впрочем, Льюис не считал их супружество с Джой совершившимся. Он избегал даже мыслей о близости с той, с которой не был обвенчан, и при этом все сильнее влюблялся в нее. Джой стала центром его личной Вселенной. «Хорошая жена соединяет в одном лице всех, кто тебе необходим на жизненном пути, - рассказывал Льюис. - Она была мне дочерью и моей матерью, моей ученицей и моим учителем, моей слугой и моим господином. И всегда, соединяя в себе все эти качества, она еще была мне верным товарищем, другом, спутником, однополчанином. Моей возлюбленной; и в то же время она давала мне все то, чего мне не могла дать никакая мужская дружба (а у меня было немало друзей}. Более того, если бы мы никогда не влюбились друг в друга, мы все равно были бы всегда вместе и наделали бы много шуму. Это я имел в виду, когда однажды похвалил ее за «мужские достоинства». Она немедленно заставила меня замолчать, спросив, как мне понравится, если она сделает комплимент моим женским качествам.
Это был хороший ответный выпад, моя дорогая. Но тем не менее было в ней что-то от амазонки, от Пентесилии и Камиллы. И ты, как и я, гордилась этим и была рада, что я заметил и оценил это. Соломон называл свою жену Сестрой. Можно ли считать женщину совершенной женой, если хоть один раз, в определенный момент, в определенном настроении, мужчина не почувствует потребности назвать ее Братом?»
По-настоящему понять, что значит для него эта женщина, Льюис смог, только когда жизнь Джой оказалась под угрозой. Ломота в костях, которую Джой принимала за ревматизм, оказалась симптомом костного рака. В июне 1956 года она легла на обследование, а в июле ее ожидали три операции. Страдание Джой лишь усилило любовь Льюиса. Как признавался он сам, «я никогда еще так не любил ее, как с тех пор, когда ее постигло несчастье».
Льюис уже не хотел держать в тайне свой брак. В Сочельник 1956 года в «Таймс» появилось скромное объявление: «Профессор К.С. Льюис, Кембридж, сообщает, что вступил в брак с миссис Джой Грэшем, ныне пациенткой больницы Черчилль, Оксфорд. Супруги просят не присылать поздравительных писем».
Им наконец удалось обвенчаться. Нашелся смелый и совестливый священник, как оказалось, бывший студент Льюиса, который провел церемонию прямо в палате. И случилось чудо: после обряда Джой вдруг резко пошла на поправку.
Было и еще одно чудо, порожденное безмерной любовью Клайва к Джой Дуглас Грэшем вспоминал: «Еще одно необычное происшествие случилось, когда мать страдала от невыносимых болей. Джек начал молиться, чтобы этот крест перешел к нему, чтобы он принял на себя всю ту боль до тех пор, когда ее анальгетики не начнут действовать. Внезапно боль оставила мою мать, а у Джека страшно разболелись ноги». Вскоре после выписки Джой из больницы врачи диагностировали у Клайва остеопороз. Его кости истончались, зато ее бедро заживало.
Последующие два года прошли в относительном спокойствии. Джой наслаждалась ролью жены и матери, а Клайв - обществом Джой. Его восхищало в ней все, даже своенравие: «Самый ценный дар, который мне дала женитьба, - это то, что рядом со мной всегда было существо, очень близкое, тесно связанное со мной и в то же время отличное от меня и даже сопротивляющееся, одним словом - сама реальность».
Друзья посмеивались над Льюисом, когда выяснилось, что он специально проконсультировался у знакомого врача, может ли мужчина в его возрасте и женщина в ее состоянии заниматься любовью. Ответ был утвердительным. Друзья подозревали, что Льюис оставался девственником до брака с Джой, и советы врача ему понадобились потому, что он был абсолютно неопытен. Однако любовь -лучший учитель... В одном из интервью Джой открыто заявила журналисту: «Джек - отличный любовник». Более стыдливый, Льюис тоже не смог сдержать восторгов: «Эти несколько лет, что мы были вместе, мы наслаждались любовью во всех ее проявлениях: временами серьезные и веселые, романтически-приподнятые и приземленные, иногда - иногда драматические, как гроза, временами - удобные и уютные, как домашние шлепанцы. Ни единая крупица тела и души не осталась неудовлетворенной».
Клайв называл жену ее первым именем: Хелен. Для него она была подобна Елене Прекрасной. Той самой, из-за которой произошла Троянская война. Клайв не сомневался: его Хелен не менее желанна и прекрасна, чем та легендарная Елена. В его мемуарах и книгах жена упоминается с одним инициалом: «X.».
В феврале 1957 года Льюис писал другу: «Ты не поверишь, как счастливы мы вместе, как нам весело - медовый месяц на тонущем корабле».
Вместе с сыновьями Джой поселилась в имении Килнз в пригороде Оксфорда, которое Клайв унаследовал от миссис Мур и с тех пор жил в нем вместе с братом. Клайв и Уоррен так запустили дом, что, казалось, он в любой момент может разрушиться. Обои отслаивались, старинные медные выключатели нагревались так, что обжигали пальцы, а ковер превратился в огромную пепельницу, потому что изо дня в день мужчины стряхивали на него сигаретный пепел - якобы это помогает от моли. Но когда в комнате Дугласа обвалился потолок, терпению Джой наступил конец. Она нашла строителей, плотников, водопроводчиков, декораторов, и дом наконец-то стал похож на жилище. На кухне появилась современная газовая плита, на которой Джой готовила всевозможные деликатесы. Теперь Льюисы могли не стесняясь приглашать в гости знакомых профессоров, и их отношение к Джой быстро изменилось в лучшую сторону.
О решительном характере Джой свидетельствует и другая история, которую Дуглас Грэшем описывает в своих мемуарах. В частный парк возле Килнз нередко наведывались хулиганы - мусорили, ломали деревья, а иногда подбирались к дому и заглядывали в окна. Джой предложила соорудить ворота и забор, но Клайв лишь плечами пожимал - все равно ведь разрежут проволоку. На это Джой ответила, что купит пистолет. Не зря же она родилась в США, где оружие просто обожают. И Джой действительно купила маленький девятимиллиметровый пистолет. В народе такие называли «садовый», из него трудно убить даже голубя, зато выстрел получается громкий, внушительный. Однажды Джек и Джой гуляли по парку, как вдруг лицом к лицу столкнулись с незнакомым парнем. Он нес лук и стрелы, видимо, заявился в чужой парк поупражняться. Когда Льюис сообщил, что это частная территория и потребовал, чтобы он ушел, новоявленный Робин Гуд ухмыльнулся: «А кто меня заставит?» - и натянул тетиву лука... Клайв тут же загородил собой жену, как вдруг за его спиной послышался щелчок. «Черт побери, Джек, да отойди же ты, стрелять мешаешь!» - ледяным голосом произнесла Джой. Льюис торопливо шагнул в сторону, а Робин Гуд, увидев направленный на него пистолет, убежал... И больше на территории поместья не появлялся».
В 1959 году супруги решили наконец устроить медовый месяц и уехали в Грецию. Это было самое счастливое путешествие Льюиса - уже хотя бы потому, что он в первый раз со времен войны выехал за пределы Великобритании. И это было путешествие с любимой, чьим удивительным жизнелюбием он не переставал восхищаться: «Ее вкус ко всем удовольствиям чувства, разума и духа никогда не притуплялся. Она наслаждалась всеми радостями жизни, как никто другой, кого я знал». Он беспрерывно благодарил Бога за чудесное исцеление Джой, однако не мог унять подспудную тревогу: а вдруг болезнь все же вернется? Он молился, он надеялся, временами даже верил, что Джой исцелена по-настоящему. И все же не переставал бояться за нее. Он безумно любил жену и не скрывал святотатственных мыслей: «Она практически могла быть для меня важнее Бога, я бы мог сделать то, чего хотела она, а не Бог, если бы возник вопрос выбора».
И этот вопрос возник, когда они вернулись в Англию: ремиссия закончилась так же внезапно, как и началась...
Джой умирала в ужасных мучениях, однако она находила в себе силы поддерживать мужа. Льюис вспоминал о ее последних днях: «Незадолго перед концом я спросил ее: «Ты могла бы прийти ко мне - если это разрешается - когда придет моя очередь умирать?» «Разрешается, - сказала она. - Если я окажусь в раю, меня трудно будет удержать, а если в аду, я там все разнесу на куски». Она понимала, что мы говорили на условном мифологическом языке с некоторым элементом комедии. И она даже подмигнула мне сквозь слезы».
Джой скончалась 13 июля 1960 года. «Она сказала не мне, а исповеднику: «Я в мире с Богом». Она улыбалась, но не мне. Poi si torno ail'eterna fontana. Она припала к вечному источнику», - писал Льюис.
Похороны Джой стали настоящим кошмаром. Клайв после кончины жены заболел и не мог заниматься организационными вопросами, переложив их на плечи брата. А Уоррен с горя запил и допустил ужасную ошибку: он должен был отправить сообщение о смерти Джой в газету, чтобы знакомые узнали время похорон и пришли проститься с покойницей. Но Уоррен написал в «Дейли Телеграф», газету, которую читал сам, а не в «Таймс», которую читали все их знакомые. Так что друзей на похоронах было раз, два и обчелся. Из школы в Уэльсе на похороны приехал Дуглас Грэшем, четырнадцатилетний сын Джой. В своих мемуарах он оставил такое описание встречи с Льюисом: «Его вид поразил меня: я видел его буквально десять дней назад, но с тех пор он постарел лет на двадцать. Взгляд у него был, как будто его душу прямо сейчас терзали в аду... «Ох, Клайв!» - вырвалось у меня, и слезы брызнули из глаз. Клайв ринулся ко мне и обнял меня за плечи. Я вцепился в него, и мы оба заплакали. То был первый раз, когда мы обняли друг друга».
Если Джой перед кончиной примирилась с Богом, то Льюис оказался на грани крушения веры. Он усомнился в милосердии Бога и в самом его существовании. Он одержимо вел дневники, в которых описывал все стадии своего горя, все свои терзания и сомнения. Он разговаривал с Джой, со своей Еленой Прекрасной...
«Часто мы думаем, что они нас видят. И заключаем из этого - неважно, имеются ли на это основания, - что если это правда, то они видят нас более ясно, чем при жизни. Видит ли теперь X., сколько пены и мишуры было в том, что мы оба называли «моей любовью»? Да будет так. Смотри изо всех сил, родная. Я не стану ничего от тебя утаивать, даже если бы мог. Мы не идеализировали друг друга. У нас не было секретов друг от друга. Ты знала все мои слабости. И если сейчас, оттуда, ты увидишь что-нибудь похуже, я могу это принять. И ты тоже можешь. Отчитать, объяснить, подразнить, простить. Потому что одно из чудес любви - то, что она дарит обоим, в особенности женщине, способность видеть человека насквозь, несмотря на околдованность любовью, в то же время не освобождаясь от ее чар».
Он долго опасался посещать их любимые места, где он с ней был счастлив когда-то - любимый паб, парк. Но однажды решился - сразу, как посылают в полет пилота после того, как он побывал в аварии, и, к своему удивлению, не увидел никакой разницы. «Ее отсутствие в этих местах ощутимо не более, чем повсюду. Оно не имеет привязанности к определенному месту, - писал Льюис. - Думаю, если тебе вдруг запретят употреблять в пищу соль, ты не будешь замечать ее нехватку в одном блюде больше, чем в другом. Весь процесс еды будет другим, каждый день, любая пища. Это так просто. Весь жизненный процесс изменился. Ее отсутствие - как небо, распростершееся надо всем. Хотя нет, это не совсем так. Есть одно место, где ее особенно не хватает, и этого места мне не избежать, ибо это я сам, мое тело. Когда-то оно было значительно, так как оно было телом возлюбленного X. Теперь же мое тело - опустелый дом. Однако зачем обманывать себя? Я знаю, наступит время, и мое тело обретет былую важность для меня, и я даже забуду, что с ним было что-то неладно».
«Когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, мне не удается его увидеть отчетливо в моем воображении. А вот лицо абсолютно незнакомого человека, мелькнувшее в утренней толпе, я вижу с безошибочной точностью, стоит мне закрыть глаза. Несомненно, на это есть простое объяснение. Мы видим лица тех. кто нам ближе и дороже всех, в разных ситуациях, под разными углами, в разном освещении, с разными выражениями, мы видим их, когда они гуляют, спят, плачут, едят, говорят, задумываются - и все эти разнообразные выражения смешиваются в нашей памяти и сливаются в неясное расплывчатое пятно. Но голос ее я слышу так явственно. Иногда, вспоминая ее голос, я могу разрыдаться как малое дитя...»
Свои дневниковые записи о жизни после Джой Льюис опубликовал. Книга, которая в русском переводе вышла под названием «Боль утраты», была подписана Н. Клерк. Друзья, не зная этого, даже дарили ему книгу, обращая внимание на то, что она обязательно поможет ему справиться с горем, не подозревая, что его ничуть не меньше терзают муки потери веры. В дневнике он писал: «X. была яркой личностью, прямая, светлая душа, как шпага из закаленной стали. Но она не была святой. Грешная женщина, замужем за грешным мужчиной. Два пациента Бога, которых еще надо излечить. Я знаю, требуется не только осушить слезы, но и отчистить пятна, чтобы шпага заблистала еще ярче. Но пожалуйста, о, Боже, осторожнее, осторожнее. Месяц за месяцем, неделю за неделей Ты растягивал ее бедное тело на дыбе, когда она еще в нем находилась. Не хватит ли?.. Меня все время тянет сказать о нашем браке: это было слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно. Хотя на это можно посмотреть по-разному. Если посмотреть пессимистически - как только Бог увидел, насколько счастливы его создания, он сразу решил положить этому конец. «Не разрешается!» А с другой стороны, это может означать: «Они достигли совершенства. Это стало тем, чем должно было стать. Посему дальше продолжать не имеет смысла». Как будто Бог сказал: «Молодцы! Вы достигли мастерства. Я очень вами доволен. А теперь переходим к следующему упражнению».
О себе он больше не думал. Его жизнь закончилась вместе с жизнью Джой. Каждую новую хворь, терзавшую его тело, Льюис принимал с радостью: как еще одну ступень к смерти, к воссоединению с любимой женщиной. Или же если воссоединение не суждено - к избавлению от мучительной скорби. Утешиться он так и не смог.
Клайв Стейплз Льюис скончался от заражения крови 22 ноября 1963 года. В тот же самый день был убит президент Кеннеди, и это убийство так взбудоражило весь мир, что смерть Льюиса прошла практически незамеченной. На похоронах Льюиса было не так уж много людей. Даже Уоррен не явился проводить брата: от потрясения у него случился инсульт, приковавший его к постели. Из родных людей на похоронах были только приемные сыновья Дэвид и Дуглас Грэшем, да еще Мэрией, дочка миссис Мур, которая не забыла, как когда-то о ней заботился «милый Клайв».
Елена Прокофьева,
Gala Биография, №1, 2012
Сайт: http://domochag.net/people/history25.php
Пожалуй, Льюис и вовсе не решился бы жениться на Джой, если бы в 1956 году не произошло непредвиденное: британские власти отказались продлевать миссис Грэшем вид на жительство. Ей надлежало покинуть страну. Остаться она могла лишь в качестве жены гражданина Великобритании. Как человек благородный, Льюис немедленно предложил ей брак. Он даже нашел способ оправдать его с религиозной точки зрения. Ведь еще до встречи с Джой Уильям Грэшем однажды был женат и развелся. Следовательно, в глазах церкви брак Джой и Грэшема считался недействительным: имело место всего лишь грешное сожительство. По-настоящему Джой выходила замуж только теперь.
Правда, с венчанием нужно было подождать: официальная церковь долго не соглашалась с доводами Льюиса. Чтобы спасти Джой от высылки, они расписались в местном загсе: тайком от всех знакомых, что очень разгневало Толкиена. Впрочем, Льюис не считал их супружество с Джой совершившимся. Он избегал даже мыслей о близости с той, с которой не был обвенчан, и при этом все сильнее влюблялся в нее. Джой стала центром его личной Вселенной. «Хорошая жена соединяет в одном лице всех, кто тебе необходим на жизненном пути, - рассказывал Льюис. - Она была мне дочерью и моей матерью, моей ученицей и моим учителем, моей слугой и моим господином. И всегда, соединяя в себе все эти качества, она еще была мне верным товарищем, другом, спутником, однополчанином. Моей возлюбленной; и в то же время она давала мне все то, чего мне не могла дать никакая мужская дружба (а у меня было немало друзей}. Более того, если бы мы никогда не влюбились друг в друга, мы все равно были бы всегда вместе и наделали бы много шуму. Это я имел в виду, когда однажды похвалил ее за «мужские достоинства». Она немедленно заставила меня замолчать, спросив, как мне понравится, если она сделает комплимент моим женским качествам.
Это был хороший ответный выпад, моя дорогая. Но тем не менее было в ней что-то от амазонки, от Пентесилии и Камиллы. И ты, как и я, гордилась этим и была рада, что я заметил и оценил это. Соломон называл свою жену Сестрой. Можно ли считать женщину совершенной женой, если хоть один раз, в определенный момент, в определенном настроении, мужчина не почувствует потребности назвать ее Братом?»
По-настоящему понять, что значит для него эта женщина, Льюис смог, только когда жизнь Джой оказалась под угрозой. Ломота в костях, которую Джой принимала за ревматизм, оказалась симптомом костного рака. В июне 1956 года она легла на обследование, а в июле ее ожидали три операции. Страдание Джой лишь усилило любовь Льюиса. Как признавался он сам, «я никогда еще так не любил ее, как с тех пор, когда ее постигло несчастье».
Льюис уже не хотел держать в тайне свой брак. В Сочельник 1956 года в «Таймс» появилось скромное объявление: «Профессор К.С. Льюис, Кембридж, сообщает, что вступил в брак с миссис Джой Грэшем, ныне пациенткой больницы Черчилль, Оксфорд. Супруги просят не присылать поздравительных писем».
Им наконец удалось обвенчаться. Нашелся смелый и совестливый священник, как оказалось, бывший студент Льюиса, который провел церемонию прямо в палате. И случилось чудо: после обряда Джой вдруг резко пошла на поправку.
Было и еще одно чудо, порожденное безмерной любовью Клайва к Джой Дуглас Грэшем вспоминал: «Еще одно необычное происшествие случилось, когда мать страдала от невыносимых болей. Джек начал молиться, чтобы этот крест перешел к нему, чтобы он принял на себя всю ту боль до тех пор, когда ее анальгетики не начнут действовать. Внезапно боль оставила мою мать, а у Джека страшно разболелись ноги». Вскоре после выписки Джой из больницы врачи диагностировали у Клайва остеопороз. Его кости истончались, зато ее бедро заживало.
Последующие два года прошли в относительном спокойствии. Джой наслаждалась ролью жены и матери, а Клайв - обществом Джой. Его восхищало в ней все, даже своенравие: «Самый ценный дар, который мне дала женитьба, - это то, что рядом со мной всегда было существо, очень близкое, тесно связанное со мной и в то же время отличное от меня и даже сопротивляющееся, одним словом - сама реальность».
Друзья посмеивались над Льюисом, когда выяснилось, что он специально проконсультировался у знакомого врача, может ли мужчина в его возрасте и женщина в ее состоянии заниматься любовью. Ответ был утвердительным. Друзья подозревали, что Льюис оставался девственником до брака с Джой, и советы врача ему понадобились потому, что он был абсолютно неопытен. Однако любовь -лучший учитель... В одном из интервью Джой открыто заявила журналисту: «Джек - отличный любовник». Более стыдливый, Льюис тоже не смог сдержать восторгов: «Эти несколько лет, что мы были вместе, мы наслаждались любовью во всех ее проявлениях: временами серьезные и веселые, романтически-приподнятые и приземленные, иногда - иногда драматические, как гроза, временами - удобные и уютные, как домашние шлепанцы. Ни единая крупица тела и души не осталась неудовлетворенной».
Клайв называл жену ее первым именем: Хелен. Для него она была подобна Елене Прекрасной. Той самой, из-за которой произошла Троянская война. Клайв не сомневался: его Хелен не менее желанна и прекрасна, чем та легендарная Елена. В его мемуарах и книгах жена упоминается с одним инициалом: «X.».
В феврале 1957 года Льюис писал другу: «Ты не поверишь, как счастливы мы вместе, как нам весело - медовый месяц на тонущем корабле».
Вместе с сыновьями Джой поселилась в имении Килнз в пригороде Оксфорда, которое Клайв унаследовал от миссис Мур и с тех пор жил в нем вместе с братом. Клайв и Уоррен так запустили дом, что, казалось, он в любой момент может разрушиться. Обои отслаивались, старинные медные выключатели нагревались так, что обжигали пальцы, а ковер превратился в огромную пепельницу, потому что изо дня в день мужчины стряхивали на него сигаретный пепел - якобы это помогает от моли. Но когда в комнате Дугласа обвалился потолок, терпению Джой наступил конец. Она нашла строителей, плотников, водопроводчиков, декораторов, и дом наконец-то стал похож на жилище. На кухне появилась современная газовая плита, на которой Джой готовила всевозможные деликатесы. Теперь Льюисы могли не стесняясь приглашать в гости знакомых профессоров, и их отношение к Джой быстро изменилось в лучшую сторону.
О решительном характере Джой свидетельствует и другая история, которую Дуглас Грэшем описывает в своих мемуарах. В частный парк возле Килнз нередко наведывались хулиганы - мусорили, ломали деревья, а иногда подбирались к дому и заглядывали в окна. Джой предложила соорудить ворота и забор, но Клайв лишь плечами пожимал - все равно ведь разрежут проволоку. На это Джой ответила, что купит пистолет. Не зря же она родилась в США, где оружие просто обожают. И Джой действительно купила маленький девятимиллиметровый пистолет. В народе такие называли «садовый», из него трудно убить даже голубя, зато выстрел получается громкий, внушительный. Однажды Джек и Джой гуляли по парку, как вдруг лицом к лицу столкнулись с незнакомым парнем. Он нес лук и стрелы, видимо, заявился в чужой парк поупражняться. Когда Льюис сообщил, что это частная территория и потребовал, чтобы он ушел, новоявленный Робин Гуд ухмыльнулся: «А кто меня заставит?» - и натянул тетиву лука... Клайв тут же загородил собой жену, как вдруг за его спиной послышался щелчок. «Черт побери, Джек, да отойди же ты, стрелять мешаешь!» - ледяным голосом произнесла Джой. Льюис торопливо шагнул в сторону, а Робин Гуд, увидев направленный на него пистолет, убежал... И больше на территории поместья не появлялся».
В 1959 году супруги решили наконец устроить медовый месяц и уехали в Грецию. Это было самое счастливое путешествие Льюиса - уже хотя бы потому, что он в первый раз со времен войны выехал за пределы Великобритании. И это было путешествие с любимой, чьим удивительным жизнелюбием он не переставал восхищаться: «Ее вкус ко всем удовольствиям чувства, разума и духа никогда не притуплялся. Она наслаждалась всеми радостями жизни, как никто другой, кого я знал». Он беспрерывно благодарил Бога за чудесное исцеление Джой, однако не мог унять подспудную тревогу: а вдруг болезнь все же вернется? Он молился, он надеялся, временами даже верил, что Джой исцелена по-настоящему. И все же не переставал бояться за нее. Он безумно любил жену и не скрывал святотатственных мыслей: «Она практически могла быть для меня важнее Бога, я бы мог сделать то, чего хотела она, а не Бог, если бы возник вопрос выбора».
И этот вопрос возник, когда они вернулись в Англию: ремиссия закончилась так же внезапно, как и началась...
Джой умирала в ужасных мучениях, однако она находила в себе силы поддерживать мужа. Льюис вспоминал о ее последних днях: «Незадолго перед концом я спросил ее: «Ты могла бы прийти ко мне - если это разрешается - когда придет моя очередь умирать?» «Разрешается, - сказала она. - Если я окажусь в раю, меня трудно будет удержать, а если в аду, я там все разнесу на куски». Она понимала, что мы говорили на условном мифологическом языке с некоторым элементом комедии. И она даже подмигнула мне сквозь слезы».
Джой скончалась 13 июля 1960 года. «Она сказала не мне, а исповеднику: «Я в мире с Богом». Она улыбалась, но не мне. Poi si torno ail'eterna fontana. Она припала к вечному источнику», - писал Льюис.
Похороны Джой стали настоящим кошмаром. Клайв после кончины жены заболел и не мог заниматься организационными вопросами, переложив их на плечи брата. А Уоррен с горя запил и допустил ужасную ошибку: он должен был отправить сообщение о смерти Джой в газету, чтобы знакомые узнали время похорон и пришли проститься с покойницей. Но Уоррен написал в «Дейли Телеграф», газету, которую читал сам, а не в «Таймс», которую читали все их знакомые. Так что друзей на похоронах было раз, два и обчелся. Из школы в Уэльсе на похороны приехал Дуглас Грэшем, четырнадцатилетний сын Джой. В своих мемуарах он оставил такое описание встречи с Льюисом: «Его вид поразил меня: я видел его буквально десять дней назад, но с тех пор он постарел лет на двадцать. Взгляд у него был, как будто его душу прямо сейчас терзали в аду... «Ох, Клайв!» - вырвалось у меня, и слезы брызнули из глаз. Клайв ринулся ко мне и обнял меня за плечи. Я вцепился в него, и мы оба заплакали. То был первый раз, когда мы обняли друг друга».
Если Джой перед кончиной примирилась с Богом, то Льюис оказался на грани крушения веры. Он усомнился в милосердии Бога и в самом его существовании. Он одержимо вел дневники, в которых описывал все стадии своего горя, все свои терзания и сомнения. Он разговаривал с Джой, со своей Еленой Прекрасной...
«Часто мы думаем, что они нас видят. И заключаем из этого - неважно, имеются ли на это основания, - что если это правда, то они видят нас более ясно, чем при жизни. Видит ли теперь X., сколько пены и мишуры было в том, что мы оба называли «моей любовью»? Да будет так. Смотри изо всех сил, родная. Я не стану ничего от тебя утаивать, даже если бы мог. Мы не идеализировали друг друга. У нас не было секретов друг от друга. Ты знала все мои слабости. И если сейчас, оттуда, ты увидишь что-нибудь похуже, я могу это принять. И ты тоже можешь. Отчитать, объяснить, подразнить, простить. Потому что одно из чудес любви - то, что она дарит обоим, в особенности женщине, способность видеть человека насквозь, несмотря на околдованность любовью, в то же время не освобождаясь от ее чар».
Он долго опасался посещать их любимые места, где он с ней был счастлив когда-то - любимый паб, парк. Но однажды решился - сразу, как посылают в полет пилота после того, как он побывал в аварии, и, к своему удивлению, не увидел никакой разницы. «Ее отсутствие в этих местах ощутимо не более, чем повсюду. Оно не имеет привязанности к определенному месту, - писал Льюис. - Думаю, если тебе вдруг запретят употреблять в пищу соль, ты не будешь замечать ее нехватку в одном блюде больше, чем в другом. Весь процесс еды будет другим, каждый день, любая пища. Это так просто. Весь жизненный процесс изменился. Ее отсутствие - как небо, распростершееся надо всем. Хотя нет, это не совсем так. Есть одно место, где ее особенно не хватает, и этого места мне не избежать, ибо это я сам, мое тело. Когда-то оно было значительно, так как оно было телом возлюбленного X. Теперь же мое тело - опустелый дом. Однако зачем обманывать себя? Я знаю, наступит время, и мое тело обретет былую важность для меня, и я даже забуду, что с ним было что-то неладно».
«Когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, мне не удается его увидеть отчетливо в моем воображении. А вот лицо абсолютно незнакомого человека, мелькнувшее в утренней толпе, я вижу с безошибочной точностью, стоит мне закрыть глаза. Несомненно, на это есть простое объяснение. Мы видим лица тех. кто нам ближе и дороже всех, в разных ситуациях, под разными углами, в разном освещении, с разными выражениями, мы видим их, когда они гуляют, спят, плачут, едят, говорят, задумываются - и все эти разнообразные выражения смешиваются в нашей памяти и сливаются в неясное расплывчатое пятно. Но голос ее я слышу так явственно. Иногда, вспоминая ее голос, я могу разрыдаться как малое дитя...»
Свои дневниковые записи о жизни после Джой Льюис опубликовал. Книга, которая в русском переводе вышла под названием «Боль утраты», была подписана Н. Клерк. Друзья, не зная этого, даже дарили ему книгу, обращая внимание на то, что она обязательно поможет ему справиться с горем, не подозревая, что его ничуть не меньше терзают муки потери веры. В дневнике он писал: «X. была яркой личностью, прямая, светлая душа, как шпага из закаленной стали. Но она не была святой. Грешная женщина, замужем за грешным мужчиной. Два пациента Бога, которых еще надо излечить. Я знаю, требуется не только осушить слезы, но и отчистить пятна, чтобы шпага заблистала еще ярче. Но пожалуйста, о, Боже, осторожнее, осторожнее. Месяц за месяцем, неделю за неделей Ты растягивал ее бедное тело на дыбе, когда она еще в нем находилась. Не хватит ли?.. Меня все время тянет сказать о нашем браке: это было слишком хорошо, чтобы продолжаться вечно. Хотя на это можно посмотреть по-разному. Если посмотреть пессимистически - как только Бог увидел, насколько счастливы его создания, он сразу решил положить этому конец. «Не разрешается!» А с другой стороны, это может означать: «Они достигли совершенства. Это стало тем, чем должно было стать. Посему дальше продолжать не имеет смысла». Как будто Бог сказал: «Молодцы! Вы достигли мастерства. Я очень вами доволен. А теперь переходим к следующему упражнению».
О себе он больше не думал. Его жизнь закончилась вместе с жизнью Джой. Каждую новую хворь, терзавшую его тело, Льюис принимал с радостью: как еще одну ступень к смерти, к воссоединению с любимой женщиной. Или же если воссоединение не суждено - к избавлению от мучительной скорби. Утешиться он так и не смог.
Клайв Стейплз Льюис скончался от заражения крови 22 ноября 1963 года. В тот же самый день был убит президент Кеннеди, и это убийство так взбудоражило весь мир, что смерть Льюиса прошла практически незамеченной. На похоронах Льюиса было не так уж много людей. Даже Уоррен не явился проводить брата: от потрясения у него случился инсульт, приковавший его к постели. Из родных людей на похоронах были только приемные сыновья Дэвид и Дуглас Грэшем, да еще Мэрией, дочка миссис Мур, которая не забыла, как когда-то о ней заботился «милый Клайв».
Елена Прокофьева,
Gala Биография, №1, 2012
Сайт: http://domochag.net/people/history25.php
Интересный факт. «Когда я пытаюсь вспомнить ее лицо, мне не удается его увидеть отчетливо в моем воображении. А вот лицо абсолютно незнакомого человека, мелькнувшее в утренней толпе, я вижу с безошибочной точностью, стоит мне закрыть глаза. Несомненно, на это есть простое объяснение. Мы видим лица тех. кто нам ближе и дороже всех, в разных ситуациях, под разными углами, в разном освещении, с разными выражениями, мы видим их, когда они гуляют, спят, плачут, едят, говорят, задумываются - и все эти разнообразные выражения смешиваются в нашей памяти и сливаются в неясное расплывчатое пятно. Но голос ее я слышу так явственно. Иногда, вспоминая ее голос, я могу разрыдаться как малое дитя...»