ПРО ЭРОС БЕРДЯЕВА
За лицемерную стыдливость,
За подноготную наивность,
Соединенья и разрыв
Нас побеждать учил Бердяев
Не только склоны Гималаев,
Но платьев резвые порханья
И тел неопытных мотив.
Сознанье новичка волшебно,
Проникновенно и целебно,
Прикосновенья ласки к телу
Необычайны и резвы.
Восторг исследует философ,
Чтоб достучаться и до сосок:
Нет незначительных вопросов,
Как нет без Эроса любви.
О самом важном и интимном
Невеждам говорить противно.
Мы за сознанием звериным
Столь подозрительно следим,
Когда описывает грубость
Обворожительные струны
Расположения Фортуны
Умишком матерным своим.
В интимной глубине сознанья
Мы встретим ангелов порханья,
Объятья, чмоки и Христа.
Когда гуляли мы по Лавре
Печерской, Киевской, то славно
Нас умиляла красота.
В пещерах, где сияли мощи,
Мы кожей делались не толще
Микрона. Чуяли оргазм
От восхищения святыней
И этот свет в душе отныне
Не покидает всюду нас.
Бердяев там и ныне бродит:
Мы с ним пересекались вроде
На этих трепетных тропах,
Где переводы не мешали
Объединяться нам душами
Со звоном украинских птах.
Христос смеялся эротично
И притчи сеял неприлично,
Привычки наши поборов
К зазнайству, склокам, попугайству:
И мы желали не пугаться
Интимной сути куполов.
Нас потрясала откровенность,
Когда не зная лицемерья,
Исус заветно хохотал
Над пола вожделенной тайной
И поражала нас случайность
Святых апостольских похвал.
За лицемерьями аскезы
Теперь скрываются протезы,
Что на порезах расцвели
Души невинной и наивной,
Любовь несущей, как молитву,
Зачатьям бредящей Земли.
Как Гиппиус и Мережковский,
Как Блок, не мыслящий по скотски,
С монашкой Лидой Николай
Блюли обеты православья
И против похоти восстали,
Плюс добывали в теле рай.
Чтоб свет пролить в такие сферы,
Где правят водка и гетеры,
Непонимание изгнать,
Мы умираем за рабочим
Столом, который больше ночи,
И ручки держим благодать.
Бердяев устранял границы,
Умея верить и молиться,
Чтоб знали мы свободу от
Засилья тьмы и умиранья,
Мух сонных тленного сознанья,
Святой воды читая код.
За лицемерную стыдливость,
За подноготную наивность,
Соединенья и разрыв
Нас побеждать учил Бердяев
Не только склоны Гималаев,
Но платьев резвые порханья
И тел неопытных мотив.
Сознанье новичка волшебно,
Проникновенно и целебно,
Прикосновенья ласки к телу
Необычайны и резвы.
Восторг исследует философ,
Чтоб достучаться и до сосок:
Нет незначительных вопросов,
Как нет без Эроса любви.
О самом важном и интимном
Невеждам говорить противно.
Мы за сознанием звериным
Столь подозрительно следим,
Когда описывает грубость
Обворожительные струны
Расположения Фортуны
Умишком матерным своим.
В интимной глубине сознанья
Мы встретим ангелов порханья,
Объятья, чмоки и Христа.
Когда гуляли мы по Лавре
Печерской, Киевской, то славно
Нас умиляла красота.
В пещерах, где сияли мощи,
Мы кожей делались не толще
Микрона. Чуяли оргазм
От восхищения святыней
И этот свет в душе отныне
Не покидает всюду нас.
Бердяев там и ныне бродит:
Мы с ним пересекались вроде
На этих трепетных тропах,
Где переводы не мешали
Объединяться нам душами
Со звоном украинских птах.
Христос смеялся эротично
И притчи сеял неприлично,
Привычки наши поборов
К зазнайству, склокам, попугайству:
И мы желали не пугаться
Интимной сути куполов.
Нас потрясала откровенность,
Когда не зная лицемерья,
Исус заветно хохотал
Над пола вожделенной тайной
И поражала нас случайность
Святых апостольских похвал.
За лицемерьями аскезы
Теперь скрываются протезы,
Что на порезах расцвели
Души невинной и наивной,
Любовь несущей, как молитву,
Зачатьям бредящей Земли.
Как Гиппиус и Мережковский,
Как Блок, не мыслящий по скотски,
С монашкой Лидой Николай
Блюли обеты православья
И против похоти восстали,
Плюс добывали в теле рай.
Чтоб свет пролить в такие сферы,
Где правят водка и гетеры,
Непонимание изгнать,
Мы умираем за рабочим
Столом, который больше ночи,
И ручки держим благодать.
Бердяев устранял границы,
Умея верить и молиться,
Чтоб знали мы свободу от
Засилья тьмы и умиранья,
Мух сонных тленного сознанья,
Святой воды читая код.