Рассказ содержит сцены насилия. Не рекомендуется к чтению несовершеннолетними. Наверно у каждого православного при слове «алтарь» возникают только самые светлые и святые ассоциации. И не удивительно, ведь там святая святых, святой престол, бескровная Жертва. Там словно другой мир, в который и войти-то по канонам не всякому позволено. А уж как мечтает каждая мама видеть своего отпрыска в блестящем парчовом стихаре прислуживающим при священнодействии в алтаре. Вот только одна проблема – мы бесконечно далеки от Моисея, с которым во святая святых разговаривал Господь. А потому и священник не всегда может подать достойный пример, и пономарь не всегда хочет его перенимать. Какие бы иллюзии не строили себе благочестивые мамы насчет алтаря, какие бы не возлагали на него надежды, но реальность гораздо суровее и неумолимее. Именно в алтаре ребенок может впервые без ведома родителей попробовать вино и приучиться к празднословию. Именно там он может потерять благоговение к святыне и научиться осуждению священников. Святая святых становится для них коридором, который они уже десятки раз пересекали. И если раньше дети входили в храм с открытым ртом, поражаясь его величию, а алтарь представлялся какой-то таинственной землей обетованной, то после входа в алтарь, храм вообще может потерять свое былое величие в их глазах, так, что они даже забывают перекреститься при входе в него. Поэтому для меня всегда было загадкой, зачем на летние каникулы детей отдают в алтари, а не отправляют куда-нибудь отдохнуть? Это ведь дети – носители огромного заряда энергии. Им нужно веселье и приключения, нужно развлечение и общение. А раз на каникулы их вынудили проводить время в алтаре, то именно там они все это себе и находят. А если не находят, то сами устраивают в алтаре клуб по интересам, бегают по нему, смеются, играют. Опытные священники даже к исповеди советуют приобщать детей как можно позже, в противовес мнению – чем раньше, тем лучше, а тут сразу во святая святых. Все это было бы лишь догадками и предположениями, если бы не горький опыт нашего прихода. В моем городе несколько десятков приходов, среди которых наш занимает далеко не последнее место. Вот уже несколько десятков лет я служу в нашем храме святых мучеников Косьмы и Дамиана и являюсь вторым среди пяти священников прихода. Приход у нас приличный – в воскресные службы может собраться больше 300 человек, среди которых немало молодежи. Мне это всегда нравилось, и я частенько любил в проповедях развеять миф о Православии для бабушек. Посмотрите вокруг, — говорил я, — сколько молодых и целеустремленных людей, готовых по первой команде унести Благую весть хоть пингвинам в Антарктиду. Конечно, это было не совсем правдой. Среди нашей молодежи, наверно, как и среди всей остальной, было достаточно вольнодумства, эзотерики, непозволительного поведения и других сомнительных начинаний. А потому мои миссионерские шутки были, как мне казалось, больше стимулом для них и выражением моей надежды относительно горячих голов с нашего прихода. Было, конечно, много и достойных примеров, глядя на которые хотелось верить и в плодотворность собственных усилий, и в будущее России в целом. Однако враг не дремлет и иногда выбивает нас с высоток, которые давно уже были заняты нами. И тем печальнее бывают эти поражения, чем блистательнее была предыдущая победа. Я возвращался домой после долгой субботней исповеди. Желая облегчить и для себя, и для прихожан воскресную исповедь, я остаюсь после субботнего бдения еще на несколько часов, чтобы как можно больше желающих могло спокойно помолиться завтра на Литургии. Наш дом находится не так далеко от храма, а потому я часто возвращаюсь пешком, желая полюбоваться нашими прудами, отражающими вечернее закатное небо. Однако в свете последних событий сегодня я был начеку. Любой шум и треск веток вызывал тревогу и настороженность. Проходя по навесному мостику и вдыхая вечерний прохладный воздух над прудами, я несколько раз посмотрел то взад, то вперед ожидая, что кто-то может преградить мне путь. Но никто так и не появился, и путь до дома прошел без ожидаемых происшествий. Дом встретил меня привычным теплом и запахами ужина. Супруга-матушка кулинарила на кухне, пока трое мальчиков занимались своими делами в комнате. Семья вернулась домой сразу после вечерней службы, оставляя меня одного (иногда с другими священниками) на исповеди. Пройдя на кухню, я обнял сзади жену и поцеловал ее в шею: – Помощь нужна? – Помощь катастрофически нужна, чтобы все съесть, так как ужин уже готов, — ответила моя Пифия, окутанная парами жареного лука и пасты. – Ну, в этом мы лучшие помощники, — ответил я, — ты же знаешь. Сейчас только проверю почту. Сняв рясу и умывшись, я включил компьютер. Мальчики о чем-то спорили в другой комнате. Зайдя на знакомый и неприятный форум, я, конечно же, увидел ответ на свой вчерашний пост. – Что вы знаете о сатане? – вещал абсолютно уверенный в своей правоте автор, — вы, которые в продолжение веков обвешивали его ярлыками, но никогда не знали его лично. Как вы можете говорить о нем, когда ваша Библия ничего про него не знает, равно, как и черная библия Ла Вея. Ваша псевдодуховная программа, которую вы называете христианством, молода и несовершенна, тогда, как истинное знание и духовность сатаны куда более древние. Мы не богатеем за счет людского горя и страданий, как делаете это вы, мы даем людям узнать истину через личное познание сатаны. Еще многое не менее мрачное и ошибочное читал я в этом ответе. И чем больше я читал, тем больше поражался и наполнялся какой-то липкой грязью, которая словно угарный газ не давала свободно дышать. Прочитав пост до конца, я откинулся на стуле. За окном уже стемнело, на горизонте показалась луна. Вечерний город на том берегу прудов жил своей размеренной жизнью. Вот они подлинные сатанинские глубины, — подумал я. Мелькнула слабенькая мысль о возможном ответе на это заявление, но она также быстро растаяла во мраке невозможности что-либо изменить, как и появилась. Что могло произойти в жизни молодых людей, решивших связать свою судьбу с подобными религиозными течениями? Какое разочарование в жизни должна пережить душа, решившая добровольно опуститься на самое адское дно? Но злая ирония заключалась отнюдь не в том, что молодой сатанист пытался переубедить священника в основах его вероучения, а в том, что знал я его с младенчества и начинал он свой путь с алтаря нашего храма. Когда-то, около 15-ти лет назад или чуть более того, отец настоятель привел в алтарь мальчика. Это был очередной пономарь, которых тогда, да и сейчас тоже, было у нас немало. Зеленоглазый мальчуган оказался живым и не по годам ответственным. Как и все новички, он брался за любое поручение и выполнял его со всей старательностью. Первый стихарь, первый выход со свечей, первое волнение и ошибки – все было у него, как и у всех. Помню его первое чтение Апостола. Он тогда уже несколько лет был при алтаре и в значительной степени освоился в богослужебном порядке. Но чтение Апостола как бы возвращает всех на исходную: снова волнение, снова дрожь в коленках и потные ладони. А глядя в счастливые глаза его матери, можно было смело утверждать, что для полного счастья ей в жизни больше ничего не надо: сын в алтаре, как у Христа за пазухой и читает Апостол. Вот она мечта наяву! Однако бодрый старт не всегда означает такой же финиш. Проходили года, мальчик рос и все больше осваивался на святом месте. Разговоры и смех пономарей на службе никто не замечает, так как и сами священники могут шутить и разговаривать. И только очень внимательный мог усмотреть тревожные признаки приближающейся развязки. Алеша, так звали нашего алтарника, сдружился в школе с ребятами, которые отрицательно влияли на него. Его одежда начала принимать темные цвета, музыка, которую он стал слушать, приобрела агрессивные тона, а мысли, которые он иногда высказывал, отдавали чем-то богоборным и даже богохульным. Как бы непринужденно, как будто желая поддержать разговор, он мог спорить со священником, пытаясь доказать правоту своих мыслей. Однажды я сам услышал от него такие слова: «Если Бог есть, то почему Его никто не видит? Почему Он не разговаривает с нами, как об этом написано в Библии? Есть ли какое-то подтверждение этому, кроме библейского?» Ответ настоятеля о том, что Бог разговаривает с чистыми сердцем и что есть множество свидетельств преподобного Симеона Нового Богослова, святителя Нифонта Кипрского, блаженного Андрея Христа ради юродивого, преподобного Симеона Дивногорца и многих других, которые лично разговаривали с Христом, не убедил Алексея. Однажды зайдя в алтарь, я увидел, как Алексей прокачивал двух юных пономарей. Двое мальчиков стояли в упоре лежа и отжимались, в то время, как матерый алтарник Алеша, сидя на стуле неспешно считал. – Вы чего тут делаете?, — спросил я всех сразу, хотя прекрасно понял, что происходит. – Занимаемся духовно-нравственным воспитанием, — ответил Алеша, широко улыбнувшись. – Они до сих пор не могут выучить службу. Как им еще объяснить? – Давайте заканчивайте уже, — более решительно потребовал я, — это алтарь вообще-то. Что за тюремные методы! – Какая разница: поклоны давать или отжимания? Та же самая епитимия, только другое физическое упражнение, — парировал Алексей, продолжая широко улыбаться. Мальчики поднялись с пола и, отряхивая руки, стали смеяться и говорить, что физкультура им только на пользу. Стокгольмский синдром в действии, — подумал я. – Епитимии раздавать могут только духовные отцы и епископы. Тебе кто в алтаре сидеть разрешил? – Так я же их духовный отец?, — засмеялся он, оставив без внимания второй вопрос. Алексей обхватил двумя руками за шею обоих мальчиков и прижал к себе, — Ну что, дети, усвоили урок? Вся эта сцена уже тогда насторожила меня. Подозрения насчет недолговечности его пребывания в Церкви закрались в мое сердце. Но главное было еще впереди. Он перестал исповедаться и причащаться. Кто-то из священников спросил его об этом. – А зачем?, — спросил он в ответ. – Чтобы наследовать спасение, так как по словам Спасителя, кто не причащается не имеет вечной жизни. – Спасение?, — он хмыкнул и отвернулся. Алеша стал красить волосы и вызывающе одеваться. Однажды, когда он пришел с еще одной новой прической, настоятель не допустил его до богослужения. – Ты алтарник, ты лицо церкви, на тебя люди смотрят! О чем ты им скажешь этой своей дикостью на голове? – Да больно надо было!, — бросил Алексей в сердцах и направился к выходу.– Я‑то лицо, а вот вы, интересно, какая часть тела?, — сказал он в дверях и вышел из храма. И это был не просто уход со службы. Это был уход из Церкви, сознательный выбор молодого человека, которому в конец надоела родительская узда. Не раз я потом видел грустные глаза его матери, которая одна воспитывала Алешу. Не раз я слышал потом ее слезные жалобы на исповеди о том, что она теряет сына. Алексей пропадал неизвестно где, занимался неизвестно чем и водился непонятно с кем. Кто-то из ребят сказал, что он модерирует какой-то сайт то ли рокерский, то ли сатанинский. После того, как он ушел, я не видел его около полугода. После слезных просьб его матери и разговора с настоятелем, я решил навестить его. Дома его не оказалось. С красными от слез глазами Людмила (его мама) рассказала, что он не ночевал сегодня дома. Она поведала, что он может быть в двух популярных у них местах: в клубе «Красный дракон», либо на кладбище, недалеко от новостроек на границе города. Я решил начать с клуба. То, что там собираются всякие неформалы, я уже был наслышан, а потому заранее морально настроился на предстоящую встречу. По дороге в клуб я все думал, о чем с ним говорить, как на него повлиять, какие струны души задеть? Вариантов было мало, так как мы не раз уже пытались достучаться до него и слышали его оккультную позицию по многим вопросам. Скажу те же самые слова, — решил я, подходя к дверям клуба, — может в другой обстановке они зазвучат по-другому? Вечерело. Город начинал раскрашиваться во все цвета радуги. Неоновые огни магазинов и рекламных плакатов принимали эстафету у вечерних лучей уходящего солнца. Вход клуба украшала огромная светящаяся голова красного дракона. В его зияющей пасти, словно во вратах преисподней, стояли два здоровых мужика и блюли свой ночной дозор. Каждый из них был на голову выше меня. В своих тяжелых кожаных куртках, черных штанах и остроконечных казаках, они напоминали представителей какого-нибудь рыцарского ордена, который по пути в очередной крестовый поход зашел развлечься в кабак за счет купленных заранее у Папы сверхдолжных заслуг. Молча преградив мне путь, они стояли и смотрели на меня. – Что не так?, — наконец спросил я. – Ничего, — спокойно ответил бугай в черных перчатках без пальцев. – Дресс-код не подходящий, — добавил через какое-то время второй., — одежда должна быть черной. В этой рубахе в офисе будешь своему начальнику задницу вылизывать. Они заржали, словно лошади в брачный период. Здесь надо заметить, что когда я собирался, то не знал – в рясе мне идти или без нее. Алеша видел меня в храме всегда в рясе, а потому я долго думал – сохранять мне церковный вид или можно по гражданке? Не решив ничего конкретного, я положил рясу в пакет и на всякий случай взял с собой. Черный цвет, значит, нужен! Подождав мгновение, я достал рясу из пакета, накинул и быстро застегнул пуговицы. – А так пойдет?, — спросил я охранников. Увидев священника в рясе, они перестали смеяться и какое-то время смотрели широко открытыми глазами. Затем переглянувшись, молча разошлись в разные стороны, давая понять, что проход открыт. Войдя внутрь, я оказался в густо накуренном помещении. В дыму мерцали несколько лучей цветовых декораций. Нечто, напоминавшее дикое и голодное животное, ревело в динамиках и давило на психику. Никто не танцевал, что было вполне логично, так как, честно говоря, я слабо себе представлял, как можно танцевать под рев заколаемого бизона. Господи, помилуй, — подумал я, — и они это слушают! Народу было немного. Человек 20-может 30, словно пауки, расползлись по темным углам просторного зала. В сигаретном дыму, в котором улавливался терпкий запах конопли, их едва можно было различить. Я постоял секунд десять, осматриваясь и признавая для себя недостаточность своей моральной подготовки к такому месту. Кашлянув несколько раз, я стал подходить от одного стола к другому, называя имя и фамилию. Некоторые отвечали сразу, другие молчали толи от нежелания со мной разговаривать, толи убеждая себя, что я не их белая горячка. Тогда я продолжал спрашивать, пока не получал какой-нибудь ответ. В клубе Алеши не оказалось. Я подошел к барной стойке. На высоких барных стульях сидело несколько человек. Никто не разговаривал. Бармен протирал стойку и расставлял рюмки на подносе. Заметив меня, он подошел и спокойно спросил: – Батя, что пить будем? Та же черная кожанка, что и у остальных, на голове бандана с черепами, а на груди пентаграмма на блестящей цепи. Изпод клепаного рукава виднелся хвост какого-то животного, вытатуированного красной краской на его руке. Спокойным, я бы сказал, оценивающим взглядом он смотрел мне прямо в глаза. Я отказался от выпивки и задал ему все тот же вопрос. Не отрывая от меня взгляда, он отрицательно покачал головой. В этот момент один из постояльцев повернулся ко мне и, разглядывая меня мутными глазами, вдруг сказал:
– О! Я тебя знаю! Ты Кураев!
Он толкнул соседа в бок и сказал: «Смотри – Кураев!»
– Чего?, — спросил тот.
Я не стал дослушивать разговор и поспешил на свежий воздух.
На улице мне в лицо ударила приятная вечерняя прохлада. Она казалась тем более желанной, чем более отвратительной была тяжелая атмосфера клуба. Блюстители дресс-кода курили и с интересом разглядывали что-то в телефоне.
– Что-то быстро, – сказал один из них, заметив меня. Я решил не спрашивать у них про Алексея и сразу направился на кладбище.
Мне понадобилось около двадцати минут, чтобы прибыть на место. Темные коробки новостроек своими черными оконными проемами, неприветливо смотрели мне в след, когда я уходил в сторону леса. Преодолев овраг, я вошел в лесную полосу. Едва только войдя в лес, я услышал со стороны кладбища смех, пение и звуки музыки. Среди черной листвы виднелся свет зажженных автомобильных фар. Подойдя к границе посадок, я остановился за крупным тополем. Совершенно не опасаясь, что в рясе меня кто-нибудь заметит в ночном лесу, я выглянул из-за дерева и увидел типичную молодежную картину: среди могил расположилась группа подростков и взрослых мужчин человек из десяти. Тут же стояли два автомобиля с горящими фарами. У одного были открыты двери, и из салона доносилась музыка похожая на ту, которую я только что успел оценить в клубе. Люди стояли и сидели на лавочках возле могил какой-то пожилой пары. Один из них держал гитару. Фары освещали не все фигуры и, к тому же, создавали четкий контраст света и тени. Потому разглядеть все лица у меня не получилось. Однако этого было достаточно, чтобы заметить среди них Алексея. Он сидел на лавочке с сигаретой в зубах. На одном его колене расположилась девушка, которая вместе с ним звонко смеялась над чем-то. Одной рукой он держал ее за талию, а другой сжимал бутылку.
Я снова спрятался за дерево. И каков же план?, — мелькнула мысль. Я вдруг почувствовал, как быстро колотится сердце. Что, заволновался или испугался?, — мысленно спросил я себя. Бояться нечего – доброе дело делаешь. Душу спасаешь, к тому же по благословению настоятеля. А что если… Нет, не может быть. Мысль о смерти показалась абсурдом. Хотя, всякое бывает. Я задумался о семье. Сомнения нахлынули гигантской волной.
– Господи, — вслух сказал я, — если есть воля Твоя, дай мне сил и разумения, чтобы исполнить ее.
Перекрестившись, я вышел из-за дерева и направился к группе неформалов. При этом я заметил, что сделал это довольно легко. Сомнения куда-то удалились, а им на смену пришла уверенность в правильности действий.
Они заметили меня лишь когда я вошел в свет фар и вплотную приблизился к ним.
– Кто это?, — спросил один из ребят, испуганно глядя на меня. Все, кто его услышал, обернулись в мою сторону. Несколько секунд они молча осматривали фигуру в черном одеянии и пытались понять, кто перед ними. Я пробежался взглядом по нетрезвым лицам и остановился на Алексее. Он тоже был удивлен, но быстро узнал меня. На лице мелькнула неопределенная эмоция, напоминавшая смесь злобы и растерянности.
– Поп что ли?, — спросила девушка, сидящая на колене у Алексея.
– Кажись поп.
– Не может быть.
– Какого он тут забыл?
– Кажется, пора завязывать с пивом.
Я какое-то время слушал их реплики, от которых им становилось все веселее.
– Алексей, можно тебя на секунду.
Я сделал усилие, чтобы через музыку меня было слышно. Бывший алтарник смотрел на остальных и смеялся, демонстрируя всем своим видом свою непричастность ко мне.
– Чего он сказал?, — спросил один из старших. – Священник, тебе чего надо? Я назвал имя и фамилию Алексея.
– Это тебя что ли? Ты его знаешь? Это твой отец?
– Какой отец!, нет у меня отца, говорил уже сто раз!, — открещивался Алексей.
– Леша, нам нужно поговорить, — продолжал я, — меня прислал отец настоятель. Пойдем отойдем.
– Куда это ты собрался? Мы тоже хотим послушать. Че, че за история, ну рассказывай. Лисапед, че у тебя за дела с попом?
– Да знались когда-то в прошлой жизни. – И уже обращаясь ко мне крикнул: Вали отсюда, я уже все сказал!
Было очевидно, что он пытался как можно больше соответствовать своим товарищам, а потому не скупился на эмоции.
– Ну зачем же так быстро? – молодые люди обступили меня, — оставайся еще, а то мы уже заскучали тут.
Прикинув обстановку, я понял, что дипломатическая миссия провалилась и теперь нужно думать, как уйти с наименьшими потерями, то есть переломанными костями.
– Поп, зачем ты сюда пришел? Ты ничего не боишься, да?
– Может он воскрес из мертвых. Покажи, где твоя могила?
Толпа заводилась все больше. При каждом вопросе один из них тыкал мне в грудь пальцем. Было похоже, что они только искали стимул для действий, которые все очевидно предвкушали.
– Неужели нет других мест, чтобы собираться?, — сказал я более решительным тоном, — своим поведением вы оскверняете память мертвых.
– Вы слышали? Священник пришел учить нас жизни. Не поздновато ли? Иди старухам своим мозги промывай! Попяра недобитый! Недорезали вас уродов в свое время, а напрасно.
Примерно здесь точка кипения достигла своего предела. Первый удар я получил в бровь, отчего отлетел назад, но чудом удержался на ногах. После этого шквал ударов обрушился на все части моего тела, так, что я сбился со счета уже на второй секунде. Закрыв голову руками, я согнулся и старался сохранить равновесие. Хмельные, но не потерявшие рассудок головы, мыслили вполне разумно. Это я понял по тому, что удары приходились на самые болевые места: голову и почки. Наконец, удар ногой по лицу вывел меня из равновесия. Я отлетел назад и грохнулся прямо на чей-то могильный холм. Глаза ослепил свет автомобильных фар, который, однако, уже вскоре скрылся за обступившими меня ногами.
– Присоединяйся. Или папочку жалко?
Я не видел, но был уверен, что после этого предложения, не желая отставать от испорченного коллектива, Алексей присоединился ко всем. Весело хохоча, одна из девушек поливала меня из бутылки пивом. Уже потом я поймал себя на мысли, что ни разу не вспомнил о семье, словно милосердный Бог не желал огорчить меня еще больше подобными тревогами. Гремела музыка, которая, впрочем, не мешала мне думать и оценивать ситуацию. Я ясно понимал, что если не встану сейчас, то могу уже никогда не встать. Я отпустил голову и попытался, несмотря на удары, приподняться, но тут же получил удар с носка по голове, после чего впал в небытие.
Прошло немного времени. Я открыл глаза и тут же вспомнил где нахожусь. Почти каждая из частей тела отозвалась в мозгу дикой болью. Я почувствовал, что губы слиплись от крови. Разомкнув их, я издал стон. И в этот момент услышал рядом голоса и смех. Оказалось, что утомившись меня бить, вырожденцы спокойно уселись на свои места и продолжили свой антикультурный досуг. Услышав меня, они начали выкидывать в мой адрес шутки и нецензурные оскорбления. Кто-то бросил в меня алюминиевой банкой из под пива. Я поймал себя на мысли, что это может быть единственный шанс уйти отсюда живым. Потому превозмогая боль, я медленно поднялся на ноги и хромая поковылял без оглядки в сторону городских огней.
Еще не дойдя до дома, я заметил на пороге свою матушку, которая накрывшись кофтой, пристально вглядывалась в темноту ночи. Заметив и узнав меня, она подбежала и, подставив свое хрупкое плечо, помогла доползти до ванной.
Таким образом, разговор по душам с блудным сыном стоил мне нескольких недель больничного режима. Навестив меня, настоятель сожалел о случившемся и во всем винил себя. Как бы там ни было, но после этого случая, даже спустя несколько месяцев я продолжал оглядываться по сторонам, когда в темноте возвращался домой.
Примерно через два или три месяца после кладбища, я стал замечать какие-то изменения в своем мироощущении. Появился навязчивый страх, который усиливался с наступлением темноты. По ночам я просыпался от странного ощущения чьего-то присутствия в спальне. Некто невидимый прикасался ко мне, дышал мне в лицо запахом гнили, садился на кровать и чужим отражением смотрел на меня из зеркала. Появились частые ночные кошмары, которые принимали реалистичный характер, а чувство, что кто-то постоянно смотрит на тебя из темноты, сводило с ума. Похоже, мои сатанинские «друзья» не забыли обо мне. Я усилил молитву, пост и служение с причастием, но искушение продолжало терроризировать. Я прекрасно понимал его адскую природу, благо прецеденты в истории уже были, а значит и проверенные церковные средства против этих колдовских влияний вполне надежные и действенные. Нужно только потерпеть и проявить настойчивость в вере и молитве. И избавление не замедлило наступить.
Однажды возвращаясь с требы домой, я проходил темными и незнакомыми переулками. Бывал я здесь всего несколько раз за всю жизнь, а потому местами шел наугад малоизвестными путями. Страх как обычно был со мной, но сейчас он очень усилился, так, что я часто крестился и даже пару раз хлопнул себя по щеке, чтобы немного прийти в себя. Но перед очередной аркой я остановился. Рядом с проходом был крытый вход в подвальное помещение магазина. Там, вероятно, располагалась его подсобка. Наружная дверь была открыта, отчего в темной обстановке ее пустота зияла кромешной тьмой. Я застыл на месте, так как живо ощутил чей-то взгляд из этой тьмы. Кто-то или что-то стояло во мраке и пристально смотрело на меня. Я почувствовал, как на голове зашевелились волосы, а кожа покрылась мурашками. Мне предстояло пройти прямо мимо этой адской двери, но это было невозможно – страх сковал меня, парализовал до невозможности сдвинуться с места.
Вот дьявольское страхование! Я попытался заставить себя прогневаться на него. И у меня это как будто получилось. Перекрестившись, я направился прямо к темному дверному проему. Подходя, я старался не поднимать глаз, так как ясно понимал, что как только посмотрю выше, то встречусь взглядом с тем, что сейчас не отрываясь смотрит не меня. Подойдя к подвальной двери, я повернулся к ней спиной и застыл на месте. Леденящий ужас сковал все мое тело, каждая волосинка на моем теле затрепетала от страха. Мысли, словно газмановские скакуны бешено сменяли друг друга: сейчас сзади тебя кто-то схватит, сейчас тебя сзади пырнут ножом, тебя сейчас задушат, утащат во тьму! Беги отсюда! Беги что есть сил! Беги без оглядки! Но я продолжал стоять спиной к жуткому кошмару и молился:
– На Бога уповах, не убоюсь, что сделает мне человек, не убоюсь, что сделает мне плоть! Живый в помощи Вышняго… на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия… Страха же вашего не убоимся ниже смутимся, яко с нами Бог!
Я перебирал мысленно все псалмы, которые смог вспомнить и крестился без перерыва, положив в своем сердце лучше умереть прямо здесь и сейчас, чем убежать от надоевшего кошмара. Я как будто слышал голос позади себя, который кричал мне что-то, запугивал меня, обрекал на ужасы. Я может быть и рад был убежать, но совершенно не чувствовал своих ног. Они онемели и как бы перестали существовать.
– Я не боюсь тебя, дьявольская гордыня! Ты унижаешь себя, борясь со мной слабым. Я не боюсь тебя! Я презираю тебя!
Еще мгновение, и ужас позади меня дрогнул и отступил. Отползая во тьму, он медленно, как бы неохотно разжимал своими ледяными щупальцами мое сердце. Животный леденящий страх сам испугался имени Божия и с этого дня оставил меня в покое.
После этой напасти, которая длилась несколько недель, я опять мог вернуться к нормальной жизни. Сосредоточившись на своей борьбе, я даже по временам забывал про Алексея, с которым все это было неразрывно связано. От некоторых ребят я узнал про один сатанинский сайт, на котором в числе его администрации, якобы, был и Алеша. Зайдя на него, я словно погрузился в болото из нечистот. Сколько там было всякого рода хулы и лжи, заблуждений и грязи, которая словно омочённый в яде кнут хлестала до крови христианское сердце. Я даже зарегистрировался в этом отстойнике, чтобы через общение на форуме выйти на Алексея и постоянством борьбы за его душу одержать победу. Но вскоре понял, что всему есть какой-то предел, который не случайно именуют «чертой невозврата».
Но об Алеше постоянно помнили многие наши прихожане и не забывали его в своих молитвах, правилах и псалмопениях. Священники также всегда произносили его имя на Литургии и разного рода молебнах. Все его помнили и даже после его отступления не желали отпускать.
Прошло примерно полгода после всех этих событий, когда милосердный Бог сотворил долгожданное чудо.
Было около часа ночи. Дети уже давно спали, а я только минут десять назад закончил работу над проповедью и лег в постель. Обняв супругу, я еще какое-то время лежал, размышляя над проведением предстоящих храмовых мероприятий. Лишь минут через 10–15 медленно начал погружаться в царство Морфея. Из сонного полузабвения меня вывел звонок в дверь, который сопровождался ударами кулака. Мгновенно открыв глаза, я вскочил с постели и начал одеваться.
– Что это?
Моя матушка села на кровати и с тревогой смотрела на меня.
– Все нормально. Я сейчас проверю. Оставайся здесь.
Кто-то настойчиво продолжал колотить в дверь, грозя разбудить и перепугать всех детей. Я вышел на террасу, включил свет и, открыв дверь, замер от изумления. На пороге стоял Алеша. Он часто дышал, как после долгого бега и испуганными слезящимися глазами смотрел на меня.
– Алексей? Ты чего? Ты один?
Я даже не знал о чем его в первую очередь спросить. Он быстро оглянулся и снова посмотрел на меня.
– Давай заходи.
Я сделал жест, приглашая его внутрь. Все еще продолжая часто дышать,он вошел в дом. На лбу у него была нарисована сатанинская символика, и одет он был соответственно. Какое-то время я молчал, рассматривая его и пытаясь понять что происходит.
– Я не знал куда пойти, — наконец проговорил он, немного отдышавшись.
– Что случилось?
По всему было видно, что с ним явно что-то произошло и, судя по всему, это что-то было очень серьезным. Я предложил ему присесть на табурет. Алексей сел на стул и нервно сжимая пальцы сказал:
– Они хотели меня убить. Они вдруг решили меня убить. Они считают меня поповским сыночком и решили меня убить.
Как выяснилось из последующего разговора, на одной из культовых гулянок что-то пошло не так, и разговор зашел о принесении человеческой жертвы. Несмотря на то, что для этого дилетантского течения это было не свойственно, вероятно алкоголь, наркотики, а может быть и Промысел Божий сделали свое дело. Как Алеша ни пытался отшучиваться, как не клялся в своей верности группе и факте своего перехода и отречения от крещения, матери и всего святого, как это принято в подобных случаях, но пьяной компании хотелось остренького. А как это у них проходит, я знаю на своем собственном горбе. В результате произошла потасовка, в ходе которой Алексею еле удалось убежать. Он не пошел ни домой, ни к знакомым. Оставался один вариант – мой дом.
После того, как он все мне рассказал, мы первым делом позвонили его маме и успокоили ее. Я предложил Алексею залечь на дно в каком-нибудь тихом местечке, где он сможет и укрыться от мстительной люциферской братии, и обдумать свою жизнь в целом, на что он изъявил свое согласие.
– Что со мной будет? Для меня возможно прощение?
Алексей сидел на стуле и отрешенно смотрел в пол.
– Для Бога все возможно, — я положил руку ему на плечо, — главное, чтобы ты сам в это верил.
Он посмотрел на меня глазами, которые я так давно не видел, что почти забыл, что когда-то это был его обычный взгляд. Мы отмыли с его лица и рук дьявольские рисунки, переодели в нормальную одежду и уснули сном хоть и тревожным, но не лишенным надежды на лучшее.
После радостного и для Алексея, и для всего нашего прихода покаяния, я отвез нашего алтарника в один из далеких мужских монастырей, где и оставил его в качестве трудника. Случилось так, что произошло это в день памяти апостола Иоанна Богослова. Когда мы ехали туда, то в машине звучало житие этого дивного апостола любви. В его житии есть эпизод о юноше, которого апостол отдал на окормление одному епископу, но который потом испортился и стал разбойником. Когда апостол вернулся, чтобы узнать его судьбу и, узнав, что он развратился и стал атаманом бандитов, то сам пошел его искать, гнался за ним и уговорил его оставить погибельный путь и вернуться к Богу. Когда читался этот эпизод, мы с Алексеем переглянулись и улыбнулись друг другу.
От его снова счастливой мамы, я узнавал о его делах. Она перезванивалась с сыном и сообщала мне последние новости. Между прочим оказалось, что на форуме я общался вовсе не с Алексеем, а с кем-то другим, кто знал его и выдавал себя за него. Спустя год я снова побывал в том монастыре. Стоя на вечернем богослужении, я заметил в алтаре Алешу. Когда он выходил со свечей, то увидев меня, смущенно улыбнулся. У него была аккуратная прическа, появились усики и жиденькая бородка. Из под блестящего стихаря виднелась черная полоса подрясника. Ну, слава Богу!, — подумалось мне. – Вполне благообразное лицо церкви.
История, которая чуть не обернулась трагедией, наконец, получила свое завершение. Небо вторит радости людей о спасении погибшей души. Подобное возможно только благодаря человеческому подвигу и помощи Божией. Нельзя отстраниться от возложенной на тебя Богом ответственности. Но именно это делают родители, которые перекладывают воспитание на крестных. Именно это делают папы и мамы, не занимаясь детьми, но возлагая их духовное просвещение на воскресные школы или алтари. Вчерашние «христиане поневоле» завтра могут стать блудными детьми и сполна отплатить своим родителям за их небрежение и лицемерие. Несомненно, Богу все возможно, но счастливый конец будет только там, где Божественная воля солидарна со свободной человеческой. Хотя, по большому счету, это еще не конец, это только начало.
Лекции пр.А.И.Осипова,прот.А.Ю.Ткачева.Православие
Алтарник
Рассказ содержит сцены насилия. Не рекомендуется к чтению несовершеннолетними.
Наверно у каждого православного при слове «алтарь» возникают только самые светлые и святые ассоциации. И не удивительно, ведь там святая святых, святой престол, бескровная Жертва. Там словно другой мир, в который и войти-то по канонам не всякому позволено. А уж как мечтает каждая мама видеть своего отпрыска в блестящем парчовом стихаре прислуживающим при священнодействии в алтаре.
Вот только одна проблема – мы бесконечно далеки от Моисея, с которым во святая святых разговаривал Господь. А потому и священник не всегда может подать достойный пример, и пономарь не всегда хочет его перенимать. Какие бы иллюзии не строили себе благочестивые мамы насчет алтаря, какие бы не возлагали на него надежды, но реальность гораздо суровее и неумолимее. Именно в алтаре ребенок может впервые без ведома родителей попробовать вино и приучиться к празднословию. Именно там он может потерять благоговение к святыне и научиться осуждению священников. Святая святых становится для них коридором, который они уже десятки раз пересекали. И если раньше дети входили в храм с открытым ртом, поражаясь его величию, а алтарь представлялся какой-то таинственной землей обетованной, то после входа в алтарь, храм вообще может потерять свое былое величие в их глазах, так, что они даже забывают перекреститься при входе в него.
Поэтому для меня всегда было загадкой, зачем на летние каникулы детей отдают в алтари, а не отправляют куда-нибудь отдохнуть? Это ведь дети – носители огромного заряда энергии. Им нужно веселье и приключения, нужно развлечение и общение. А раз на каникулы их вынудили проводить время в алтаре, то именно там они все это себе и находят. А если не находят, то сами устраивают в алтаре клуб по интересам, бегают по нему, смеются, играют. Опытные священники даже к исповеди советуют приобщать детей как можно позже, в противовес мнению – чем раньше, тем лучше, а тут сразу во святая святых.
Все это было бы лишь догадками и предположениями, если бы не горький опыт нашего прихода.
В моем городе несколько десятков приходов, среди которых наш занимает далеко не последнее место. Вот уже несколько десятков лет я служу в нашем храме святых мучеников Косьмы и Дамиана и являюсь вторым среди пяти священников прихода. Приход у нас приличный – в воскресные службы может собраться больше 300 человек, среди которых немало молодежи. Мне это всегда нравилось, и я частенько любил в проповедях развеять миф о Православии для бабушек. Посмотрите вокруг, — говорил я, — сколько молодых и целеустремленных людей, готовых по первой команде унести Благую весть хоть пингвинам в Антарктиду.
Конечно, это было не совсем правдой. Среди нашей молодежи, наверно, как и среди всей остальной, было достаточно вольнодумства, эзотерики, непозволительного поведения и других сомнительных начинаний. А потому мои миссионерские шутки были, как мне казалось, больше стимулом для них и выражением моей надежды относительно горячих голов с нашего прихода. Было, конечно, много и достойных примеров, глядя на которые хотелось верить и в плодотворность собственных усилий, и в будущее России в целом.
Однако враг не дремлет и иногда выбивает нас с высоток, которые давно уже были заняты нами. И тем печальнее бывают эти поражения, чем блистательнее была предыдущая победа.
Я возвращался домой после долгой субботней исповеди. Желая облегчить и для себя, и для прихожан воскресную исповедь, я остаюсь после субботнего бдения еще на несколько часов, чтобы как можно больше желающих могло спокойно помолиться завтра на Литургии. Наш дом находится не так далеко от храма, а потому я часто возвращаюсь пешком, желая полюбоваться нашими прудами, отражающими вечернее закатное небо. Однако в свете последних событий сегодня я был начеку. Любой шум и треск веток вызывал тревогу и настороженность. Проходя по навесному мостику и вдыхая вечерний прохладный воздух над прудами, я несколько раз посмотрел то взад, то вперед ожидая, что кто-то может преградить мне путь. Но никто так и не появился, и путь до дома прошел без ожидаемых происшествий.
Дом встретил меня привычным теплом и запахами ужина. Супруга-матушка кулинарила на кухне, пока трое мальчиков занимались своими делами в комнате. Семья вернулась домой сразу после вечерней службы, оставляя меня одного (иногда с другими священниками) на исповеди.
Пройдя на кухню, я обнял сзади жену и поцеловал ее в шею:
– Помощь нужна?
– Помощь катастрофически нужна, чтобы все съесть, так как ужин уже готов, — ответила моя Пифия, окутанная парами жареного лука и пасты.
– Ну, в этом мы лучшие помощники, — ответил я, — ты же знаешь. Сейчас только проверю почту.
Сняв рясу и умывшись, я включил компьютер. Мальчики о чем-то спорили в другой комнате. Зайдя на знакомый и неприятный форум, я, конечно же, увидел ответ на свой вчерашний пост.
– Что вы знаете о сатане? – вещал абсолютно уверенный в своей правоте автор, — вы, которые в продолжение веков обвешивали его ярлыками, но никогда не знали его лично. Как вы можете говорить о нем, когда ваша Библия ничего про него не знает, равно, как и черная библия Ла Вея. Ваша псевдодуховная программа, которую вы называете христианством, молода и несовершенна, тогда, как истинное знание и духовность сатаны куда более древние. Мы не богатеем за счет людского горя и страданий, как делаете это вы, мы даем людям узнать истину через личное познание сатаны.
Еще многое не менее мрачное и ошибочное читал я в этом ответе. И чем больше я читал, тем больше поражался и наполнялся какой-то липкой грязью, которая словно угарный газ не давала свободно дышать. Прочитав пост до конца, я откинулся на стуле. За окном уже стемнело, на горизонте показалась луна. Вечерний город на том берегу прудов жил своей размеренной жизнью. Вот они подлинные сатанинские глубины, — подумал я. Мелькнула слабенькая мысль о возможном ответе на это заявление, но она также быстро растаяла во мраке невозможности что-либо изменить, как и появилась.
Что могло произойти в жизни молодых людей, решивших связать свою судьбу с подобными религиозными течениями? Какое разочарование в жизни должна пережить душа, решившая добровольно опуститься на самое адское дно? Но злая ирония заключалась отнюдь не в том, что молодой сатанист пытался переубедить священника в основах его вероучения, а в том, что знал я его с младенчества и начинал он свой путь с алтаря нашего храма.
Когда-то, около 15-ти лет назад или чуть более того, отец настоятель привел в алтарь мальчика. Это был очередной пономарь, которых тогда, да и сейчас тоже, было у нас немало. Зеленоглазый мальчуган оказался живым и не по годам ответственным. Как и все новички, он брался за любое поручение и выполнял его со всей старательностью. Первый стихарь, первый выход со свечей, первое волнение и ошибки – все было у него, как и у всех. Помню его первое чтение Апостола. Он тогда уже несколько лет был при алтаре и в значительной степени освоился в богослужебном порядке. Но чтение Апостола как бы возвращает всех на исходную: снова волнение, снова дрожь в коленках и потные ладони. А глядя в счастливые глаза его матери, можно было смело утверждать, что для полного счастья ей в жизни больше ничего не надо: сын в алтаре, как у Христа за пазухой и читает Апостол. Вот она мечта наяву!
Однако бодрый старт не всегда означает такой же финиш. Проходили года, мальчик рос и все больше осваивался на святом месте. Разговоры и смех пономарей на службе никто не замечает, так как и сами священники могут шутить и разговаривать. И только очень внимательный мог усмотреть тревожные признаки приближающейся развязки. Алеша, так звали нашего алтарника, сдружился в школе с ребятами, которые отрицательно влияли на него. Его одежда начала принимать темные цвета, музыка, которую он стал слушать, приобрела агрессивные тона, а мысли, которые он иногда высказывал, отдавали чем-то богоборным и даже богохульным. Как бы непринужденно, как будто желая поддержать разговор, он мог спорить со священником, пытаясь доказать правоту своих мыслей. Однажды я сам услышал от него такие слова: «Если Бог есть, то почему Его никто не видит? Почему Он не разговаривает с нами, как об этом написано в Библии? Есть ли какое-то подтверждение этому, кроме библейского?» Ответ настоятеля о том, что Бог разговаривает с чистыми сердцем и что есть множество свидетельств преподобного Симеона Нового Богослова, святителя Нифонта Кипрского, блаженного Андрея Христа ради юродивого, преподобного Симеона Дивногорца и многих других, которые лично разговаривали с Христом, не убедил Алексея.
Однажды зайдя в алтарь, я увидел, как Алексей прокачивал двух юных пономарей. Двое мальчиков стояли в упоре лежа и отжимались, в то время, как матерый алтарник Алеша, сидя на стуле неспешно считал.
– Вы чего тут делаете?, — спросил я всех сразу, хотя прекрасно понял, что происходит.
– Занимаемся духовно-нравственным воспитанием, — ответил Алеша, широко улыбнувшись. – Они до сих пор не могут выучить службу. Как им еще объяснить?
– Давайте заканчивайте уже, — более решительно потребовал я, — это алтарь вообще-то. Что за тюремные методы!
– Какая разница: поклоны давать или отжимания? Та же самая епитимия, только другое физическое упражнение, — парировал Алексей, продолжая широко улыбаться.
Мальчики поднялись с пола и, отряхивая руки, стали смеяться и говорить, что физкультура им только на пользу. Стокгольмский синдром в действии, — подумал я.
– Епитимии раздавать могут только духовные отцы и епископы. Тебе кто в алтаре сидеть разрешил?
– Так я же их духовный отец?, — засмеялся он, оставив без внимания второй вопрос. Алексей обхватил двумя руками за шею обоих мальчиков и прижал к себе, — Ну что, дети, усвоили урок?
Вся эта сцена уже тогда насторожила меня. Подозрения насчет недолговечности его пребывания в Церкви закрались в мое сердце. Но главное было еще впереди.
Он перестал исповедаться и причащаться. Кто-то из священников спросил его об этом.
– А зачем?, — спросил он в ответ.
– Чтобы наследовать спасение, так как по словам Спасителя, кто не причащается не имеет вечной жизни.
– Спасение?, — он хмыкнул и отвернулся.
Алеша стал красить волосы и вызывающе одеваться. Однажды, когда он пришел с еще одной новой прической, настоятель не допустил его до богослужения.
– Ты алтарник, ты лицо церкви, на тебя люди смотрят! О чем ты им скажешь этой своей дикостью на голове?
– Да больно надо было!, — бросил Алексей в сердцах и направился к выходу.– Я‑то лицо, а вот вы, интересно, какая часть тела?, — сказал он в дверях и вышел из храма. И это был не просто уход со службы. Это был уход из Церкви, сознательный выбор молодого человека, которому в конец надоела родительская узда. Не раз я потом видел грустные глаза его матери, которая одна воспитывала Алешу. Не раз я слышал потом ее слезные жалобы на исповеди о том, что она теряет сына. Алексей пропадал неизвестно где, занимался неизвестно чем и водился непонятно с кем. Кто-то из ребят сказал, что он модерирует какой-то сайт то ли рокерский, то ли сатанинский.
После того, как он ушел, я не видел его около полугода. После слезных просьб его матери и разговора с настоятелем, я решил навестить его.
Дома его не оказалось. С красными от слез глазами Людмила (его мама) рассказала, что он не ночевал сегодня дома. Она поведала, что он может быть в двух популярных у них местах: в клубе «Красный дракон», либо на кладбище, недалеко от новостроек на границе города. Я решил начать с клуба. То, что там собираются всякие неформалы, я уже был наслышан, а потому заранее морально настроился на предстоящую встречу. По дороге в клуб я все думал, о чем с ним говорить, как на него повлиять, какие струны души задеть? Вариантов было мало, так как мы не раз уже пытались достучаться до него и слышали его оккультную позицию по многим вопросам. Скажу те же самые слова, — решил я, подходя к дверям клуба, — может в другой обстановке они зазвучат по-другому?
Вечерело. Город начинал раскрашиваться во все цвета радуги. Неоновые огни магазинов и рекламных плакатов принимали эстафету у вечерних лучей уходящего солнца. Вход клуба украшала огромная светящаяся голова красного дракона. В его зияющей пасти, словно во вратах преисподней, стояли два здоровых мужика и блюли свой ночной дозор. Каждый из них был на голову выше меня. В своих тяжелых кожаных куртках, черных штанах и остроконечных казаках, они напоминали представителей какого-нибудь рыцарского ордена, который по пути в очередной крестовый поход зашел развлечься в кабак за счет купленных заранее у Папы сверхдолжных заслуг.
Молча преградив мне путь, они стояли и смотрели на меня.
– Что не так?, — наконец спросил я.
– Ничего, — спокойно ответил бугай в черных перчатках без пальцев.
– Дресс-код не подходящий, — добавил через какое-то время второй., — одежда должна быть черной. В этой рубахе в офисе будешь своему начальнику задницу вылизывать.
Они заржали, словно лошади в брачный период.
Здесь надо заметить, что когда я собирался, то не знал – в рясе мне идти или без нее. Алеша видел меня в храме всегда в рясе, а потому я долго думал – сохранять мне церковный вид или можно по гражданке? Не решив ничего конкретного, я положил рясу в пакет и на всякий случай взял с собой.
Черный цвет, значит, нужен! Подождав мгновение, я достал рясу из пакета, накинул и быстро застегнул пуговицы.
– А так пойдет?, — спросил я охранников.
Увидев священника в рясе, они перестали смеяться и какое-то время смотрели широко открытыми глазами. Затем переглянувшись, молча разошлись в разные стороны, давая понять, что проход открыт.
Войдя внутрь, я оказался в густо накуренном помещении. В дыму мерцали несколько лучей цветовых декораций. Нечто, напоминавшее дикое и голодное животное, ревело в динамиках и давило на психику. Никто не танцевал, что было вполне логично, так как, честно говоря, я слабо себе представлял, как можно танцевать под рев заколаемого бизона.
Господи, помилуй, — подумал я, — и они это слушают! Народу было немного. Человек 20-может 30, словно пауки, расползлись по темным углам просторного зала. В сигаретном дыму, в котором улавливался терпкий запах конопли, их едва можно было различить. Я постоял секунд десять, осматриваясь и признавая для себя недостаточность своей моральной подготовки к такому месту.
Кашлянув несколько раз, я стал подходить от одного стола к другому, называя имя и фамилию. Некоторые отвечали сразу, другие молчали толи от нежелания со мной разговаривать, толи убеждая себя, что я не их белая горячка. Тогда я продолжал спрашивать, пока не получал какой-нибудь ответ.
В клубе Алеши не оказалось. Я подошел к барной стойке. На высоких барных стульях сидело несколько человек. Никто не разговаривал. Бармен протирал стойку и расставлял рюмки на подносе. Заметив меня, он подошел и спокойно спросил:
– Батя, что пить будем?
Та же черная кожанка, что и у остальных, на голове бандана с черепами, а на груди пентаграмма на блестящей цепи. Изпод клепаного рукава виднелся хвост какого-то животного, вытатуированного красной краской на его руке. Спокойным, я бы сказал, оценивающим взглядом он смотрел мне прямо в глаза. Я отказался от выпивки и задал ему все тот же вопрос. Не отрывая от меня взгляда, он отрицательно покачал головой. В этот момент один из постояльцев повернулся ко мне и, разглядывая меня мутными глазами, вдруг сказал:
– О! Я тебя знаю! Ты Кураев!
Он толкнул соседа в бок и сказал: «Смотри – Кураев!»
– Чего?, — спросил тот.
Я не стал дослушивать разговор и поспешил на свежий воздух.
На улице мне в лицо ударила приятная вечерняя прохлада. Она казалась тем более желанной, чем более отвратительной была тяжелая атмосфера клуба. Блюстители дресс-кода курили и с интересом разглядывали что-то в телефоне.
– Что-то быстро, – сказал один из них, заметив меня. Я решил не спрашивать у них про Алексея и сразу направился на кладбище.
Мне понадобилось около двадцати минут, чтобы прибыть на место. Темные коробки новостроек своими черными оконными проемами, неприветливо смотрели мне в след, когда я уходил в сторону леса. Преодолев овраг, я вошел в лесную полосу. Едва только войдя в лес, я услышал со стороны кладбища смех, пение и звуки музыки. Среди черной листвы виднелся свет зажженных автомобильных фар. Подойдя к границе посадок, я остановился за крупным тополем. Совершенно не опасаясь, что в рясе меня кто-нибудь заметит в ночном лесу, я выглянул из-за дерева и увидел типичную молодежную картину: среди могил расположилась группа подростков и взрослых мужчин человек из десяти. Тут же стояли два автомобиля с горящими фарами. У одного были открыты двери, и из салона доносилась музыка похожая на ту, которую я только что успел оценить в клубе. Люди стояли и сидели на лавочках возле могил какой-то пожилой пары. Один из них держал гитару. Фары освещали не все фигуры и, к тому же, создавали четкий контраст света и тени. Потому разглядеть все лица у меня не получилось. Однако этого было достаточно, чтобы заметить среди них Алексея. Он сидел на лавочке с сигаретой в зубах. На одном его колене расположилась девушка, которая вместе с ним звонко смеялась над чем-то. Одной рукой он держал ее за талию, а другой сжимал бутылку.
Я снова спрятался за дерево. И каков же план?, — мелькнула мысль. Я вдруг почувствовал, как быстро колотится сердце. Что, заволновался или испугался?, — мысленно спросил я себя. Бояться нечего – доброе дело делаешь. Душу спасаешь, к тому же по благословению настоятеля. А что если… Нет, не может быть. Мысль о смерти показалась абсурдом. Хотя, всякое бывает. Я задумался о семье. Сомнения нахлынули гигантской волной.
– Господи, — вслух сказал я, — если есть воля Твоя, дай мне сил и разумения, чтобы исполнить ее.
Перекрестившись, я вышел из-за дерева и направился к группе неформалов. При этом я заметил, что сделал это довольно легко. Сомнения куда-то удалились, а им на смену пришла уверенность в правильности действий.
Они заметили меня лишь когда я вошел в свет фар и вплотную приблизился к ним.
– Кто это?, — спросил один из ребят, испуганно глядя на меня. Все, кто его услышал, обернулись в мою сторону. Несколько секунд они молча осматривали фигуру в черном одеянии и пытались понять, кто перед ними. Я пробежался взглядом по нетрезвым лицам и остановился на Алексее. Он тоже был удивлен, но быстро узнал меня. На лице мелькнула неопределенная эмоция, напоминавшая смесь злобы и растерянности.
– Поп что ли?, — спросила девушка, сидящая на колене у Алексея.
– Кажись поп.
– Не может быть.
– Какого он тут забыл?
– Кажется, пора завязывать с пивом.
Я какое-то время слушал их реплики, от которых им становилось все веселее.
– Алексей, можно тебя на секунду.
Я сделал усилие, чтобы через музыку меня было слышно. Бывший алтарник смотрел на остальных и смеялся, демонстрируя всем своим видом свою непричастность ко мне.
– Чего он сказал?, — спросил один из старших. – Священник, тебе чего надо?
Я назвал имя и фамилию Алексея.
– Это тебя что ли? Ты его знаешь? Это твой отец?
– Какой отец!, нет у меня отца, говорил уже сто раз!, — открещивался Алексей.
– Леша, нам нужно поговорить, — продолжал я, — меня прислал отец настоятель. Пойдем отойдем.
– Куда это ты собрался? Мы тоже хотим послушать. Че, че за история, ну рассказывай. Лисапед, че у тебя за дела с попом?
– Да знались когда-то в прошлой жизни. – И уже обращаясь ко мне крикнул: Вали отсюда, я уже все сказал!
Было очевидно, что он пытался как можно больше соответствовать своим товарищам, а потому не скупился на эмоции.
– Ну зачем же так быстро? – молодые люди обступили меня, — оставайся еще, а то мы уже заскучали тут.
Прикинув обстановку, я понял, что дипломатическая миссия провалилась и теперь нужно думать, как уйти с наименьшими потерями, то есть переломанными костями.
– Поп, зачем ты сюда пришел? Ты ничего не боишься, да?
– Может он воскрес из мертвых. Покажи, где твоя могила?
Толпа заводилась все больше. При каждом вопросе один из них тыкал мне в грудь пальцем. Было похоже, что они только искали стимул для действий, которые все очевидно предвкушали.
– Неужели нет других мест, чтобы собираться?, — сказал я более решительным тоном, — своим поведением вы оскверняете память мертвых.
– Вы слышали? Священник пришел учить нас жизни. Не поздновато ли? Иди старухам своим мозги промывай! Попяра недобитый! Недорезали вас уродов в свое время, а напрасно.
Примерно здесь точка кипения достигла своего предела. Первый удар я получил в бровь, отчего отлетел назад, но чудом удержался на ногах. После этого шквал ударов обрушился на все части моего тела, так, что я сбился со счета уже на второй секунде. Закрыв голову руками, я согнулся и старался сохранить равновесие. Хмельные, но не потерявшие рассудок головы, мыслили вполне разумно. Это я понял по тому, что удары приходились на самые болевые места: голову и почки. Наконец, удар ногой по лицу вывел меня из равновесия. Я отлетел назад и грохнулся прямо на чей-то могильный холм. Глаза ослепил свет автомобильных фар, который, однако, уже вскоре скрылся за обступившими меня ногами.
– Присоединяйся. Или папочку жалко?
Я не видел, но был уверен, что после этого предложения, не желая отставать от испорченного коллектива, Алексей присоединился ко всем. Весело хохоча, одна из девушек поливала меня из бутылки пивом. Уже потом я поймал себя на мысли, что ни разу не вспомнил о семье, словно милосердный Бог не желал огорчить меня еще больше подобными тревогами. Гремела музыка, которая, впрочем, не мешала мне думать и оценивать ситуацию. Я ясно понимал, что если не встану сейчас, то могу уже никогда не встать. Я отпустил голову и попытался, несмотря на удары, приподняться, но тут же получил удар с носка по голове, после чего впал в небытие.
Прошло немного времени. Я открыл глаза и тут же вспомнил где нахожусь. Почти каждая из частей тела отозвалась в мозгу дикой болью. Я почувствовал, что губы слиплись от крови. Разомкнув их, я издал стон. И в этот момент услышал рядом голоса и смех. Оказалось, что утомившись меня бить, вырожденцы спокойно уселись на свои места и продолжили свой антикультурный досуг. Услышав меня, они начали выкидывать в мой адрес шутки и нецензурные оскорбления. Кто-то бросил в меня алюминиевой банкой из под пива. Я поймал себя на мысли, что это может быть единственный шанс уйти отсюда живым. Потому превозмогая боль, я медленно поднялся на ноги и хромая поковылял без оглядки в сторону городских огней.
Еще не дойдя до дома, я заметил на пороге свою матушку, которая накрывшись кофтой, пристально вглядывалась в темноту ночи. Заметив и узнав меня, она подбежала и, подставив свое хрупкое плечо, помогла доползти до ванной.
Таким образом, разговор по душам с блудным сыном стоил мне нескольких недель больничного режима. Навестив меня, настоятель сожалел о случившемся и во всем винил себя. Как бы там ни было, но после этого случая, даже спустя несколько месяцев я продолжал оглядываться по сторонам, когда в темноте возвращался домой.
Примерно через два или три месяца после кладбища, я стал замечать какие-то изменения в своем мироощущении. Появился навязчивый страх, который усиливался с наступлением темноты. По ночам я просыпался от странного ощущения чьего-то присутствия в спальне. Некто невидимый прикасался ко мне, дышал мне в лицо запахом гнили, садился на кровать и чужим отражением смотрел на меня из зеркала. Появились частые ночные кошмары, которые принимали реалистичный характер, а чувство, что кто-то постоянно смотрит на тебя из темноты, сводило с ума. Похоже, мои сатанинские «друзья» не забыли обо мне. Я усилил молитву, пост и служение с причастием, но искушение продолжало терроризировать. Я прекрасно понимал его адскую природу, благо прецеденты в истории уже были, а значит и проверенные церковные средства против этих колдовских влияний вполне надежные и действенные. Нужно только потерпеть и проявить настойчивость в вере и молитве. И избавление не замедлило наступить.
Однажды возвращаясь с требы домой, я проходил темными и незнакомыми переулками. Бывал я здесь всего несколько раз за всю жизнь, а потому местами шел наугад малоизвестными путями. Страх как обычно был со мной, но сейчас он очень усилился, так, что я часто крестился и даже пару раз хлопнул себя по щеке, чтобы немного прийти в себя. Но перед очередной аркой я остановился. Рядом с проходом был крытый вход в подвальное помещение магазина. Там, вероятно, располагалась его подсобка. Наружная дверь была открыта, отчего в темной обстановке ее пустота зияла кромешной тьмой. Я застыл на месте, так как живо ощутил чей-то взгляд из этой тьмы. Кто-то или что-то стояло во мраке и пристально смотрело на меня. Я почувствовал, как на голове зашевелились волосы, а кожа покрылась мурашками. Мне предстояло пройти прямо мимо этой адской двери, но это было невозможно – страх сковал меня, парализовал до невозможности сдвинуться с места.
Вот дьявольское страхование! Я попытался заставить себя прогневаться на него. И у меня это как будто получилось. Перекрестившись, я направился прямо к темному дверному проему. Подходя, я старался не поднимать глаз, так как ясно понимал, что как только посмотрю выше, то встречусь взглядом с тем, что сейчас не отрываясь смотрит не меня. Подойдя к подвальной двери, я повернулся к ней спиной и застыл на месте. Леденящий ужас сковал все мое тело, каждая волосинка на моем теле затрепетала от страха. Мысли, словно газмановские скакуны бешено сменяли друг друга: сейчас сзади тебя кто-то схватит, сейчас тебя сзади пырнут ножом, тебя сейчас задушат, утащат во тьму! Беги отсюда! Беги что есть сил! Беги без оглядки!
Но я продолжал стоять спиной к жуткому кошмару и молился:
– На Бога уповах, не убоюсь, что сделает мне человек, не убоюсь, что сделает мне плоть! Живый в помощи Вышняго… на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия… Страха же вашего не убоимся ниже смутимся, яко с нами Бог!
Я перебирал мысленно все псалмы, которые смог вспомнить и крестился без перерыва, положив в своем сердце лучше умереть прямо здесь и сейчас, чем убежать от надоевшего кошмара. Я как будто слышал голос позади себя, который кричал мне что-то, запугивал меня, обрекал на ужасы. Я может быть и рад был убежать, но совершенно не чувствовал своих ног. Они онемели и как бы перестали существовать.
– Я не боюсь тебя, дьявольская гордыня! Ты унижаешь себя, борясь со мной слабым. Я не боюсь тебя! Я презираю тебя!
Еще мгновение, и ужас позади меня дрогнул и отступил. Отползая во тьму, он медленно, как бы неохотно разжимал своими ледяными щупальцами мое сердце. Животный леденящий страх сам испугался имени Божия и с этого дня оставил меня в покое.
После этой напасти, которая длилась несколько недель, я опять мог вернуться к нормальной жизни. Сосредоточившись на своей борьбе, я даже по временам забывал про Алексея, с которым все это было неразрывно связано. От некоторых ребят я узнал про один сатанинский сайт, на котором в числе его администрации, якобы, был и Алеша. Зайдя на него, я словно погрузился в болото из нечистот. Сколько там было всякого рода хулы и лжи, заблуждений и грязи, которая словно омочённый в яде кнут хлестала до крови христианское сердце. Я даже зарегистрировался в этом отстойнике, чтобы через общение на форуме выйти на Алексея и постоянством борьбы за его душу одержать победу. Но вскоре понял, что всему есть какой-то предел, который не случайно именуют «чертой невозврата».
Но об Алеше постоянно помнили многие наши прихожане и не забывали его в своих молитвах, правилах и псалмопениях. Священники также всегда произносили его имя на Литургии и разного рода молебнах. Все его помнили и даже после его отступления не желали отпускать.
Прошло примерно полгода после всех этих событий, когда милосердный Бог сотворил долгожданное чудо.
Было около часа ночи. Дети уже давно спали, а я только минут десять назад закончил работу над проповедью и лег в постель. Обняв супругу, я еще какое-то время лежал, размышляя над проведением предстоящих храмовых мероприятий. Лишь минут через 10–15 медленно начал погружаться в царство Морфея. Из сонного полузабвения меня вывел звонок в дверь, который сопровождался ударами кулака. Мгновенно открыв глаза, я вскочил с постели и начал одеваться.
– Что это?
Моя матушка села на кровати и с тревогой смотрела на меня.
– Все нормально. Я сейчас проверю. Оставайся здесь.
Кто-то настойчиво продолжал колотить в дверь, грозя разбудить и перепугать всех детей. Я вышел на террасу, включил свет и, открыв дверь, замер от изумления. На пороге стоял Алеша. Он часто дышал, как после долгого бега и испуганными слезящимися глазами смотрел на меня.
– Алексей? Ты чего? Ты один?
Я даже не знал о чем его в первую очередь спросить. Он быстро оглянулся и снова посмотрел на меня.
– Давай заходи.
Я сделал жест, приглашая его внутрь. Все еще продолжая часто дышать,он вошел в дом. На лбу у него была нарисована сатанинская символика, и одет он был соответственно. Какое-то время я молчал, рассматривая его и пытаясь понять что происходит.
– Я не знал куда пойти, — наконец проговорил он, немного отдышавшись.
– Что случилось?
По всему было видно, что с ним явно что-то произошло и, судя по всему, это что-то было очень серьезным. Я предложил ему присесть на табурет. Алексей сел на стул и нервно сжимая пальцы сказал:
– Они хотели меня убить. Они вдруг решили меня убить. Они считают меня поповским сыночком и решили меня убить.
Как выяснилось из последующего разговора, на одной из культовых гулянок что-то пошло не так, и разговор зашел о принесении человеческой жертвы. Несмотря на то, что для этого дилетантского течения это было не свойственно, вероятно алкоголь, наркотики, а может быть и Промысел Божий сделали свое дело. Как Алеша ни пытался отшучиваться, как не клялся в своей верности группе и факте своего перехода и отречения от крещения, матери и всего святого, как это принято в подобных случаях, но пьяной компании хотелось остренького. А как это у них проходит, я знаю на своем собственном горбе. В результате произошла потасовка, в ходе которой Алексею еле удалось убежать. Он не пошел ни домой, ни к знакомым. Оставался один вариант – мой дом.
После того, как он все мне рассказал, мы первым делом позвонили его маме и успокоили ее. Я предложил Алексею залечь на дно в каком-нибудь тихом местечке, где он сможет и укрыться от мстительной люциферской братии, и обдумать свою жизнь в целом, на что он изъявил свое согласие.
– Что со мной будет? Для меня возможно прощение?
Алексей сидел на стуле и отрешенно смотрел в пол.
– Для Бога все возможно, — я положил руку ему на плечо, — главное, чтобы ты сам в это верил.
Он посмотрел на меня глазами, которые я так давно не видел, что почти забыл, что когда-то это был его обычный взгляд. Мы отмыли с его лица и рук дьявольские рисунки, переодели в нормальную одежду и уснули сном хоть и тревожным, но не лишенным надежды на лучшее.
После радостного и для Алексея, и для всего нашего прихода покаяния, я отвез нашего алтарника в один из далеких мужских монастырей, где и оставил его в качестве трудника. Случилось так, что произошло это в день памяти апостола Иоанна Богослова. Когда мы ехали туда, то в машине звучало житие этого дивного апостола любви. В его житии есть эпизод о юноше, которого апостол отдал на окормление одному епископу, но который потом испортился и стал разбойником. Когда апостол вернулся, чтобы узнать его судьбу и, узнав, что он развратился и стал атаманом бандитов, то сам пошел его искать, гнался за ним и уговорил его оставить погибельный путь и вернуться к Богу. Когда читался этот эпизод, мы с Алексеем переглянулись и улыбнулись друг другу.
От его снова счастливой мамы, я узнавал о его делах. Она перезванивалась с сыном и сообщала мне последние новости. Между прочим оказалось, что на форуме я общался вовсе не с Алексеем, а с кем-то другим, кто знал его и выдавал себя за него.
Спустя год я снова побывал в том монастыре. Стоя на вечернем богослужении, я заметил в алтаре Алешу. Когда он выходил со свечей, то увидев меня, смущенно улыбнулся. У него была аккуратная прическа, появились усики и жиденькая бородка. Из под блестящего стихаря виднелась черная полоса подрясника. Ну, слава Богу!, — подумалось мне. – Вполне благообразное лицо церкви.
История, которая чуть не обернулась трагедией, наконец, получила свое завершение. Небо вторит радости людей о спасении погибшей души. Подобное возможно только благодаря человеческому подвигу и помощи Божией. Нельзя отстраниться от возложенной на тебя Богом ответственности. Но именно это делают родители, которые перекладывают воспитание на крестных. Именно это делают папы и мамы, не занимаясь детьми, но возлагая их духовное просвещение на воскресные школы или алтари. Вчерашние «христиане поневоле» завтра могут стать блудными детьми и сполна отплатить своим родителям за их небрежение и лицемерие. Несомненно, Богу все возможно, но счастливый конец будет только там, где Божественная воля солидарна со свободной человеческой. Хотя, по большому счету, это еще не конец, это только начало.
11.08.15