Осторожно приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Комната не освещена, и все предметы в ней будто смазаны вечерним полумраком. Вижу спину Тимура: он немного раскачивается, сидя на кровати, будто, хочет расслабиться, но не может. Я уверена, он знает о моем вторжении, но не реагирует на него, потому что… Не могу себе объяснить, не всегда понимаю этого мужчину. Но все же набираюсь храбрости и проскальзываю в комнату.
Сердце привычно пропускает удар. Я всегда волнуюсь, когда оказываюсь в одном с ним помещении. Улавливаю сильную мужскую энергетику и замираю, привыкая к этим ощущениям. Тимур не шевелится, но я сразу подмечаю смену его настроения. Как вообще возможно ТАК чувствовать постороннего мужчину? Мне совсем это не нравится, но у меня нет других вариантов…
Несколько долгих секунд сверлю взглядом его спину, постепенно теряя надежду, что сейчас он все-таки повернется. В итоге заставляю себя заговорить первой.
– Молодежь уже поужинала и разошлась по комнатам.
Тимур не реагирует, даже не пытается выглядеть вежливым. Предпринимаю еще одну попытку.
– Мы можем спуститься в столовую или поужинать здесь, я еще тоже не ела...
Обрываю себя на полуслове, потому что он все же поворачивается, и я не нахожу привычных солнечных очков на его лице. В комнате полумрак, мне не разглядеть, открыты ли его глаза. Но память услужливо подкидывает шокирующую картинку – его взгляд, бледно-голубую пустоту. Никогда раньше не видела слепых людей, поэтому успела тогда и испугаться, и снова взять себя в руки. Постаралась ничем не выдать секундного замешательства. Сейчас же меня снова захлестывают утренние эмоции…
– Теперь мы на равных.
Тимур говорит медленно, будто взвешивая каждое свое слово.
В каком смысле? Вроде как оба дезориентированы в темноте? Но я различаю силуэты, в комнате сумрак. И не думаю, что Тимур откровенно тяготится своим недугом, слишком уж уверенно он передвигается по дому.
Не успеваю ничего ответить, как он неожиданно продолжает:
– Кира, я могу задать вам один вопрос? Мне очень важно, чтобы вы были честной и не лукавили.
Улавливаю небольшую вибрацию в его низком голосе и чувствую, как меня мягко обволакивают эти непривычные интонации. Мои плечи медленно опускаются, но я заставляю себя подобраться и присесть в кресло рядом с кроватью. Теперь мы точно на равных, почти напротив друг друга, и это лучшее положение, чтобы быть откровенной. Вдыхаю и медленно выпускаю воздух из легких, пытаюсь успокоиться и настроиться, потому что догадываюсь, о чем сейчас пойдет речь.
– Тимур, я вас внимательно слушаю, – из последних сил держу лицо.
– Я вам омерзителен?
От нахлынувшего волнения немеют пальцы, а мозг лихорадочно подыскивает приемлемый ответ. Не позволяю себе долго думать.
– Некоторые ваши поступки мне неприятны. Но я не могу сказать, что они омерзительны.
Вижу, как Тимур напрягается, его спина распрямляется так, что мне кажется, будто ему в позвоночник вставили чугунный штырь.
– Я не о том, – он шумно выдыхает: – Вы же видели меня голым и... беспомощным сегодня утром. Я был вам омерзителен в тот момент?
– Вы про шрамы?
– Да, про них, – снова замолкает, будто решаясь на следующую реплику: – Что вы почувствовали, когда меня увидели?
И что ответить? Да я даже не заметила эти треклятые шрамы! Его стеклянный взгляд выбил из меня весь воздух. А когда я пришла в себя, то лихорадочно соображала, как помочь ему подняться в душевой кабине. Не до того тогда было.
Мысли снова уносятся к утреннему происшествию...
***
Просыпаюсь от сильного грохота и приглушенного мата в смежной ванной. Пулей вскакиваю с кровати, благо имея трех сыновей, я прекрасно отработала навык моментального реагирования. Для меня не является сюрпризом, что ванная общая и имеет два входа: в мою комнату и комнату Тимура. Раньше в поездках в охотничий домик эту комнату занимала Соня, но девочка выразила настойчивое желание уступить ее мне, а я не смогла отказаться. Слишком уж несчастный у нее тогда был взгляд.
В который раз стараюсь убедить себя, что ребенок искренне хотел угодить, но мне совсем не комфортно так близко соседствовать с ее отцом. Перед дверью все же замираю и прислушиваюсь. Я не хочу входить, хоть и понимаю, что, скорее всего, Тимуру нужна моя помощь. Заставляю себя провернуть ручку, все еще надеясь, что дверь окажется запертой изнутри.
Первое, что бросается в глаза, едва я переступаю порог, – обилие пены в душевой кабине. И лишь потом взгляд цепляет мужчина, пытающийся подняться на ноги.
– Тимур, подождите, у вас там гель разлился, слишком скользко...
Тараторю от волнения и вдруг осекаюсь, перехватывая его пустой взгляд.
Он молниеносно реагирует на мою заминку и прикрывает глаза, но эта картинка против воли успевает впечататься в память. Не без труда беру себя в руки и делаю нерешительный шаг к душевой кабине.
– Я сейчас попробую...
Понимаю, что, скорее всего, ничем не смогу ему помочь, мы совсем в разных весовых категориях.
– Нет, только не вы.
Я выдыхаю с облегчением. Понимаю, что стыдно радоваться, но я не хочу подходить близко к Тимуру, он меня волнует во всех смыслах этого слова. А сейчас, абсолютно обнаженный волнует в два раза сильнее. И его уязвленное положение не смазывает моих ощущений.
– Тогда, может, я позову Егора? – неуверенно лопочу я и сбегаю из ванной.
Лечу в комнату к старшему сыну. Тот ожидаемо успел проснуться и теперь копается в своем телефоне.
– Пойдем, там Тимур в душе упал, не принимает мою помощь!
Я исчерпала запас слов, могу только глубоко дышать и смотреть на сына огромными глазами. Как хорошо, что мы понимаем друг друга с одного взгляда, не надо тратить время на запутанные объяснения. Он вскакивает с кровати и, не надевая тапок, бежит наверх. Выдыхаю, я уверена, сын справится.
Серьезный четырнадцатилетний парень уже на голову выше меня, шире в плечах и крепче. За полгода, как мы остались одни, он полностью взял на себя заботу о младших братьях. Я работала, чтобы платить ипотеку и кормить большую семью. Егор забирал их из школы и садика, водил по кружкам, помогал среднему делать уроки. Конечно, мне приходилось заниматься репетиторством, денег даже с учетом социального пособия катастрофически не хватало. И я до сих пор ругаю себя за то, что не могу уделять детям должного внимания, но и выпутаться из сложившейся ситуации тоже не могу. Остается тянуть и улыбаться.
– Мам, там в ванной просто разгром! Все в пене!
Поднимаю взгляд на вернувшегося сына. Когда я успела рассесться на его кровати? И сколько времени прошло? Меня снова выключило… Надо с этим что-то делать… Трясу головой и заставляю себя сосредоточиться.
Время жить
Вера СкульскаяОсторожно приоткрываю дверь и заглядываю внутрь. Комната не освещена, и все предметы в ней будто смазаны вечерним полумраком. Вижу спину Тимура: он немного раскачивается, сидя на кровати, будто, хочет расслабиться, но не может. Я уверена, он знает о моем вторжении, но не реагирует на него, потому что… Не могу себе объяснить, не всегда понимаю этого мужчину. Но все же набираюсь храбрости и проскальзываю в комнату.
Сердце привычно пропускает удар. Я всегда волнуюсь, когда оказываюсь в одном с ним помещении. Улавливаю сильную мужскую энергетику и замираю, привыкая к этим ощущениям. Тимур не шевелится, но я сразу подмечаю смену его настроения. Как вообще возможно ТАК чувствовать постороннего мужчину? Мне совсем это не нравится, но у меня нет других вариантов…
Несколько долгих секунд сверлю взглядом его спину, постепенно теряя надежду, что сейчас он все-таки повернется. В итоге заставляю себя заговорить первой.
– Молодежь уже поужинала и разошлась по комнатам.
Тимур не реагирует, даже не пытается выглядеть вежливым. Предпринимаю еще одну попытку.
– Мы можем спуститься в столовую или поужинать здесь, я еще тоже не ела...
Обрываю себя на полуслове, потому что он все же поворачивается, и я не нахожу привычных солнечных очков на его лице. В комнате полумрак, мне не разглядеть, открыты ли его глаза. Но память услужливо подкидывает шокирующую картинку – его взгляд, бледно-голубую пустоту. Никогда раньше не видела слепых людей, поэтому успела тогда и испугаться, и снова взять себя в руки. Постаралась ничем не выдать секундного замешательства. Сейчас же меня снова захлестывают утренние эмоции…
– Теперь мы на равных.
Тимур говорит медленно, будто взвешивая каждое свое слово.
В каком смысле? Вроде как оба дезориентированы в темноте? Но я различаю силуэты, в комнате сумрак. И не думаю, что Тимур откровенно тяготится своим недугом, слишком уж уверенно он передвигается по дому.
Не успеваю ничего ответить, как он неожиданно продолжает:
– Кира, я могу задать вам один вопрос? Мне очень важно, чтобы вы были честной и не лукавили.
Улавливаю небольшую вибрацию в его низком голосе и чувствую, как меня мягко обволакивают эти непривычные интонации. Мои плечи медленно опускаются, но я заставляю себя подобраться и присесть в кресло рядом с кроватью. Теперь мы точно на равных, почти напротив друг друга, и это лучшее положение, чтобы быть откровенной. Вдыхаю и медленно выпускаю воздух из легких, пытаюсь успокоиться и настроиться, потому что догадываюсь, о чем сейчас пойдет речь.
– Тимур, я вас внимательно слушаю, – из последних сил держу лицо.
– Я вам омерзителен?
От нахлынувшего волнения немеют пальцы, а мозг лихорадочно подыскивает приемлемый ответ. Не позволяю себе долго думать.
– Некоторые ваши поступки мне неприятны. Но я не могу сказать, что они омерзительны.
Вижу, как Тимур напрягается, его спина распрямляется так, что мне кажется, будто ему в позвоночник вставили чугунный штырь.
– Я не о том, – он шумно выдыхает: – Вы же видели меня голым и... беспомощным сегодня утром. Я был вам омерзителен в тот момент?
– Вы про шрамы?
– Да, про них, – снова замолкает, будто решаясь на следующую реплику: – Что вы почувствовали, когда меня увидели?
И что ответить? Да я даже не заметила эти треклятые шрамы! Его стеклянный взгляд выбил из меня весь воздух. А когда я пришла в себя, то лихорадочно соображала, как помочь ему подняться в душевой кабине. Не до того тогда было.
Мысли снова уносятся к утреннему происшествию...
***
Просыпаюсь от сильного грохота и приглушенного мата в смежной ванной. Пулей вскакиваю с кровати, благо имея трех сыновей, я прекрасно отработала навык моментального реагирования. Для меня не является сюрпризом, что ванная общая и имеет два входа: в мою комнату и комнату Тимура. Раньше в поездках в охотничий домик эту комнату занимала Соня, но девочка выразила настойчивое желание уступить ее мне, а я не смогла отказаться. Слишком уж несчастный у нее тогда был взгляд.
В который раз стараюсь убедить себя, что ребенок искренне хотел угодить, но мне совсем не комфортно так близко соседствовать с ее отцом. Перед дверью все же замираю и прислушиваюсь. Я не хочу входить, хоть и понимаю, что, скорее всего, Тимуру нужна моя помощь. Заставляю себя провернуть ручку, все еще надеясь, что дверь окажется запертой изнутри.
Первое, что бросается в глаза, едва я переступаю порог, – обилие пены в душевой кабине. И лишь потом взгляд цепляет мужчина, пытающийся подняться на ноги.
– Тимур, подождите, у вас там гель разлился, слишком скользко...
Тараторю от волнения и вдруг осекаюсь, перехватывая его пустой взгляд.
Он молниеносно реагирует на мою заминку и прикрывает глаза, но эта картинка против воли успевает впечататься в память. Не без труда беру себя в руки и делаю нерешительный шаг к душевой кабине.
– Я сейчас попробую...
Понимаю, что, скорее всего, ничем не смогу ему помочь, мы совсем в разных весовых категориях.
– Нет, только не вы.
Я выдыхаю с облегчением. Понимаю, что стыдно радоваться, но я не хочу подходить близко к Тимуру, он меня волнует во всех смыслах этого слова. А сейчас, абсолютно обнаженный волнует в два раза сильнее. И его уязвленное положение не смазывает моих ощущений.
– Тогда, может, я позову Егора? – неуверенно лопочу я и сбегаю из ванной.
Лечу в комнату к старшему сыну. Тот ожидаемо успел проснуться и теперь копается в своем телефоне.
– Пойдем, там Тимур в душе упал, не принимает мою помощь!
Я исчерпала запас слов, могу только глубоко дышать и смотреть на сына огромными глазами. Как хорошо, что мы понимаем друг друга с одного взгляда, не надо тратить время на запутанные объяснения. Он вскакивает с кровати и, не надевая тапок, бежит наверх. Выдыхаю, я уверена, сын справится.
Серьезный четырнадцатилетний парень уже на голову выше меня, шире в плечах и крепче. За полгода, как мы остались одни, он полностью взял на себя заботу о младших братьях. Я работала, чтобы платить ипотеку и кормить большую семью. Егор забирал их из школы и садика, водил по кружкам, помогал среднему делать уроки. Конечно, мне приходилось заниматься репетиторством, денег даже с учетом социального пособия катастрофически не хватало. И я до сих пор ругаю себя за то, что не могу уделять детям должного внимания, но и выпутаться из сложившейся ситуации тоже не могу. Остается тянуть и улыбаться.
– Мам, там в ванной просто разгром! Все в пене!
Поднимаю взгляд на вернувшегося сына. Когда я успела рассесться на его кровати? И сколько времени прошло? Меня снова выключило… Надо с этим что-то делать… Трясу головой и заставляю себя сосредоточиться.