Горжусь, что я из семьи ЛАПТЕВЫХ!

(воспоминания Ольги Ардашевой (Лаптевой)
Родина моя - деревня Абатырцы в Лебяжском районе находилась в 10 км от Лажа. Если ехать по трассе Лебяжье - Лаж, помню, Окунево, Гогли, Лебедка, а потом и наши Абатырцы слева, а справа Санники, Самохино, Зайчик, Песимерь и Лаж. Упоминание о нашей деревне встречается уже в Реестре селений и жителей за 1891 год, а по переписи населения Вятской губернии в 1926 году сообщается, что жило в ней 79 человек: мужчин 34 и женщин 45 человек.
В какое-то время мы начинаем задумываться о своих предках. Начинаем спрашивать у родных о прошлом семьи. Узнаем необычное, интересное, переосмысливаем и понимаем, что история отдельной семьи тесно связана с историей всей страны. Невидимая рука истории редактирует события, какими бы они ни были - счастливыми или трагическими.
Я очень горжусь, что я из такой вот огромной и дружной семьи ЛАПТЕВЫХ.
Особенно дорожу памятью о своем дедушке Лаптеве Андрее Дмитриевиче. Дедушка в основном занимался сельским хозяйством и коневодством. Мама рассказывала, что у него были и рабочие лошади, и выездные. Любимец - жеребец Орлик - статный, от которого глаза не отвести. Он с ним на выставки ездил, призы брал. А еще была у деда своя кузница (мы там маленькие играли), станки разные. Кареты, тарантасы делал. Каретник был. Много вкладывал средств на благотворительные дела, в Лажскую церковь, в частности. Мама рассказывала, что когда ставили колокола на церковь, дедушка золотые монеты туда отвез. Всегда говорил впоследствие, что колокольный звон было слышно до Абатырцев. И был он очень мудрым, много знал, с ним было интересно поговорить. Дядя рассказывал, что к нему за советом со всей округи приезжали, уважительно звали его Митрич. И, как во многих семьях того времени, в его семье было много детей. Первая жена у деда была Анна, умерла от пневмонии и оставила его с семерыми детьми. Тогда он женился на семнадцатилетней Федосии. Как его так любила! А ему было 50 лет уже тогда. Дядя рассказывал, как они жили. Очень любили друг друга. Он её Лёлькой звал. И, когда я родилась много лет спустя, меня Лёлькой назвал. Федосья Филипповна ему родила двух сыновей: папу моего. Алексея, и Аркадия. И, хоть сам дед был безграмотным, всех детей выучил, дал высшее образование В живых уже нет никого, к сожалению. А тогда все жили в огромном добротном доме, с любовно вырезанными наличниками, под карнизом ворот тоже все было украшено резное из дерева, с прочными хлевами, двором. Работали все много, с желанием. Хозяйство считалось крепким. И, наверное, имелись в селе завистники...
Конец 20-х прошлого века запомнился крестьянам коллективизацией и раскулачиванием. В 1920-х годах понятие "кулак" определялось четко: крестьянин, использующий в хозяйстве наемный труд. А кого считать кулаком? - вопрос был полностью отдан на откуп местным властям. В каждом районе действовала "тройка" в составе первого секретаря райкома, председателя райисполкома и уполномоченного ГПУ, но в большинстве случаев судьбы людей решали созданные в деревнях "бригады" и "комиссии". Чтобы окончательно развязать себе руки, власти придумали термин "подкулачник". К этой категории можно было отнести любого недовольного коллективизацией, независимо от имущественного положения. И вершить их судьбу. Как свидетельствуют архивные документы, семьи порой попадали под раскулачивание за то, что имели два самовара, "слишком часто ходили в церковь", или "в сентябре 1929 года зарезали свинью с тем, чтобы ее съесть и не дать ей стать социалистической собственностью".
Не обошли эти события и нашу семью. Когда первый раз раскулачивали семью деда, забрали всех лошадей и Орлика, скот весь угнали. Каково же ему было расстаться со своим хозяйством? Второй раз пришли и забрали всю технику, плуги, сеялки веялки, инвентарь различный. На третий раз унесли даже посуду и богатую одежду, вместе с сундуками. Часть посуды он успел все же спрятать в подполье. Часы настенные, всякие рамки для фотографий, самовары, медные подносы. Второй дом даже хотели разобрать и увезти. Но каким - то чудом оставили. Вот со всего этого горя наш дедушка Андрей Дмитриевич ослеп, до конца дней своих ходил с тросточкой. Конечно, все, что у него национализировали, пошло прахом: и скот, и лошадки - не ухаживали умели ухаживать за ними соответствующим образом. На выездных породистых лошадях пахали. Естественно, они первые и погибли. Инвентарь сломали и бросили. Мама показывала вееялку, что долго стояла около зерносклада стояла, говорила, что это дедушкина. Сам дед когда -то очень хотел летать. Даже самолет строил, ковал детали, мастерил какие - то крылья. Затаскивал свой самодельный самолет на крышу, но, конечно же, он не летал. Я помню мы, когда стали постарше, как - то стащили его с чердака. Водрузили на санки и катали его по деревне! Ох, и попало нам от родителей! Папа обратно его на чердак на веревках поднял. А вот три сына деда, мои дяди, получается, были летчиками: Ефим, Иван и Михаил. Михаил даже конструктором стал, в деда пошел. Очень крепкий, аккуратный был дед. Даже слепой все делал сам. Никогда не пил и не курил.
Тосковал дед... .Я помню, он нас, слепой, просил сводить в кузницу. Она ведь еще долго существовала. Руками там все ощупывал и гладил... Вспоминал... А мы маленькие были, не понимали ничего...
Многое из того, что делали его добрые руки, сохранило время. Деревья, что он посадил по периметру нашей одворицы, стали уже большие, от них поросль пошла. Получился небольшой лесок. Когда семья стала разрастаться, он второй дом построил, с общими дворовыми постройками, буквой П. - семейное гнездо, где все должны жить рядом, одной семьей, одними заботами и радостями. И выполнено все с любовью и знанием дела. Зимой ставили по три - четыре лошадки вместе с санями во двор. А мы, ребятишки, их сеном кормили. В нашем большом доме был всем хватало места. Еще и ребята из соседних деревень у нас зимой жили, в морозы особенно. Из Сауничей, из Лебёдки. Хотя и своих было мал - мала меньше. Как мама с нами со всеми справлялась! По вечерам с керосиновой лампой мы учили уроки, за одним большим столом. А перед сном вслух читали книги по очереди. А как он пел нам старинные песни, протяжные. Прохожие останавливались и плакали. А нам было непонятно, почему они плачут. Маму спрашивали , почему люди плачут, ведь дед поет! Как нянчился с нами, внучатами! Я помню, как дедушке гребешком костяным расчесывали бородку его седую и заплетали косички. Наверное ему было больно. А он даже не ругался никогда, только по головке нас любовно гладил.
На наш новый дом дедом все было уже приготовлено: нарезаны наличники, деревянные украшения. Но так мы и не пожили в новом доме. Деревню ликвидировали в 1968 году, все оттуда уехали. Красивая была деревенька Абатырцы! Пруд, школа, сельский совет, почта, медпункт. магазин, библиотека, клуб. Все было. Почему все ликвидировали? Какое - то вредительство. Как увозили зимой дома на санях каких то, прямо тракторами с места их сдергивали. Было что - то страшное. Я очень хорошо это помню... Плакали все...
Так хочется вернуться на дедушкины места! Ездим, кланяемся нашему деду.
Дед дожил до 98 лет, похоронен на Лажском кладбище. И я тоже немного верю, что когда-нибудь наши деревни возродятся.
Родственников со стороны папы очень много. К сожалению, связь со многими потеряна. Но семья у нас очень дружная. Часто встречаемся, хотя всем вместе собраться не удается. Разбросала жизнь судьбы по всей России. Каждая семья - это своеобразный мир, в котором царят свои нормы и традиции, есть свои ценности. Не материальные ценности, а духовные. Это память о предках и их жизни, о грустных и радостных событиях в семье. К семейным ценностям можно отнести многое: фотоальбомы, старые письма и вещи, растения, посаженные ещё нашими бабушками, и дома, построенные нашими дедами. Семейные ценности - это прошедшее время, давно утёкшее в безвозвратность и живущее нашими мыслями и воспоминаниями о нём. Будем их хранить и ими гордиться.
Дядя мой, Сушенцов Алексей Андреевич, написал нам песню про нашу деревню Абатырцы. Композитор Виктор Калинушкин написал музыку к ней. Я её дома сестренкам спела, все плакали. Вот она:
Мне видится - опять цветет сирень.
Душистым запахом полна округа.
Я верю в возрожденье деревень,
И знаю, что опять увижу друга.
Где три десятка стареньких домов
И пара улиц по берегу пруда,
Там на воротах не было замков,
И чужака встречали мы, как друга.
Припев:
Как же сердце болит, как тоскует душа.
И мы плачем, слезу утирая.
Ах святые края, ты деревня моя.
Деревенька моя дорогая.
Не скажет вятский громко: "Я люблю"
Шепнет он тихо:"Я тебя жалею"...
Вот так и деревеньку мы свою
Храним на сердце и в душе лелеем.
И детский смех, и вновь мычанье стада
И запах первой теплой борозды.
Богатств особых мне теперь не надо.
Была бы счастлива, моя деревня, ты!!!
Припев.
на фото - Лаптев Андрей Дмитриевич