Стена врачей

Петербуржцы несут фотографии и маски к стихийному мемориалу погибших во время пандемии медиков.
Если хотя бы раз в пару недель сворачивать с Невского на тихую Малую Садовую, то можно заметить, как растет, становится ярче и гуще живая и саморазвивающаяся инсталляция. Стихийный немой перформанс: фотографии, маски, записки, цветы, граффити. Издалека радостно и цветасто. Пока не подойдешь.
А когда подойдешь, то откинет, замрешь и горло перехватит холодным ноябрьским ветром. И будешь стоять, не умея ни дышать, ни собраться, — десятки умных и мягких глаз будут смотреть на тебя с этих фотографий. Десятки погибших от ковида петербургских врачей. Фотографии висят на строительном ограждении прямо напротив департамента здравоохранения. Но никто, ни один чиновник, сотрудник ЖЭКа или полицейский не посмел пока прикоснуться к несанкционированному мемориалу.
Первые фотографии появились здесь еще в конце апреля. Придумали это Ирина Маслова, программный директор одного из петербургских благотворительных фондов, и журналист Галина Артеменко. В эти дни другой московский фонд — "Доктора Лизы" — собирал и почти подпольно отправлял в Петербург СИЗы и маски. Так просили сами медики, умоляли не афишировать. Говорят, уже к концу апреля счет погибших в Питере медиков шел на десятки.
Мемориал Стена памяти врачей, посвященный умершим во время пандемии коронавируса медицинским работникам в Санкт-Петербурге .
Разные, разные лица. Я читаю про них, вглядываюсь в глаза, гуглю. Исход войны примирил их в рангах: седые, пожилые и совсем юные, доктора детской неотложки и заслуженные именитые профессора, буфетчица, санитарка, завотделением, водитель скорой. Пульмонолог, стоматолог и психиатр, рентгенологи и реаниматологи.
Последних особенно много и это объяснимо: новая загадочная, коварная в своем течении и прогнозах болезнь не оставляла возможности размеренного лечения. "Я видел, как у здоровых мужиков за сутки поражение легких развивалось с 30 процентов до 90. Мы боялись стать похоронными командами, а не реаниматологами", — анестезиологи-реаниматологи всех профилей оказывались на бровке огня неописанной войны и часто пушечным мясом там, где не было достаточной защиты и своевременных инструкций.
"Непрофильные" врачи отправляются работать в ковидарии. Вряд ли кто-то по закону или понятиям может заставить их войти в "красную зону". Но знаю, что таких было много. Пару месяцев назад писала, например, подкаст на гламурную и мирную тему с модным диетологом-эндокринологом, кандидатом наук, между прочим. Молодая, успешная, обеспеченная, с богатой частной клиентурой. Казалось, пандемия вообще не ее война. Но весной она не принимала своих пациентов. Потому что была в "красной зоне". Вышла работать медсестрой — не хватало среднего медперсонала.
…Но вот психиатр Элла Бабаянц, заведующая отделением, красивая, большеглазая, вот санитары из психоневрологического интерната Людмила Дмитриева и Алексей Цымляков. Вероятно, технически они не были в "красной зоне", но "зона" пришла к их больным. Таких медиков "нековидных" отделений сейчас тысячи по всей стране — бессимптомные больные с коронавирусом продолжают попадать в отделения по "основному заболеванию". Каждый оставшийся в профессии медик сегодня живет со своей "красной зоной". Выживают не все.
Записки мертвым врачам
…В этот раз я вижу, что прибавилось не только фотографий. К стене стали прикалывать записки. От пациентов. Почему-то сразу несколько у фотографии молодого красивого врача Александра Шаронова. Чуть за сорок, уже заведующий реанимационным отделением. Такой возраст, знаете, когда путешествовать или мотоцикл купить, или дети выросли, — время жить для себя. "Спасибо, Александр, — пишет ему бывшая пациентка, — что однажды спасали мне жизнь. А свою вот не уберегли… Буду помнить вас всегда". У Александра остались жена — медсестра и трое детей. И ипотека.
Спасибо, док. Может, там, в вашем врачебном раю, теперь хватает "защиты" и можно наконец гонять на мотоцикле.
"Дорогой Хизри Ахметович, спасибо, что спасли жизнь моему отцу…"
"Игорь Олегович — настоящий врач, одного разговора с которым было достаточно для того, чтобы больному стало легче…"
Еще больше листочков со стихами, не шедевры поэзии, чего уж там, но когда читаешь — не до литературной критики. По живому.
"Любимые мои, совсем иная череда, и не отсюда мы уходим, а возвращаемся туда..."
"…ушел совсем и не вернулся, как снег растаял… ушел в последнее дежурство, прервав короткий в жизни бег…"
"Когда над скорой мерцает синий, я повторяю вновь себе в минуты эти: благослови врачей своих, Россия, спешащих на работу на рассвете..."
"Я умер и лежу в мешке… я вас тянул из сил последних, я вас спасал, я вас лечил…"
Ирина ждет меня у мемориала с пластмассовой зеленой лейкой. Лейку она берет в соседнем грузинском ресторане — доливать воду в вазы с цветами. Говорит, раньше покупали сюда декоративные елки в вазонах, но их воровали. Купят три — украдут, купят еще пять — тоже сопрут. В конце концов местные кафе и рестораны взяли стену под свою опеку. Но елок решили больше не покупать, только цветы.
Я расспрашиваю ее, как все это стартануло. Ира рассказывает подробно, в деталях, с именами и фамилиями. Как повесили первые девять картинок: две с фото и семь — имена и контуры ангелов. Вешали 27 апреля в 11:45, к полудню уже пришли полицейские. Все сняли на фото и видео, осмотрели, но тронуть не решились.
А к вечеру прохожие начали приносить и крепить к стенке маски. Как когда-то сюда несли бутылки с водой к такому же стихийному мемориалу памяти бесланских детей.
Ветер треплет маски, и издалека кажется, что это праздничные флажки на крейсере, что для Петербурга привычно. Им в пандан на одной из фотографий смеется, сморщив нос, в праздничной форме морского офицера-медика Константин Лапин. Подтянутый обаятельный доктор тридцати пяти лет. Ему несут и несут маски, будто они могут его еще спасти.
Через некоторое время фотографии стали приносить родные. Первым был внук рентген-лаборанта Марины Федоровой (семь детей, восемь внуков, бодрая, резвая, сгорела от ковидной пневмонии моментально).
Ира и Галя хотели их переснять на непромокаемой бумаге, но к тому моменту закрылись все фототочки. Нашелся директор одной такой, сам печатал и отправлял на такси.
Потом Ирина попросила футбольный "Зенит" присылать цветы. Клуб долго не выходил на связь и только через две недели ответил, что цветов у них нет, зато игроки выйдут на матчи с фотографиями погибших медиков. И вышли. А потом посвятили врачам победу в чемпионате страны, мол, чемпионы они, не мы. Даже если посмертно.
К каждому матчу "Зениту" отправляли новую порцию из 14 фотографий и имен, чтобы все успели "сыграть". Вторые экземпляры этих игровых маек Галина и Ирина развезли по семьям…
Наиль Саматов на фото похож на испанского певца: бабочка, брови вверх, модная бородка. Ему было 28, он закончил мединститут в Уфе и после нового, 2020-го года перебрался поближе к Москве — в Егорьевск. Впереди целая жизнь, в руках любимое дело — лечебное. Он заболел в середине апреля, заразившись от пациента. Говорят, тогда из всех средств защиты у него были только маска и перчатки. Говорят, он был измотан чудовищной нагрузкой. За жизнь коллеги московские врачи боролись несколько недель. Потом коллективами двух больниц собрали деньги на похороны.
Фотографию Наиля, своего единственного сына, из Уфы прислал его папа. Очень попросил повесить на стену, сын ведь мечтал оставить свой след в столицах…
Теперь на Малой Садовой много непитерских медиков. Ира говорит, что "значит, так надо", и не делит стену на своих и других.
Я спрашиваю ее, кто их поддерживает. "Омбудсмен, врачи, журналисты и приличные люди", — отвечает Ира. Думает и повторяет: "Приличные люди".
* * *
На стене появилась икона. Народное такое иконотворчество, неканоническое. Доктор в маске, на шее фонендоскоп, правая рука на сердце, в левой хоругвь. На хоругви красный крест, хирургичка подпоясана, на плечах рыцарский плащ. И надпись сзади: "Спасибо, Храброе сердце". В этот странный, как будто чему-то научающий нас год народное сознание романтизирует медиков.
Медик — человек этого года, спасатель, рыцарь, святой. По законам социального маятника откат назад будет симметричным, подвиг сотрется в некрепкой народной памяти, сильно поредевшие ряды врачей и сестер (даже из выживших не все останутся в профессии, а сколько сломаются еще от посттравматического синдрома) сомкнутся с прогалами.
Доплаты отменят в связи с официальным окончанием пандемии и закрытием "красных зон".
Ирина и Галина говорят, что мемориалу, пристроенному к временному строительному ограждению, осталось недолго: реконструкцию огороженного здания закончили, уже звонил прораб. Хотя губернатор еще 24 сентября обещал, что мемориал не тронут, и заодно предложил разместить в стационарах памятные таблички. Оказалось, что официальный список погибших от коронавируса медиков заметно меньше, чем "список Стены". Губернатор сказал делать по неофициальному.
К сегодняшнему дню в России от коронавируса умерло уже более 800 медработников.