Не все знают историю возникновения Пасхи мертвых...а ведь это именно наш, белорусский праздник, и больше в древности нигде в мире его не праздновали, а его нигде больше и не было. На следующей неделе наша Беларусь отметит Радуницу – день повиновения усопших. Не берусь пока утверждать, как там ныне сейчас у других, но еще 10 лет назад Беларусь являлась единственным государством в мире, где этот праздник объявлен нерабочим днем – настолько велико для нас значение этой уникальной и больше нигде не существующей языческой традиции. Миллионы белорусов в этот день посещают кладбища, многие оставляют на могилах умерших родных пищу. Откуда взялся этот праздник? И почему его нет у других народов? И зачем мертвым оставлять пищу? Ныне уже большинство ограничивается цветами на могилку, но я еще в детстве и юности застал обычай "кормления" мертвых на кладбище, а ныне все эти обряды уходят в небытие........ Радуница – это самый удивительный погребальный праздник среди всех, сохранившихся сегодня в Европе и, пожалуй, вообще в мире. Суть его в том, чтобы кормить мертвых родичей. Он, безусловно, является отражением более древнего языческого обряда, только «наложенного» на христианство и приуроченного почему-то к Пасхе. Удивителен и сам обряд, и тот факт, что он не встречается ни у кого в мире, кроме белорусов. Сам по себе он требует дохристианской традиции хоронить тела в обычной могиле и предусматривает ее посещение родственниками усопшего – что появилось только при христианстве, а в языческое время существовало лишь на одном небольшом пятачке Европы: в Центральной и Западной Беларуси (Литва, Ятвягия, Дайнова) и в Мазовии (ныне Польша), а также у пруссов. То есть, у западных балтов. У остальных народов Евразии существовали две иные традиции: или трупосожжение, или погребение в пещерах с запретом возвращения к могилам. Кремация с середины II тыс. до н.э. становится повсеместной для большинства народов: и в Индии, и у норманнов Скандинавии, и финно-угров России, и праславян Центральной Европы. Историк XIX века В.О. Ключевский подробно описывал погребальные обряды Центральной России – этносов финнов, которые ныне славянизированы. Как и славяне Польши и Чехии, они сжигали тела родичей, а кости «собирали в малую посудину и ставили на столбу на распутиях», в таком виде кости «чура» (или «щура», то есть прадеда) охраняли родича от всякого лиха. Отсюда слово «пращур» и выражение «Чур меня!», то есть храни меня дед. Кремация была обычным обрядом для всей Центральной России, что подтверждается всеми раскопками. Б.Н. Рыбаков приводит много примеров сооружения деревянных домовин-столпов на кладбищах от архангельского Севера до казачьего Дона как пережиток этого обряда. Ничего подобного у нас в языческой Беларуси не было: у нас усопших не сжигали, а хоронили. Ясно, что никакой Радуницы у народов России быть не могло, ибо еду не носят сожженным костям. Вместо этого в России существовала другая традиция как отражение трупосожжения: уже в христианское время там над могилами разводили костры, дабы все-таки как-то «привлечь» похороненного к обряду огня. Славяне и скандинавы точно так же, как и финны России, кремировали трупы. Точно так кремация была основным видом погребения в Древней Греции (Гомер описывал только кремацию) и в Древнем Риме, откуда появился термин «колумбарий» (ниши для урн с прахом). Христианство запрещало кремацию как противоречащую учению о воскресении из мертвых, поэтому к 400 году в Римской империи кремация прекращается. В 768 году последовал официальный церковный запрет кремации. Так, в 785 году в христианство перешли вожди саксов и заявили о своей покорности. Всякий из саксов, кто не хоронил на церковном кладбище умерших, а сжигал их трупы, наказывался смертью. Кремации не было у иудеев и мусульман, но и там Радуница была абсолютно недопустима. Тело должно было на носилках относиться до захода солнца на кладбище (у иудеев – пещера, заваливаемая камнем, у мусульман – яма в удаленном от села месте). Приближение или прикосновение к могиле похороненного на Востоке понималось, по закону, как осквернение, и требовалась особая церемония очищения. Теплый климат способствовал разложению трупа и был причиной таких обрядов. Как видим, языческая традиция Радуницы существовала только у нас в Беларуси, где тела усопших еще в дохристианское время не сжигали, а закапывали. Но зачем им относили еду и ели с мертвыми? И почему сам праздник называется Радуницей? Об этом – чуть ниже. Российские религиозные энциклопедии пишут, что «Радуница - весенний языческий праздник восточных славян, связанный с культом предков». Термин «восточных славян» - тут совершенно неуместен, ибо отмечают этот праздник исстари только одни белорусы (этнически – западные балты). И этот праздник к славянам вообще никакого отношения не имеет. Более точную формулировку дает «Словарь славянской мифологии»: «Радуница в России, в Беларуси и северо-востоке Украины – поминальный день». Однако в России он носит сегодня характер вовсе не «славянский»: его активно отмечают в глубоко неславянских, но православных регионах – в Башкирии, в Перми, в Бурятии, на Алтае, в том числе его отмечают даже чукчи, принявшие православие. Причина ясна – он распространяется РПЦ Москвы как якобы «часть православия». Конечно, невежественный обыватель в России может подумать, что раз сейчас Радуницу отмечают в Перми и Башкирии, то это «российский народный праздник» или, по крайней мере, «русский народный праздник». На самом деле в России этот праздник (вместе с Янкой Купалой) появился совсем недавно по историческим меркам: только после войны Московии с ВКЛ 1654-67 гг., когда царь Алексей Михайлович истребил половину белорусов, а около 300 тысяч вывез в качестве рабов в Московию. Именно от этих порабощенных белорусов (тогда именовавшихся «литвинами») местные финские народы Московии и переняли Радуницу и Янку Купалу (там Янку переименованного в Ивана Купалу на свой манер). Появление этих праздников в России в XVII-XVIII веках проследил известный собиратель русского фольклора И.П. Сахаров (1807-1863). Первое издание его «Сказаний русского народа» вышло 1836 году, в нем он писал: «Новейшие мифографы включили Купало в число славянских божеств; но его не было ни в Киеве, ни в других славянских землях. Об нем не говорят ни Нестор, ни другие писатели; это слово известно в наших письменных памятниках только с XVII столетия». И затем Сахаров указывает, что это праздник литвинов – «литовцо-руссов», переименованных царизмом в 1840-х годах в «белорусов», и правильно говорить не «Иван Купало», а «Ян Купало». Сахаров пишет: «Литовцо-руссы называют Ивановское празднество – праздником росы. С вечера, под Ивановскую [Яновскую] ночь они собираются на избранном месте, на поляне ставят шалаши, разводят огни, поют песни, пляшут с факелами и перескакивают через огонь. Рано утром отправляются в лес – на росу. Утренние сборы называются у них «стадом», а пляска «коркодоном». Утром собирались травы для врачевания и чарования. Литовцо-руссы верят и в папаротников цвет… В Лужском уезде, по реке Луге, Ивановское празднество известно более под именем Соботок. Вероятно, что это название занесено из Литвы». «Литовцо-руссы говорят, что сборище ведьм бывает на горе Шатрии, где могила Альциса и где угощает их чародейка Яусперита». Про Радуницу: «Литовцы выходят во вторник на могилы своих родителей, в 2 часа пополудни, обедать и поминать их за упокой. Сначала начинается катание на могилах красных яиц, потом обливание могил медом и вином. Яйца раздаются нищим. Могилы накрываются белым столечником, устанавливаются кушанья. По старым приметам кушанье должно состоять из нечетных блюд и сухих. Богатые снабжают бедных кушаньями для родительской трапезы. После сего приветствуют родителей: «Святые родзицели, ходзице к нам хлеба-соли кушаць!» - И садятся на могилах поминать их. По окончании поминок говорят: «Мои родзицели, выбачайте, не дзивицесь, чем хата богата, тем и рада». Остатки кушанья раздаются нищим, и день оканчивается при корчмах с песнями и плясками». Под «литовцами» Сахаров в 1836 году еще понимал именно нынешних белорусов, а вовсе не жемойтов сегодняшней Республики Летува, которых с 1870-х годов царизм постепенно начинает именовать «литовцами». Так вот самое интересное в том, что Радуницу и Яна Купалу жемойты Летувы не отмечают. Как не отмечают и славяне (кроме литвинов-белорусов и мазуров в Польше – но это западные балты, а не славяне). Понемногу эти праздники вошли в быт и живших рядом ляхов и украинцев в Северной Украине, а с XVII века появляются от пленных литвинов-белорусов (вместе с акающим диалектом взамен местного финского окающего диалекта) сначала в самой Москве, а затем через столетие – в округе. Сахаров думал, что исследование фольклора Московии, Украины и Литвы-Беларуси покажет некие общие в прошлом истоки, но таких общих истоков первый и известнейший фольклорист России абсолютно не нашел. Он с разочарованием и недоумением констатировал в 1836 году: «Отчего мифы, поверья, семейные сказания славянской Литвы отличаются от мифов, поверьев, семейных сказаний Велокоруссии? Отчего малорус верит в поверье, едва известное великоруссу и о котором совершенно не знает литовцо-русс?» В издании 1885 года текст был изменен по новой моде называть Литву «Беларусью»: «Отчего мифы, поверья, семейные сказания Белоруссии отличаются от мифов, поверьев, семейных сказаний Велокоруссии? Отчего малорус верит в поверье, едва известное великоруссу и о котором совершенно не знает белорусс?» В том и дело, что «литовцо-руссы» или «белорусы» оказались совершенно иным этносом, чем великорусы или «финно-руссы». Это подтвердили, в том числе, и исследования, проведенные в 2000-2006 гг. российскими учеными из лаборатории популяционной генетики человека Медико-генетического центра Российской академии медицинских наук. Они показали, что генетически русские являются финнами (генетически идентичны мордве, мери и пр.), а белорусский этнос состоит из двух частей: жители Витебской и Могилевской областей (исторические кривичи) являются собой смесь балтских и финских генов, а жители всей Центральной и Западной Беларуси – это западные балты, генетически идентичные мазурам в Польше – народу западных балтов. В прошлом (и по сей день в большинстве книг) господствовала эмпирическая точка зрения, что некие языковые схожести между белорусами и русскими (кстати, на порядок меньшие, чем между белорусами и поляками) якобы говорят о каком-то «родстве». Если взглянуть на проблему в призме новых данных российских генетиков (подробнее см. нашу статью «Лицо русской национальности», №15, 2006), то в таком случае следует откинуть как ненаучную вообще концепцию о каких-то «восточных славянах», ибо генетически их НЕТ. И в таком случае следует говорить о русских как «финно-руссах», а белорусах как «балто-руссах». В том понимании, что славянский язык-койне пришел к местному населению балтов и финнов с приходом славянских князей-колонистов. Но и такая концепция для Беларуси кажется верной только отчасти – именно только в отношении этноса кривичей, которые были изначально западными балтами, но стали славянизированы еще до Рюрика колонистами ляхами, чехами и полабами. Территория генетических кривичей (которых и следует истинно называть белорусами) – это в Беларуси Витебская и Могилевская области, а также ныне на территории России Курская, Смоленская и Брянская области, бывшие земли ВКЛ. Замечу, что в средние века граница между Московией и ВКЛ как раз и проходила по этнической границе между балтами (кривичами) и финнами (мордва, мокша, эрзя, мурома и пр., обще имевшими самоназвание «москали» от народа моксель – самоназвание мокши и затем имя Москвы: финское Moks (мокша-моксель) + Va (вода)). А вот в Центральной и Западной Беларуси – исторической Литве – влияние Руси было куда как меньшим, и народ тут себя именовал не русинами, а литвинами. А самое главное: финны в Московии с нуля обретали непонятный им славянский койне (например, академик Валентин Янов, бессменный руководитель Новгородской экспедиции, на примере новгородских грамот прослеживает, как финский язык местных саамов за 250 лет становится сначала славянским аналитическим языком (без флексий, как нынешний болгарский), и только затем обретает окончания и склонения). А вот западные балты принимали славянский койне куда как проще – ибо сам язык западных балтов весьма мало отличался от славянского (славяне и возникли как этнос на основе западных балтов). Поэтому термин «литовцо-руссы», очевидно, нельзя применять к литвинам (нынешним белорусам Центральной и Западной Беларуси), ибо то, что казалось российским этнографам «русским» у литвинов (то есть, так отличавшим литвинов от жемойтов и аукштайтов – восточных балтов), было на самом деле сугубо своим исконным западно-балтским. И ни к какой «Руси» наш исконный язык, весьма близкий к славянскому, отношения не имел. В то время, когда еще существовали княжества западных балтов (Пруссия, Мазовия, Ятвягия, Дайнова и Литва), язык ляхов Кракова был кристально чисто славянским, а в Кривии (Белой Руси) тоже говорили на чистом славянском койне. Но когда западные балты ассимилировались в славяноязычной среде, то языки обрели черты западных балтов – с ассимиляцией Мазовии и переводом столицы в Варшаву, поляки обрели и пшеканье мазуров, а при аналогичных процессах в ВКЛ появился дзекающий язык литвино-белорусов. Все-таки в Польше и ВКЛ западные балты составляли большинство населения. И, конечно, у западных балтов были свои уникальные культуры – которых нет ни у славян, ни у восточных балтов (нынешней Летувы и Латвии). Праздники Радуница и Яна Купала существовали только на территории проживания западных балтов – географически четко этой границей очерчены. Это территория Северной Польши (Мазовия музуров, столица Варшава), Пруссия-Порусье (столица Королевец, затем Кенигсберг, ныне Калининград), Ятвягия (ныне Брестская и Гродненская области, часть Польши, столица Дорогичин – ныне на территории Польши недалеко от Бреста, историческая часть ВКЛ), Дайнова (ныне Беларусь, столица – Лида), Литва (ныне Беларусь, земли между Слонимом и Минском, в дальнейшем термин «Литва» распространился на все земли западных балтов). Везде на этих землях христианские миссионеры в период XIII-XVI веков распространяли новую веру, позволяя вносить в нее (на новый лад) старые обряды. Так были внесены Ян Купала и Радуница – с «корректировкой»: на могилы предков относили крашенные на Пасху яйца. С кривичами история была несколько иной: они были обращены в христианство (еще до создания Руси) шведскими и полабскими миссионерами, у них активно вытравливались старые культы, в том числе «культ живойта-ужа» - еще один общий для западных балтов (и отчасти – для восточных балтов жемойтов и аукштайтов – как самый архаичный балтийский). Поэтому у кривичей Радуница трансформировалась в праздник Дзяды – несколько иной, уже во многом лишенный многих черт исконной культуры, как и лишенный своего древнего названия. При этом должен заметить, что Сахаров в своей книге описывает все-таки именно Дзяды кривичей, а не Радуницу литвинов – под влиянием христианства Радуница литвинов постепенно превращалась в Дзяды кривичей – утрачивая многие свои изначальные черты. Например, Сахаров пишет о том, что после катания по могиле яйца отдавались нищим: это уже Дзяды кривичей (Восточная Беларусь), а на Радунице литвинов (Центральная и Западная Беларусь) яйца никому не отдавались, раскатывались по могиле в крошку и смешивались с землей. Даже такая авторитетная энциклопедия, как «Беларусь» (Минск, 1995), о Дзядах пишет: «культ предков у восточных славян», хотя Дзяды отмечали «среди славян» лишь кривичи (все-таки славяноязычные балты, но вовсе не славяне), а сам праздник является у них только трансформацией Радуницы (что признает энциклопедия). Она уточняет, что в прошлом Дзяды (то есть Радуницу) отмечали 3-4 раза в год весною и осенью: это осенние Дзяды, непосредственно на Радуницу и перед масленицей, а «в Восточной Беларуси функцию Радуницы исполняли летние (троицкие) Дзяды». Сам праздник изначально назывался Радуницей, а не Дзядами (Дзяды – его новое «бытовое» название). О Радунице (то есть Дзядах для Литвы – Центральной и Западной Беларуси западнее Полоцка) энциклопедия снова ошибается («праздник восточных славян», ибо нас считает «восточными славянами») и сообщает: отмечают во второй вторник после Пасхи. Почему именно в этот день? Не объясняется. В литературе я смог найти только смутные упоминания о том, что сей вопрос решался при христианизации Центральной и Западной Беларуси (ВКЛ) после Брестской Унии 1596 года – между Католической Церковью Польши и РПЦ Киева, где обсуждалась судьба языческих праздников нашей Литвы (которая, кстати, не имея, как в Полоцке, давних православных традиций, вся быстро ушла в протестантизм, затем изгонявшийся польскими иезуитами). Во всяком случае, позиции униатского православия и католичества были тут четко согласованы – у нашего языческого населения старые обряды переносились в «христианский ряд» как «продолжение старой веры». Причем, большим опытом тут обладали католики, которые внесли наши старые обряды в «новую веру» еще раньше в своей Мазовии для своих мазуров. После Унии 1596 года происходит наплыв католиков «в глубинку» Центральной и Западной Беларуси, где строятся храмы «с учетом местных языческих традиций». В том числе многие соборы как бы «продолжали культ живойта»: например, в сохранившемся до сих пор католическом соборе города Глубокое двери сделаны в виде двух живойтов (культовых змеев литвинов) – фотографию этих врат в храм несколько лет назад нам прислал редактор местной газеты, мы ее публиковали. С принятием у нас массово христианства Радуница была «прикреплена» к Пасхе – на могилы родных люди стали приносить крашеные пасхальные яйца. Что, конечно, дико не только для итальянцев или немцев, но вообще для славян – такого не делают в Чехии, Болгарии или Сербии, да и в самой Польше это принято только у бывших западных балтов – ассимилированных мазуров. И, конечно, такого обряда не было в Византии. Ясно, что эта увязка обряда с христианством совершенно непонятна другим народам, ибо у них и не было такой дохристианской традиции как части религии. Что, кстати, уже в известной мере «подмывает» каноны христианства – ибо у нас считается, что пасхальное яйцо надо обязательно отнести на могилу усопших родных как УЖЕ ЯКОБЫ ЧАСТЬ какой-то концепции христианства, а другие так не делают. Как пишет энциклопедия «Беларусь», в нашем Полесье Радуницу вообще именуют «Пасхой мертвых». Это, надо признать, нечто абсолютно новое в христианстве (и иудаизме, от праздника Пейсах которого и появилась Пасха). Тут мы видим торжество творчества народа: есть Пасха для живых (которую весь мир отмечает), а есть еще и особая Пасха для мертвых белорусов – ибо им на могилы кладут пасхальные яйца. Логика народного сознания проста – коль Радуницу попы и ксендзы увязали с Пасхой, то это и есть Пасха умерших. Такое «нововведение» в идеологию христианства, является, конечно, только «побочным» результатом не вполне складной христианизации местных языческих традиций и диковато для остального христианского мира, в том числе его не станут всерьез обсуждать и теологи Европы. Но факт, конечно, удивительный – народ в этих метаморфозах веры пришел в своем теологическом сознании до концепции «Пасхи мертвых» - уникальный случай, чего больше нигде в мире нет. Откуда же взялась наша Радуница? Православные энциклопедии России пишут: «Некоторые исследователи слово “Радоница” не без основания сближали со словами “род”, “предок”, другие видели в нем тот же корень, что и в слове “радость”, так как в Радоницу покойники призываются из своих могил на радость Пресветлого Воскресения». Подобные объяснения – это полный бред (кстати, нет никакой «Радоницы» - продукта финского окающего диалекта, а есть наша западно-балтская Радуница), ибо языческую веру их авторы объясняют задним числом христианскими реалиями, в том числе «Пресветлым Воскресением». Как язычники могли верить в это Воскресение, создавая свой культ Радуницы? Сии теологи такими объяснениями язычество возводят в понимание Иисуса, что можно назвать или спекуляцией, или откровенной глупостью, или сознательной ложью Церкви, рассчитанной на российских невежд. А лингвистические изыски, ищущие связь со словами «род» и «радость», достойны юмористического рассказа А. Чехова «Письмо ученому соседу». Как писал собиратель русского фольклора И.П. Сахаров, у «литовцо-руссов», то есть наших белорусов Центральной и Западной Беларуси, западных балтов - литвинов, святой областью в языческой религии являлась территория севернее Лиды, то есть это на реке Радунь (ныне Радунька), что текла в княжестве Дайнова (столица Лида), и до реки Вилия. Именно в этом месте ВКЛ у наших предков считался «центр сбора усопших душ», там было сосредоточение всего магического и упокойного, обитель богов. Кстати, недалеко от Радуни, на Вилии, тоже святом месте, наши предки и основали Вильно. Вполне возможно, что праздник Радуница имеет свое имя от этой реки, священной для наших предков. Во всяком случае, именно туда почему-то увозили хоронить князей ВКЛ как в место их последнего успокоения. Там было святое место для захоронений нашей знати, о чем пишется во многих летописях. На месте этих древних захоронений возник и древний город – Радунь, «специализировавшийся» на погребальных обрядах наших князей. Ныне это только белорусский городской поселок на реке Радунька (бывшей Радуни), между Вильно и Лидой, где сегодня живет около 3 тысяч жителей. Однако он – древний город, впервые упоминается в 1387 году в грамоте Ягайло как центр волости. В XIV-XVII веках там создается мощный замок, в 1649 году получает Магдебургское право, имеет свой герб. С 1958 года сведен до статуса городского поселка. Обряд Радуница и культовая языческая территория Радунь – связь исторических реалий или только фонетическое совпадение? Ответ могут дать дальнейшие исследования темы, но уже сейчас многое говорит об их прямой связи. Эта версия позволяет объяснить название праздника именем святого погребального места у наших языческих предков Центральной и Западной Беларуси (о мифологии которых, увы, сохранились весьма отрывочные сведения). Но как объяснить традицию кормить усопших? Очевидно, дело тут вот в чем. Наши предки испытывали постоянный страх перед мертвыми. Сама кремация, видимо, была выдумана от этого страха. А в тех случаях, когда тело не сжигали, а закапывали, древние люди предпринимали множество мер против «возвращения умерших». В Европе до II тыс. до н.э. (то есть до эпохи кремации) руки и ноги усопших прочно завязывали. В погребальных обрядах уже христианского периода мертвым при погребении или перебивали кости ног, или связывали челюсть (кладя туда серебряную монету), или совершали с ними иные манипуляции, призванные не дать им «вернуться». Например, выносили тело мертвеца не через дверь, а через пробитую стену, которую затем замуровывали. Если говорить конкретно, то люди боялись вампиризма – когда похороненный возвращался в свой дом в виде призрака, досаждал родным и часто являлся причиной их преждевременной смерти. Видимо, как очередная мера против таких визитов – и появилась у наших предков традиция приходить на кладбище и кормить могилы усопших: чтобы те не возвращались в дом. Некоторые исследователи темы Радуницы считают иначе: они возводят этот обычай к традиции класть усопшему в могилу оружие, утварь и пищу (мол, понадобится на Том Свете). Такое объяснение никуда не годится, так как наши предки оружие и утварь усопшим не клали, а главное: на Радуницу пища дается тем, кто, вроде бы, должен быть давно как бы на Том Свете. Зачем им кладут еду, поливают могилу вином и медом? Ясно, что не «в дорогу на Тот Свет», как в Древнем Египте, а с другой целью. При христианизации Радуница обрела несколько иное внешнее содержание: мол, обряд ныне приурочен к Пасхе. Стал делаться акцент на пасхальные яйца, которые приносятся мертвому родичу, хотя для остальной христианской Европы это выглядит странно и даже кощунственно по отношению к усопшим: катать пасхальные яйца по могиле. Потому и кажется странным, что смысл кажется непонятным. Характерный пример: в России, где в последнее время Радуница стала усилиями РПЦ Москвы распространена как якобы «православный обряд», в Хакасии, Башкирии или Рязанской области Радуница – это совершенно иной праздник, чем у нас в Беларуси. Там никому в голову не придет кормить мертвых, катать по могиле яйца и лить на могилу вино и мед. В России – это просто праздник памяти по усопшим, когда люди приезжают на кладбище их помянуть и подправить могилку. Но это никакая не Радуница, и для такого – уже совсем другого праздника – не требуется и увязка с Пасхой, ибо в России никто не везет мертвым пасхальные яйца, чтобы их катать на могиле. Там вообще не понимают – зачем их по могиле катать? Настоящая Радуница наших предков, западных балтов, имела вовсе НЕ СИМВОЛИЧЕСКОЕ значение кормления усопших: то есть, пища и питье вовсе не ставились возле могилы, как бы в знак того, что «мы отдаем». Это символически делается, например, когда усопшему ставят возле могилы, его поминая, стакан водки с ломтиком хлеба. Но в нашем случае это вовсе не СИМВОЛ, а именно акт ПИТАНИЯ мертвых: питье (вино, мед, водка) не ставится возле могилы, а льется в могилу – чтобы впиталось землей к похороненному. Пища не ставится возле могилы, а «закатывается в нее»: яйца (очищенные от скорлупы!), хлеб и прочее сухое следует катать по могиле, их втирая и измельчая, чтобы могильная земля впитала в себя эти продукты, смешалась надолго с крошками. Таким образом, мы видим, что отмечаемая в России «Радуница» таковой не является – во-первых, там в России нет и самой Радуни как обители душ усопших (святого и мифического для нас, западных балтов, места), а во-вторых, там не кормят усопших. Там «Радуница» - просто знак памяти. «Святые родзицели, ходзице к нам хлеба-соли кушаць!»… Мы на Радуницу все-таки не только кормим усопших, сколько и едим вместе с ними, показывая сохранение семейной любви. В этом очередной парадокс: обычай, некогда появившийся из неких страхов перед «возвращением мертвых», впитал одновременно и языческую мысль о том, что мертвые деды могут нас оберегать (вспомните «Чур меня!»). Здесь видно все-таки более гуманное отношение к предкам, чем обычаи у соседей связывать мертвых или ломать им кости ног. Причем, сегодня в сознании народа Радуница воспринимается именно и только как святой праздник памяти по усопшим, понимаясь ныне как нечто доброе и уже далеко не мистическое. Ибо эпоха эпидемий вампиризма давно прошла, 80% населения – горожане, а похороненные родственники являются в свой дом крайне редко (ибо являться может только призрак коматозника, а с XX века практикуется вскрытие в случае скоропостижной сомнительной «смерти»: врачи убивают коматозников этим вскрытием). В итоге Радуница у горожан-белорусов быстро трансформируется в нечто, аналогичное празднованию в России: рациональное сознание не принимает языческих традиций, и кажется уже неуместным сам обряд. То есть стелить на могилу скатерть, оставляя часть могилы открытой для «трапезы усопшего», есть сидя за могилой с похороненным, поливая открытую от скатерти часть могилы питьем и «закатывая» туда продукты. Для горожанина это кажется уже языческой дикостью. Понемногу все выглядит уже иначе: на Радуницу многие белорусы приезжают просто покушать ВОЗЛЕ могилы, а не кормить похороненного. В будущем, очевидно, перестанут и кушать: как в России, помянут рюмкой водки, подправят могилку – и назад домой. Так и исчезают древние обряды. В итоге весь «белорусский колорит» Радуницы будет описываться в этнографических иностранных книгах, как обычай белорусов класть в Пасху на могилу усопших пару пасхальных (уже неочищенных) яиц. Это несложно, и этого другие христианские народы не делают. В таком виде Радуница и будет далее существовать у белорусов как «уникальная национальная традиция» неопределенно долго…
Могилёв Super Live
До Радуницы осталось всего чуть-чуть.....
Не все знают историю возникновения Пасхи мертвых...а ведь это именно наш, белорусский праздник, и больше в древности нигде в мире его не праздновали, а его нигде больше и не было.
На следующей неделе наша Беларусь отметит Радуницу – день повиновения усопших. Не берусь пока утверждать, как там ныне сейчас у других, но еще 10 лет назад Беларусь являлась единственным государством в мире, где этот праздник объявлен нерабочим днем – настолько велико для нас значение этой уникальной и больше нигде не существующей языческой традиции. Миллионы белорусов в этот день посещают кладбища, многие оставляют на могилах умерших родных пищу. Откуда взялся этот праздник? И почему его нет у других народов? И зачем мертвым оставлять пищу? Ныне уже большинство ограничивается цветами на могилку, но я еще в детстве и юности застал обычай "кормления" мертвых на кладбище, а ныне все эти обряды уходят в небытие........
Радуница – это самый удивительный погребальный праздник среди всех, сохранившихся сегодня в Европе и, пожалуй, вообще в мире. Суть его в том, чтобы кормить мертвых родичей. Он, безусловно, является отражением более древнего языческого обряда, только «наложенного» на христианство и приуроченного почему-то к Пасхе. Удивителен и сам обряд, и тот факт, что он не встречается ни у кого в мире, кроме белорусов. Сам по себе он требует дохристианской традиции хоронить тела в обычной могиле и предусматривает ее посещение родственниками усопшего – что появилось только при христианстве, а в языческое время существовало лишь на одном небольшом пятачке Европы: в Центральной и Западной Беларуси (Литва, Ятвягия, Дайнова) и в Мазовии (ныне Польша), а также у пруссов. То есть, у западных балтов. У остальных народов Евразии существовали две иные традиции: или трупосожжение, или погребение в пещерах с запретом возвращения к могилам.
Кремация с середины II тыс. до н.э. становится повсеместной для большинства народов: и в Индии, и у норманнов Скандинавии, и финно-угров России, и праславян Центральной Европы. Историк XIX века В.О. Ключевский подробно описывал погребальные обряды Центральной России – этносов финнов, которые ныне славянизированы. Как и славяне Польши и Чехии, они сжигали тела родичей, а кости «собирали в малую посудину и ставили на столбу на распутиях», в таком виде кости «чура» (или «щура», то есть прадеда) охраняли родича от всякого лиха. Отсюда слово «пращур» и выражение «Чур меня!», то есть храни меня дед. Кремация была обычным обрядом для всей Центральной России, что подтверждается всеми раскопками. Б.Н. Рыбаков приводит много примеров сооружения деревянных домовин-столпов на кладбищах от архангельского Севера до казачьего Дона как пережиток этого обряда. Ничего подобного у нас в языческой Беларуси не было: у нас усопших не сжигали, а хоронили. Ясно, что никакой Радуницы у народов России быть не могло, ибо еду не носят сожженным костям. Вместо этого в России существовала другая традиция как отражение трупосожжения: уже в христианское время там над могилами разводили костры, дабы все-таки как-то «привлечь» похороненного к обряду огня. Славяне и скандинавы точно так же, как и финны России, кремировали трупы. Точно так кремация была основным видом погребения в Древней Греции (Гомер описывал только кремацию) и в Древнем Риме, откуда появился термин «колумбарий» (ниши для урн с прахом). Христианство запрещало кремацию как противоречащую учению о воскресении из мертвых, поэтому к 400 году в Римской империи кремация прекращается. В 768 году последовал официальный церковный запрет кремации. Так, в 785 году в христианство перешли вожди саксов и заявили о своей покорности. Всякий из саксов, кто не хоронил на церковном кладбище умерших, а сжигал их трупы, наказывался смертью. Кремации не было у иудеев и мусульман, но и там Радуница была абсолютно недопустима. Тело должно было на носилках относиться до захода солнца на кладбище (у иудеев – пещера, заваливаемая камнем, у мусульман – яма в удаленном от села месте). Приближение или прикосновение к могиле похороненного на Востоке понималось, по закону, как осквернение, и требовалась особая церемония очищения. Теплый климат способствовал разложению трупа и был причиной таких обрядов. Как видим, языческая традиция Радуницы существовала только у нас в Беларуси, где тела усопших еще в дохристианское время не сжигали, а закапывали. Но зачем им относили еду и ели с мертвыми? И почему сам праздник называется Радуницей? Об этом – чуть ниже.
Российские религиозные энциклопедии пишут, что «Радуница - весенний языческий праздник восточных славян, связанный с культом предков». Термин «восточных славян» - тут совершенно неуместен, ибо отмечают этот праздник исстари только одни белорусы (этнически – западные балты). И этот праздник к славянам вообще никакого отношения не имеет. Более точную формулировку дает «Словарь славянской мифологии»: «Радуница в России, в Беларуси и северо-востоке Украины – поминальный день». Однако в России он носит сегодня характер вовсе не «славянский»: его активно отмечают в глубоко неславянских, но православных регионах – в Башкирии, в Перми, в Бурятии, на Алтае, в том числе его отмечают даже чукчи, принявшие православие. Причина ясна – он распространяется РПЦ Москвы как якобы «часть православия». Конечно, невежественный обыватель в России может подумать, что раз сейчас Радуницу отмечают в Перми и Башкирии, то это «российский народный праздник» или, по крайней мере, «русский народный праздник». На самом деле в России этот праздник (вместе с Янкой Купалой) появился совсем недавно по историческим меркам: только после войны Московии с ВКЛ 1654-67 гг., когда царь Алексей Михайлович истребил половину белорусов, а около 300 тысяч вывез в качестве рабов в Московию. Именно от этих порабощенных белорусов (тогда именовавшихся «литвинами») местные финские народы Московии и переняли Радуницу и Янку Купалу (там Янку переименованного в Ивана Купалу на свой манер). Появление этих праздников в России в XVII-XVIII веках проследил известный собиратель русского фольклора И.П. Сахаров (1807-1863). Первое издание его «Сказаний русского народа» вышло 1836 году, в нем он писал: «Новейшие мифографы включили Купало в число славянских божеств; но его не было ни в Киеве, ни в других славянских землях. Об нем не говорят ни Нестор, ни другие писатели; это слово известно в наших письменных памятниках только с XVII столетия». И затем Сахаров указывает, что это праздник литвинов – «литовцо-руссов», переименованных царизмом в 1840-х годах в «белорусов», и правильно говорить не «Иван Купало», а «Ян Купало». Сахаров пишет: «Литовцо-руссы называют Ивановское празднество – праздником росы. С вечера, под Ивановскую [Яновскую] ночь они собираются на избранном месте, на поляне ставят шалаши, разводят огни, поют песни, пляшут с факелами и перескакивают через огонь. Рано утром отправляются в лес – на росу. Утренние сборы называются у них «стадом», а пляска «коркодоном». Утром собирались травы для врачевания и чарования. Литовцо-руссы верят и в папаротников цвет… В Лужском уезде, по реке Луге, Ивановское празднество известно более под именем Соботок. Вероятно, что это название занесено из Литвы». «Литовцо-руссы говорят, что сборище ведьм бывает на горе Шатрии, где могила Альциса и где угощает их чародейка Яусперита». Про Радуницу: «Литовцы выходят во вторник на могилы своих родителей, в 2 часа пополудни, обедать и поминать их за упокой. Сначала начинается катание на могилах красных яиц, потом обливание могил медом и вином. Яйца раздаются нищим. Могилы накрываются белым столечником, устанавливаются кушанья. По старым приметам кушанье должно состоять из нечетных блюд и сухих. Богатые снабжают бедных кушаньями для родительской трапезы. После сего приветствуют родителей: «Святые родзицели, ходзице к нам хлеба-соли кушаць!» - И садятся на могилах поминать их. По окончании поминок говорят: «Мои родзицели, выбачайте, не дзивицесь, чем хата богата, тем и рада». Остатки кушанья раздаются нищим, и день оканчивается при корчмах с песнями и плясками». Под «литовцами» Сахаров в 1836 году еще понимал именно нынешних белорусов, а вовсе не жемойтов сегодняшней Республики Летува, которых с 1870-х годов царизм постепенно начинает именовать «литовцами». Так вот самое интересное в том, что Радуницу и Яна Купалу жемойты Летувы не отмечают. Как не отмечают и славяне (кроме литвинов-белорусов и мазуров в Польше – но это западные балты, а не славяне). Понемногу эти праздники вошли в быт и живших рядом ляхов и украинцев в Северной Украине, а с XVII века появляются от пленных литвинов-белорусов (вместе с акающим диалектом взамен местного финского окающего диалекта) сначала в самой Москве, а затем через столетие – в округе. Сахаров думал, что исследование фольклора Московии, Украины и Литвы-Беларуси покажет некие общие в прошлом истоки, но таких общих истоков первый и известнейший фольклорист России абсолютно не нашел. Он с разочарованием и недоумением констатировал в 1836 году: «Отчего мифы, поверья, семейные сказания славянской Литвы отличаются от мифов, поверьев, семейных сказаний Велокоруссии? Отчего малорус верит в поверье, едва известное великоруссу и о котором совершенно не знает литовцо-русс?» В издании 1885 года текст был изменен по новой моде называть Литву «Беларусью»: «Отчего мифы, поверья, семейные сказания Белоруссии отличаются от мифов, поверьев, семейных сказаний Велокоруссии? Отчего малорус верит в поверье, едва известное великоруссу и о котором совершенно не знает белорусс?»
В том и дело, что «литовцо-руссы» или «белорусы» оказались совершенно иным этносом, чем великорусы или «финно-руссы». Это подтвердили, в том числе, и исследования, проведенные в 2000-2006 гг. российскими учеными из лаборатории популяционной генетики человека Медико-генетического центра Российской академии медицинских наук. Они показали, что генетически русские являются финнами (генетически идентичны мордве, мери и пр.), а белорусский этнос состоит из двух частей: жители Витебской и Могилевской областей (исторические кривичи) являются собой смесь балтских и финских генов, а жители всей Центральной и Западной Беларуси – это западные балты, генетически идентичные мазурам в Польше – народу западных балтов. В прошлом (и по сей день в большинстве книг) господствовала эмпирическая точка зрения, что некие языковые схожести между белорусами и русскими (кстати, на порядок меньшие, чем между белорусами и поляками) якобы говорят о каком-то «родстве». Если взглянуть на проблему в призме новых данных российских генетиков (подробнее см. нашу статью «Лицо русской национальности», №15, 2006), то в таком случае следует откинуть как ненаучную вообще концепцию о каких-то «восточных славянах», ибо генетически их НЕТ. И в таком случае следует говорить о русских как «финно-руссах», а белорусах как «балто-руссах». В том понимании, что славянский язык-койне пришел к местному населению балтов и финнов с приходом славянских князей-колонистов. Но и такая концепция для Беларуси кажется верной только отчасти – именно только в отношении этноса кривичей, которые были изначально западными балтами, но стали славянизированы еще до Рюрика колонистами ляхами, чехами и полабами. Территория генетических кривичей (которых и следует истинно называть белорусами) – это в Беларуси Витебская и Могилевская области, а также ныне на территории России Курская, Смоленская и Брянская области, бывшие земли ВКЛ. Замечу, что в средние века граница между Московией и ВКЛ как раз и проходила по этнической границе между балтами (кривичами) и финнами (мордва, мокша, эрзя, мурома и пр., обще имевшими самоназвание «москали» от народа моксель – самоназвание мокши и затем имя Москвы: финское Moks (мокша-моксель) + Va (вода)). А вот в Центральной и Западной Беларуси – исторической Литве – влияние Руси было куда как меньшим, и народ тут себя именовал не русинами, а литвинами. А самое главное: финны в Московии с нуля обретали непонятный им славянский койне (например, академик Валентин Янов, бессменный руководитель Новгородской экспедиции, на примере новгородских грамот прослеживает, как финский язык местных саамов за 250 лет становится сначала славянским аналитическим языком (без флексий, как нынешний болгарский), и только затем обретает окончания и склонения). А вот западные балты принимали славянский койне куда как проще – ибо сам язык западных балтов весьма мало отличался от славянского (славяне и возникли как этнос на основе западных балтов). Поэтому термин «литовцо-руссы», очевидно, нельзя применять к литвинам (нынешним белорусам Центральной и Западной Беларуси), ибо то, что казалось российским этнографам «русским» у литвинов (то есть, так отличавшим литвинов от жемойтов и аукштайтов – восточных балтов), было на самом деле сугубо своим исконным западно-балтским. И ни к какой «Руси» наш исконный язык, весьма близкий к славянскому, отношения не имел. В то время, когда еще существовали княжества западных балтов (Пруссия, Мазовия, Ятвягия, Дайнова и Литва), язык ляхов Кракова был кристально чисто славянским, а в Кривии (Белой Руси) тоже говорили на чистом славянском койне. Но когда западные балты ассимилировались в славяноязычной среде, то языки обрели черты западных балтов – с ассимиляцией Мазовии и переводом столицы в Варшаву, поляки обрели и пшеканье мазуров, а при аналогичных процессах в ВКЛ появился дзекающий язык литвино-белорусов. Все-таки в Польше и ВКЛ западные балты составляли большинство населения. И, конечно, у западных балтов были свои уникальные культуры – которых нет ни у славян, ни у восточных балтов (нынешней Летувы и Латвии). Праздники Радуница и Яна Купала существовали только на территории проживания западных балтов – географически четко этой границей очерчены. Это территория Северной Польши (Мазовия музуров, столица Варшава), Пруссия-Порусье (столица Королевец, затем Кенигсберг, ныне Калининград), Ятвягия (ныне Брестская и Гродненская области, часть Польши, столица Дорогичин – ныне на территории Польши недалеко от Бреста, историческая часть ВКЛ), Дайнова (ныне Беларусь, столица – Лида), Литва (ныне Беларусь, земли между Слонимом и Минском, в дальнейшем термин «Литва» распространился на все земли западных балтов). Везде на этих землях христианские миссионеры в период XIII-XVI веков распространяли новую веру, позволяя вносить в нее (на новый лад) старые обряды. Так были внесены Ян Купала и Радуница – с «корректировкой»: на могилы предков относили крашенные на Пасху яйца. С кривичами история была несколько иной: они были обращены в христианство (еще до создания Руси) шведскими и полабскими миссионерами, у них активно вытравливались старые культы, в том числе «культ живойта-ужа» - еще один общий для западных балтов (и отчасти – для восточных балтов жемойтов и аукштайтов – как самый архаичный балтийский). Поэтому у кривичей Радуница трансформировалась в праздник Дзяды – несколько иной, уже во многом лишенный многих черт исконной культуры, как и лишенный своего древнего названия. При этом должен заметить, что Сахаров в своей книге описывает все-таки именно Дзяды кривичей, а не Радуницу литвинов – под влиянием христианства Радуница литвинов постепенно превращалась в Дзяды кривичей – утрачивая многие свои изначальные черты. Например, Сахаров пишет о том, что после катания по могиле яйца отдавались нищим: это уже Дзяды кривичей (Восточная Беларусь), а на Радунице литвинов (Центральная и Западная Беларусь) яйца никому не отдавались, раскатывались по могиле в крошку и смешивались с землей.
Даже такая авторитетная энциклопедия, как «Беларусь» (Минск, 1995), о Дзядах пишет: «культ предков у восточных славян», хотя Дзяды отмечали «среди славян» лишь кривичи (все-таки славяноязычные балты, но вовсе не славяне), а сам праздник является у них только трансформацией Радуницы (что признает энциклопедия). Она уточняет, что в прошлом Дзяды (то есть Радуницу) отмечали 3-4 раза в год весною и осенью: это осенние Дзяды, непосредственно на Радуницу и перед масленицей, а «в Восточной Беларуси функцию Радуницы исполняли летние (троицкие) Дзяды». Сам праздник изначально назывался Радуницей, а не Дзядами (Дзяды – его новое «бытовое» название). О Радунице (то есть Дзядах для Литвы – Центральной и Западной Беларуси западнее Полоцка) энциклопедия снова ошибается («праздник восточных славян», ибо нас считает «восточными славянами») и сообщает: отмечают во второй вторник после Пасхи. Почему именно в этот день? Не объясняется. В литературе я смог найти только смутные упоминания о том, что сей вопрос решался при христианизации Центральной и Западной Беларуси (ВКЛ) после Брестской Унии 1596 года – между Католической Церковью Польши и РПЦ Киева, где обсуждалась судьба языческих праздников нашей Литвы (которая, кстати, не имея, как в Полоцке, давних православных традиций, вся быстро ушла в протестантизм, затем изгонявшийся польскими иезуитами). Во всяком случае, позиции униатского православия и католичества были тут четко согласованы – у нашего языческого населения старые обряды переносились в «христианский ряд» как «продолжение старой веры». Причем, большим опытом тут обладали католики, которые внесли наши старые обряды в «новую веру» еще раньше в своей Мазовии для своих мазуров. После Унии 1596 года происходит наплыв католиков «в глубинку» Центральной и Западной Беларуси, где строятся храмы «с учетом местных языческих традиций». В том числе многие соборы как бы «продолжали культ живойта»: например, в сохранившемся до сих пор католическом соборе города Глубокое двери сделаны в виде двух живойтов (культовых змеев литвинов) – фотографию этих врат в храм несколько лет назад нам прислал редактор местной газеты, мы ее публиковали. С принятием у нас массово христианства Радуница была «прикреплена» к Пасхе – на могилы родных люди стали приносить крашеные пасхальные яйца. Что, конечно, дико не только для итальянцев или немцев, но вообще для славян – такого не делают в Чехии, Болгарии или Сербии, да и в самой Польше это принято только у бывших западных балтов – ассимилированных мазуров. И, конечно, такого обряда не было в Византии. Ясно, что эта увязка обряда с христианством совершенно непонятна другим народам, ибо у них и не было такой дохристианской традиции как части религии. Что, кстати, уже в известной мере «подмывает» каноны христианства – ибо у нас считается, что пасхальное яйцо надо обязательно отнести на могилу усопших родных как УЖЕ ЯКОБЫ ЧАСТЬ какой-то концепции христианства, а другие так не делают. Как пишет энциклопедия «Беларусь», в нашем Полесье Радуницу вообще именуют «Пасхой мертвых». Это, надо признать, нечто абсолютно новое в христианстве (и иудаизме, от праздника Пейсах которого и появилась Пасха). Тут мы видим торжество творчества народа: есть Пасха для живых (которую весь мир отмечает), а есть еще и особая Пасха для мертвых белорусов – ибо им на могилы кладут пасхальные яйца. Логика народного сознания проста – коль Радуницу попы и ксендзы увязали с Пасхой, то это и есть Пасха умерших. Такое «нововведение» в идеологию христианства, является, конечно, только «побочным» результатом не вполне складной христианизации местных языческих традиций и диковато для остального христианского мира, в том числе его не станут всерьез обсуждать и теологи Европы. Но факт, конечно, удивительный – народ в этих метаморфозах веры пришел в своем теологическом сознании до концепции «Пасхи мертвых» - уникальный случай, чего больше нигде в мире нет. Откуда же взялась наша Радуница?
Православные энциклопедии России пишут: «Некоторые исследователи слово “Радоница” не без основания сближали со словами “род”, “предок”, другие видели в нем тот же корень, что и в слове “радость”, так как в Радоницу покойники призываются из своих могил на радость Пресветлого Воскресения». Подобные объяснения – это полный бред (кстати, нет никакой «Радоницы» - продукта финского окающего диалекта, а есть наша западно-балтская Радуница), ибо языческую веру их авторы объясняют задним числом христианскими реалиями, в том числе «Пресветлым Воскресением». Как язычники могли верить в это Воскресение, создавая свой культ Радуницы? Сии теологи такими объяснениями язычество возводят в понимание Иисуса, что можно назвать или спекуляцией, или откровенной глупостью, или сознательной ложью Церкви, рассчитанной на российских невежд. А лингвистические изыски, ищущие связь со словами «род» и «радость», достойны юмористического рассказа А. Чехова «Письмо ученому соседу». Как писал собиратель русского фольклора И.П. Сахаров, у «литовцо-руссов», то есть наших белорусов Центральной и Западной Беларуси, западных балтов - литвинов, святой областью в языческой религии являлась территория севернее Лиды, то есть это на реке Радунь (ныне Радунька), что текла в княжестве Дайнова (столица Лида), и до реки Вилия. Именно в этом месте ВКЛ у наших предков считался «центр сбора усопших душ», там было сосредоточение всего магического и упокойного, обитель богов. Кстати, недалеко от Радуни, на Вилии, тоже святом месте, наши предки и основали Вильно. Вполне возможно, что праздник Радуница имеет свое имя от этой реки, священной для наших предков. Во всяком случае, именно туда почему-то увозили хоронить князей ВКЛ как в место их последнего успокоения. Там было святое место для захоронений нашей знати, о чем пишется во многих летописях. На месте этих древних захоронений возник и древний город – Радунь, «специализировавшийся» на погребальных обрядах наших князей. Ныне это только белорусский городской поселок на реке Радунька (бывшей Радуни), между Вильно и Лидой, где сегодня живет около 3 тысяч жителей. Однако он – древний город, впервые упоминается в 1387 году в грамоте Ягайло как центр волости. В XIV-XVII веках там создается мощный замок, в 1649 году получает Магдебургское право, имеет свой герб. С 1958 года сведен до статуса городского поселка. Обряд Радуница и культовая языческая территория Радунь – связь исторических реалий или только фонетическое совпадение? Ответ могут дать дальнейшие исследования темы, но уже сейчас многое говорит об их прямой связи. Эта версия позволяет объяснить название праздника именем святого погребального места у наших языческих предков Центральной и Западной Беларуси (о мифологии которых, увы, сохранились весьма отрывочные сведения). Но как объяснить традицию кормить усопших?
Очевидно, дело тут вот в чем.
Наши предки испытывали постоянный страх перед мертвыми. Сама кремация, видимо, была выдумана от этого страха. А в тех случаях, когда тело не сжигали, а закапывали, древние люди предпринимали множество мер против «возвращения умерших». В Европе до II тыс. до н.э. (то есть до эпохи кремации) руки и ноги усопших прочно завязывали. В погребальных обрядах уже христианского периода мертвым при погребении или перебивали кости ног, или связывали челюсть (кладя туда серебряную монету), или совершали с ними иные манипуляции, призванные не дать им «вернуться». Например, выносили тело мертвеца не через дверь, а через пробитую стену, которую затем замуровывали. Если говорить конкретно, то люди боялись вампиризма – когда похороненный возвращался в свой дом в виде призрака, досаждал родным и часто являлся причиной их преждевременной смерти. Видимо, как очередная мера против таких визитов – и появилась у наших предков традиция приходить на кладбище и кормить могилы усопших: чтобы те не возвращались в дом. Некоторые исследователи темы Радуницы считают иначе: они возводят этот обычай к традиции класть усопшему в могилу оружие, утварь и пищу (мол, понадобится на Том Свете). Такое объяснение никуда не годится, так как наши предки оружие и утварь усопшим не клали, а главное: на Радуницу пища дается тем, кто, вроде бы, должен быть давно как бы на Том Свете. Зачем им кладут еду, поливают могилу вином и медом? Ясно, что не «в дорогу на Тот Свет», как в Древнем Египте, а с другой целью. При христианизации Радуница обрела несколько иное внешнее содержание: мол, обряд ныне приурочен к Пасхе. Стал делаться акцент на пасхальные яйца, которые приносятся мертвому родичу, хотя для остальной христианской Европы это выглядит странно и даже кощунственно по отношению к усопшим: катать пасхальные яйца по могиле. Потому и кажется странным, что смысл кажется непонятным. Характерный пример: в России, где в последнее время Радуница стала усилиями РПЦ Москвы распространена как якобы «православный обряд», в Хакасии, Башкирии или Рязанской области Радуница – это совершенно иной праздник, чем у нас в Беларуси. Там никому в голову не придет кормить мертвых, катать по могиле яйца и лить на могилу вино и мед. В России – это просто праздник памяти по усопшим, когда люди приезжают на кладбище их помянуть и подправить могилку. Но это никакая не Радуница, и для такого – уже совсем другого праздника – не требуется и увязка с Пасхой, ибо в России никто не везет мертвым пасхальные яйца, чтобы их катать на могиле. Там вообще не понимают – зачем их по могиле катать? Настоящая Радуница наших предков, западных балтов, имела вовсе НЕ СИМВОЛИЧЕСКОЕ значение кормления усопших: то есть, пища и питье вовсе не ставились возле могилы, как бы в знак того, что «мы отдаем». Это символически делается, например, когда усопшему ставят возле могилы, его поминая, стакан водки с ломтиком хлеба. Но в нашем случае это вовсе не СИМВОЛ, а именно акт ПИТАНИЯ мертвых: питье (вино, мед, водка) не ставится возле могилы, а льется в могилу – чтобы впиталось землей к похороненному. Пища не ставится возле могилы, а «закатывается в нее»: яйца (очищенные от скорлупы!), хлеб и прочее сухое следует катать по могиле, их втирая и измельчая, чтобы могильная земля впитала в себя эти продукты, смешалась надолго с крошками. Таким образом, мы видим, что отмечаемая в России «Радуница» таковой не является – во-первых, там в России нет и самой Радуни как обители душ усопших (святого и мифического для нас, западных балтов, места), а во-вторых, там не кормят усопших. Там «Радуница» - просто знак памяти. «Святые родзицели, ходзице к нам хлеба-соли кушаць!»… Мы на Радуницу все-таки не только кормим усопших, сколько и едим вместе с ними, показывая сохранение семейной любви. В этом очередной парадокс: обычай, некогда появившийся из неких страхов перед «возвращением мертвых», впитал одновременно и языческую мысль о том, что мертвые деды могут нас оберегать (вспомните «Чур меня!»). Здесь видно все-таки более гуманное отношение к предкам, чем обычаи у соседей связывать мертвых или ломать им кости ног. Причем, сегодня в сознании народа Радуница воспринимается именно и только как святой праздник памяти по усопшим, понимаясь ныне как нечто доброе и уже далеко не мистическое. Ибо эпоха эпидемий вампиризма давно прошла, 80% населения – горожане, а похороненные родственники являются в свой дом крайне редко (ибо являться может только призрак коматозника, а с XX века практикуется вскрытие в случае скоропостижной сомнительной «смерти»: врачи убивают коматозников этим вскрытием). В итоге Радуница у горожан-белорусов быстро трансформируется в нечто, аналогичное празднованию в России: рациональное сознание не принимает языческих традиций, и кажется уже неуместным сам обряд. То есть стелить на могилу скатерть, оставляя часть могилы открытой для «трапезы усопшего», есть сидя за могилой с похороненным, поливая открытую от скатерти часть могилы питьем и «закатывая» туда продукты. Для горожанина это кажется уже языческой дикостью. Понемногу все выглядит уже иначе: на Радуницу многие белорусы приезжают просто покушать ВОЗЛЕ могилы, а не кормить похороненного. В будущем, очевидно, перестанут и кушать: как в России, помянут рюмкой водки, подправят могилку – и назад домой. Так и исчезают древние обряды. В итоге весь «белорусский колорит» Радуницы будет описываться в этнографических иностранных книгах, как обычай белорусов класть в Пасху на могилу усопших пару пасхальных (уже неочищенных) яиц. Это несложно, и этого другие христианские народы не делают. В таком виде Радуница и будет далее существовать у белорусов как «уникальная национальная традиция» неопределенно долго…