Комментарии
- 24 мар 2020 13:54ЕВГЕНИЯ))) Женя
️ - 24 мар 2020 23:10Ирэн Гапановичgif
- 25 мар 2020 08:48Галина ОсадчаяВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ!!! ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ!!!
- 25 мар 2020 13:36Татьяна Капралова (Борищева)Спасибо за подробные рассказанные события января-мая 1945г, мой двоюродный дед Прахов Константин Николаевич 1924г.р. погиб в одном из этих боев и был похоронен в Восточной Пруссии, Кинегсберского окр,Хайлигенбайского р-она,г.Бладиау ныне Калининградская обл пос Пятидорожное...С 1941г по 1945г Константин бесстрашно сражался в составе 41ап 97сд 5А Западного фронта ,сержант,радиотелеграфист,об этом говорят его награды-2медали "ЗА ОТВАГУ", орден"КРАСНАЯ ЗВЕЗДА", орден "ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ ВТОРОЙ СТЕПЕНИ". Сегодня 25марта 2020г исполнилось ровно 75 лет со дня гибели Прахова Константина Николаевича ,пройдя всю войну погиб перед самой ПОБЕДОЙ ,25марта 1945года,в возрасте 20лет, единственный сын у родителей...Вечная ему Память ......
- 26 мар 2020 00:52-----ДИМА---777- ДИ--------gifgif
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ВОЙНЕ ЛЕЙТЕНАНТА СЕРКОВА ВЛАДИМИРА ТРОФИМОВИЧА.
23 января1945 г. войска 3 Белорусского фронта перешли в наступление. Началась Восточно-Прусская операция. После потери первой оборонительной позиции, немцы начали отходить. В полосе нашей 331 стрелковой дивизии, несмотря на сильные снежные заносы дорог, наступление развивалось успешно. Сопротивление противник оказывал главным образом на заранее подготовленных рубежах и в населенных пунктах. Упорные бои велись на подступах к городу Фридрихсвальд, в районе города Летцен, у Мазурских озер.
...Стремительно ломая сопротивление немцев, наши части овладели городом Хайльсберг. Для них это оказалось настолько неожиданно, что там после его захвата в течение нескольких часов продолжала поступать электроэнергия. Потеря этого города, важного стратегического пункта, лишала устойчивости группировки врага, обеспечивающей оперативную связь г. Кенигсберга с главными силами.
...Боевые действия ведутся вдоль дорог. Зима не холодная, но снег довольно глубокий и затрудняет передвижение людей и автотранспорта. При сопротивления противника высылается разведку. После короткого артналета при поддержке танков и САУ, орудий прямой наводки, идет в наступление пехота. Наша рота, двигаясь в боевых порядках, продвижение обеспечивают огнем из пулеметов.
...Ночью подошли к небольшому населенному пункту. От роты из числа добровольцев, направили туда трех разведчиков, Из нашего взвода пошел бывший белорусский партизан, опытный, бывалый солдат Мерчук и, к сожалению не вернулся, пропал без вести. Хороший был парень, душа взвода. Впрочем, на войне можно думать разное...
Преследуем немцев, стараемся от них не отрываться, не дать закрепиться на очередном рубеже. На маршрутах движения трудно разобраться, где двигается какая часть. Одни подразделения отстали, другие ушли вперед. Для того чтобы поддерживать связь, нормальное техническое обеспечение, снабжение боеприпасами и питанием, командир роты для взводов заранее, в направлении наступления указывает пункты сбора. На них мы встречаемся в назначенное время, уточняем свои задачи, продолжая наступление.
Погода неустойчивая. То мокрый снег, грязь лужи, то по-весеннему ласково припекает солнце. В телогрейках и ватных брюках жарко. Валенки за день промокают и набухают от воды. Ночью застывают от холода, превращаются в колодки.
Большое немецкое местечко Родденау – очередное место нашей встречи. Взводные роты Тимофей Лущиков, Юра Козырев, Саша Бовкун, Алеша, Дворядкин уже здесь. Ждем командира роты. Кто-то предложил перекусить. Как раз подъехал Алексей Садовый, назначенный к нам недавно вместо Валентина Бусыгина, погибшего под г. Гольдапом.
Мне особенно памятна эта встреча. Больше так, все вместе, мы никогда не встречались. Мы увидели здесь друг друга как-то по-новому, хотя срок после выпуска из училища прошел небольшой. Многое в нас изменилось, даже внешне. Очевидно, повзрослели, стали вести себя более уверенно и солидно, особенно Лущиков Тимоха, и наверняка поумнели.
Ротного так и не дождавшись, посоветовались, его обязанности принял на себя лейтенант Садовый, как самый старший по возрасту и званию. Решили двигаться вперед.
Передовой отряд нашей дивизии захватил небольшой город Петерсхаген. Сплошной линии фронта нет и группы немцев оказавшиеся в нашем тылу обстреливают двигающиеся в город колонны. Начальник артиллерии дивизии приказал мне обеспечить прикрытие машин его штаба и командного пункта.
Задачу выполнили. Петерсхаген позади. Немцы оказывают все более жесткое сопротивление. Им, понятно, деться больше некуда, они в «котле», прижаты к Балтийскому морю.
Я со взводом нахожусь около дома в только что взятой деревне Грюнвальде. Здесь сосредоточилась вся наша рота. Только что прибыл штаб дивизии. Целый день в наш тыл идут освобожденные из немецкой неволи колонны французов, итальянцев, поляков, бельгийцев. Есть и наши: белорусы, украинцы, русские. Сколько их?! Идут с колясками, узлами, чемоданами. Как они сюда попали? А впрочем, удивляться нечего. Я сам никогда не думал, что буду в этих краях. Война…
Подразделения и части неотступно преследуют противника. Мне со взводом приказано снова следовать с командным пунктом дивизии для его охраны и обороны. Выехали в обед. Через12 километровпути прибыли в небольшой прусский городок – Ландсберг. Он был взят штурмом с ходу, частями 331-й 88-й стрелковых дивизий в том числе с участием нашей роты.
Мы снова переподчинились командиру роты и вместе с Сашей Бовкуном получил задачу оборонять перекресток дорог на северной окраине города, ведущих одна на Кенигсберг, вторая – на Хайлигенбайль. Вечером заняли огневые позиции. Неожиданно Бовкуну поставили новую задачу – оборонять в 7 километрах северо-западнее города, хутор Паустерн.
Наш взвод остался один. Недалеко в фольварке располагался штаб нашей роты. Ночь прошла относительно спокойно. С утра 3 февраля обстановка резко изменилась.
...Опасения были не напрасны. Фашисты перешли в контрнаступление. Начались упорные бои. Справа, от занимаемых нами позиций, на опушке леса появилась небольшая группа наших солдат, от которых мне удалось узнать, что они были в боевом охранении, обнаружили двигающиеся в наше направлении немецкое подразделение и самоходки.
Я приказал им немедленно двигаться в город и укрыться за ближайшими домами. У них было две машины, одна без горючего. Её взяли на буксир.
Наши пулеметы установлены – два по-наземному, у дороги, один по-зенитному на автомобиле. Изготовились к бою, Нервы напряжены до предела, охватил какой-то азарт томительного ожидания, решающего и важного для, моей жизни. Сознание работало четко. До леса метров 600. Вижу как, перебегая, подходят наши солдаты. В город пронеслись две повозки. Подъехали к перекрестку машины нашего штаба, часто останавливаются. От опушки леса отошли три немецких самоходных орудия «Фердинанд», на одной линии с ними цепь автоматчиков. Расчеты Нефедова и Якименко открыли огонь.
Грохочущие очереди пулеметов огласили местность…
Штабники роты уже миновали перекресток, но что-то снова замешкались. Я им сигналю чтобы быстрее убирались в город. Из-за посадки деревьев им не видно движущихся самоходок. А немцы идут, ведут огонь на ходу и с коротких остановок. Подходят все ближе. Нас еще не обнаружили. Рядом залегли несколько отходивших солдат.
Пулеметный огонь не страшен бронированным машинам, но автоматчики приотстали, залегли. Снаряды стали ложиться около нас. Вдруг, метрах в тридцати, поднимая комья земли глухо рванул снаряд.
Время! Надо немедленно менять позицию. Знал это по горькому опыту. Быстро грузимся. Недалеко поросшее кустарником кладбище, там и устанавливаем пулеметы. Огнем принуждаем залечь поднявшихся было фашистов.
«Пантеры», действовавшие против нас, вышли на перекресток, открыли огонь по окраине города. Но, без сопровождения пехоты дальше двигаться не рискнули, стали отходить. Мы снова вернулись на основные позиции.
Воспользовавшись паузой, пошел узнать о состоянии штаба роты. Не отошли со связным и100 метровувидели санинструктора старшину Кабанова. Он лежал в кювете дороги с наганом в руке. Снаряд разорвался перед ним в двух метрах. Когда я подбежал, он не двигался, но еще дышал. Был тяжело ранен в голову. Его тотчас отвезли в медсанбат, где как я узнал потом, он скончался. Ротные газики, уйти в город не успели. Машина, которая была на буксире разбита прямым попаданием снаряда, шофер тяжело ранен.
...Мне уточнили задачу – выдвинуться вперед метров на 400 и занять оборону у фольварка, расположенного ближе к лесу, из которого нас атаковали немцы. С наступлением темноты заняли указанный рубеж. На этот раз мы чувствовали себя более уверенно. Рядом с нами занимали огневые позиции орудия истребительно-противотанковой батареи.
Ночью немцам удалось фольварк зажечь. Местность постоянно освещалась ракетами, не утихала стрельба. Обстановка тревожной оставалась до утра. Утром командир роты приказал мне передать один пулемет с машиной в другой взвод и вернуться на свои прежние позиции у перекрестка дорог.
День прошел относительно спокойно, а вечером, часов в шесть снова голос наблюдателя: «немцы!». Расчеты изготовились к бою. Я занял свой НП. Увидел, как и накануне, три самоходно-артиллерийских «пантеры» и полуроту немецких пехотинцев, идут в атаку на наши позиции.
Первыми открыли огонь артиллеристы противотанковой батареи 76 ммпушек. Позиция одного из орудий была недалеко от меня, за дорогой. Первый выстрел промах – недолет. Второй резанул рикошетом по башне так, что высек искры. Немцы видимо заметили это орудие. Одна машина двинулась прямо на него. Я с волнением и тревогой следил за этим поединком.
Расчет скрылся в ровиках для укрытия. Потом быстро выскочил: сначала заряжающий, за ним наводчик. Заражающий тренированными движениями загнал снаряд в казенник и тут же скрылся. Наводчик, как мне показалось, очень долго копошился. Наконец раздался выстрел. Снаряд попал в гусеницу. Бронированная машина остановилась, затем начала медленно разворачиваться, подставляя левый бок. Она была обречена. От очередного выстрела – загорелась.
Через некоторое время, после того как мы открыли огонь, я понял: нас засекли. Снаряды ложились рядом. Один разорвался буквально над головой, попал в телефонный столб, стоявший рядом. Взрыв на какое-то время меня оглушил. В ушах зазвенело. Я кое-как пришел в себя, сообразил: нужно немедленно сменить позицию. Дал команду но, никто на нее не среагировал. Кричу Захарычу: «Шофер где?!». Ответил Якименко. «Да тут же он… смотрите…» и махнул рукой. Трошков лежал навзничь в трех метрах от меня. Голова его была окровавлена, рана от осколка снаряда оказалась смертельной.
Машину водить никто не умел, я об этом имел только теоретическое представление (нас в училище этому не учили, не было возможности) Выбора не было, бросился к газику. Сержант Нефедов крутнул рукоятку и на наше счастье мотор, фыркнув (обычно он заводился с трудом), начал работать. Загрузились, я включил скорость и, виляя по дороге, со скоростью черепахи, медленно перебрались на запасные позиции. Ехал на первой скорости. Мне казалось, если я начну ее переключать, двигатель обязательно заглохнет. Не верилось, что все кончилось, так удачно. Было удивительно, почему немцы упустили такую цель, обреченную на 100-процентное поражение. Так состоялась моя первая в жизни самостоятельная поездка на автомобиле в качестве водителя. Бой продолжался.
Немцы после потери двух самоходок вынуждены были отойти.
Их очередная попытка прорваться в город на этом участке была отбита. Взводу была поставлена новая задача: занять оборону у железнодорожной станции. После выдвижения на указанные позиции пошел искать штаб роты.
На городской площади встретил Дворядкина, он мне рассказал, где находятся взводы Лущикова, Садового и о том, что Лансберг окружен немцами.
Неожиданно встретил командира роты. Он был верхом на лошади, одна рука перевязана, изрядно пьян. Делового разговора с ним не получилось. Кроме «что здесь делаешь, стоять насмерть, ни шагу назад» - от него ничего не услышал. Пошел к взводным роты, нужно было вместе подумать, что нам делать дальше.
В городе поразила неразбериха. Улицы забиты машинами, повозками, ходит много нетрезвых солдат и офицеров, крики, ругань, стрельба.
Как я узнал позже, в городе было много винных магазинов и складов, в том числе со спиртом. Когда части дивизий вошли в город, начался их погром и пьянство. Управление на какое-то время было потеряно, подразделения перемешались на узких улочках и переулках. И лишь жесткие меры, принятые генералом Берестовым, на которого была возложена оборона города командованием 31-й армии, позволили навести порядок и дисциплину. Созданные оперативные группы с неограниченными полномочиями, независимо от принадлежности военнослужащих, формировали сводные подразделения для обороны города.
В художественных произведениях, мемуарах о войне, в специальной военной литературе вопрос о пьянстве обычно деликатно обходится или об этом упоминается вскользь. Речь идет не о наркомовских «боевых» ста граммах, которые выдавали бойцам переднего края. Речь о пьянстве офицеров, сержантов и солдат, которое приводило нередко к трагическим последствиям. Я знал командиров взводов и рот, которые в пьяном угаре посылали своих солдат на верную гибель и гибли сами. Проблем с приобретением спиртного на фронте не было. Пили «наркомовские» за счет не пьющих и не вернувшихся из боя товарищей, трофейный «шнапс» и спирт. Даже ухитрялись гнать самогон на переднем крае.
В обороне под Гольдапом мы однажды с Бовкуном заглянули в кирпичный сарай фольварка и увидели там солдат – ездовых, окруживших небольшой костер. Их противотанковые орудия стояли рядом с нами на переднем крае. Солдаты мирно беседовали и гнали самогон с помощью простейшего устройства. Одни из них были уже изрядно пьяны, другие еще в таком состоянии, что могли рассказать нам технологию производства, изготовляемой ими продукции. Делалось это с разрешения командира батареи.
В моем взводе был такой случай. В наступлении я получил задачу и пошел уточнять ее на местности. Когда вернулся, сержант Нефедов, шофер и еще несколько солдат оказались пьяными. Я сначала этого не заметил, но когда водитель наехал на придорожный камень, посадил на него передний мост машины, вывел из строя двигатель, увидел, как говорят, что он «лыка не вяжет».
Помкомвзвода рассказал: они увидели как солдаты, кто, в чем несут спирт с завода, только что захваченного поселка. Не раздумывая долго, Нефедов одним махом, принес канистру спирта. Выпили для «согреву», а потом украдкой до полного удовлетворения. И вот результат. Погрузили шофера в кузов до вытрезвления. Стоим. Нам повезло, вскоре подошла ротная машина с ремонтниками. Исправили поломку, заменили шофера и двинулись вперед. От командира роты я получил взбучку. И поделом. Хорошо, что все хорошо кончается. Много еще можно привести примеров и в инстанциях более высоких.
Быть в подчинении толкового, требовательного и заботливого командира выпадает не каждому. Не повезло и нам.
Капитан Хренов (имени и отчества его не помню), наш командир роты, к сожалению, такими качествами не обладал и не снискал у личного состава ни уважения, ни доверия. По отношению к нам он своим поведением подчеркивал свое должностное преимущество и высокомерие. Мы это почувствовали сразу. Я не видел его ни в одном взводе, где бы он запросто, душевно пообщался с солдатами и сержантами, не говоря о нас, взводных. А вскоре проявилась его некомпетентность и в военных занятиях. Естественно, это не прибавило ему авторитета.
Воспитанные на соблюдении субординации, мы выполняли его распоряжения и приказания, а так как на огневых позициях он бывал не часто, делали все как считали целесообразным, в зависимости от обстановки. Главным средством воздействия на подчиненных, он считал окрик и упреки, запугивание и угрозы. Мы, его сначала побаивались, а позже, когда приобрели некоторый опыт и самостоятельность, воспринимали все как некую неизбежность и перестали обращать на это внимание. Собирались вместе и принимали решение. Это его даже устраивало. Часто, когда боевая обстановка осложнялась он куда-нибудь исчезал. После этого появлялся, давал указания, делал кому-нибудь очередной разнос, отчитывал за нерадивость.
Меня особенно возмутила его непорядочность, в результате которой я мог оказаться под судом трибунала. После боев за г. Лансберг, нас отвели на три дня во второй эшелон, чтобы привести себя в порядок, подремонтировать вооружение и технику. Неожиданно меня вызвал командир роты. У нас с ним состоялся неприятный разговор: «В твоем взводе нет пулемета? Скрываешь? Где и при каких обстоятельствах потерял? Знаешь, что за это бывает?». Я был в недоумении. Напомнил, что по его же приказу передал пулемет во взвод лейтенанта Садового. – «Ничего не знаю, ответишь по всей строгости военного времени». Потребовал написать объяснительную записку. Я знал какая ответственность грозит за утрату оружия в боевой обстановке. В записке указал, что оружие передано по его устному приказу, документов у меня на передачу нет, но есть свидетели – личный состав двух взводов, которые при этом присутствовали. В дальнейшем он к этому разговору больше не возвращался.
Единственное, чему мы завидовали – образцовому внешнему виду своего командира. Всегда гладко выбрит, на голове сшитая по заказу фуражка, офицерское обмундирование тщательно подогнано, подворотничок свежий, на ногах начищенные до блеска хромовые сапоги.
4 и 5 февраля взвод занимал позиции у насыпи железной дороги на южной окраине города. Здесь возле дома, в небольшом скверике похоронили Трошкова. Отсалютовали троекратно автоматными очередями. На могиле поставили табличку с надписью.
Взвод Бовкуна в районе церкви. У него большие потери: три человека убито, четверо ранено. Погибли славные ребята. Рядовой Осипов, родом из Барнаула. Одно время он был водителем в нашем взводе; сержант Оторов – помкомвзвода, москвич, бывший работник милиции. Ранен в ногу командир взвода Дворядкин.
Не покидает мысль об окружении. Нет горючего, боеприпасы на исходе, приходится экономить. Продовольственные запасы в достатке – свои и трофейные. Прислушиваюсь к настроению подчиненных. Ни какого уныния. Появились слухи, что к нам на помощь идут резервные части. Мы в этом не сомневались
7 февраля начались бои по деблокированию окруженных дивизий в Ландсберге. В итоге активных боевых действий частей 32-й гвардейской, 334-й стрелковых дивизий и 23 отдельной истребительно-противотанковой бригады к исходу дня блокада была ликвидирована. Наступающие войска соединились с частями 88 и 331 стрелковых дивизий. Немцам был нанесен чувствительный удар. С потерей Ландсберга они лишились последней надежды на поддержание оперативной связи с Кенигсбергской группировкой.
После ликвидации окружения, к нам пришла весть о зверской расправе фашистов над ранеными и медперсоналом медсанбатов 331-й и 88-й дивизий, расположенных в Грюнвальде. Гитлеровские вояки бросали гранаты и душили выхлопными газами раненых укрывшихся в подвальных помещениях.
Бои в Ландсберге для меня были, выражаясь языком боевого устава, «высоким испытанием моральных и физических качеств».
***
15 февраля лейтенанту Садовому и мне приказано поддержать наступление учебной роты дивизии. Причем исходным положением было то место, где мы оборонялись у перекрестка дорог, а объектом атаки – позиции немцев на той опушке леса, откуда они нас атаковали.
За ночь окопались. Весь день шла интенсивная перестрелка. На следующую ночь перед наступлением послали разведку. Немцев на позиции не оказалось. Отошли без боя. Так они делали уже не первый раз. К исходу дня заняли полуразрушенное здание железнодорожного вокзала. Короткая передышка и снова вперед. Немцы все делают, чтобы воспрепятствовать преследованию, выиграть время и закрепиться на новом рубеже. Вот и сейчас дорога завалена спиленными деревьями придорожной посадки. Саперы растаскивают заминированный завал. Ждать некогда, мы пробуем его обойти по болотистой обочине. Удается с трудом. Одна машина застряла, с трудом ее вытащили.
Наконец вместе с пехотой захватили населенный пункт Шенефельде. Дальнейшее продвижение остановлено сильным артиллерийским и пулеметным обстрелом немцев. Ведем огневой бой.
Вечером приказано взводом занять впереди лежащий фольварк. Решили, на ночь глядя, не рисковать, дать людям отдохнуть. Задачу выполнить утром. Так и сделали. Появился командир роты, выругал. Формально он прав, но и обстановку нужно учитывать. Приказал немедленно выдвинуться вперед и занять находящийся в 2-х километрах поселок. Я заикнулся о разведке. «Никаких возражений, вперед! Там наши». Сходу пошли к окраине. По машинам полосонули пулеметные очереди. И все-таки мы проскочили благополучно, заняли позиции. Наблюдаю и никак не могу разобрать, даже в бинокль, чья колонна движется справа по параллельной дороге. Стрелять по ней или не стрелять. А вдруг свои. Из размышления вывела очередная команда: «Вернуться в исходное положение». Это значило опять рисковать. Изменил немного маршрут. Шоферу Дякину говорю: «Жми, Кузьма, на всю железку». Снова по нам очереди из пулемета. Оказывается, это была колонна немцев.
Когда вышли из-под обстрела, в кузове и кабине насчитали около двух десятков пробоин, две из них – в лобовое стекло. Из людей, к счастью, никто не пострадал. Пробито несколько коробок с патронами. Кузьма мне позже признался: «Возил трофейный костюм. Думал, если останусь жив, на «гражданке» буду носить. Посмотрел – в чемодане две пробоины, от костюма – одни лохмотья».
Во взвод Кузьма пришел вместо погибшего Трошкова. Шофер был классный, с довоенным стажем, лет сорока, рассудительный, любил поговорить «за жизнь», часто вспоминал жену, детей. Однажды доверительно рассказал: - «Когда Люся провожала меня на фронт, закопала в огороде бутылку водки, сказала: - «Кузьма, выпьем ее с тобой, когда вернешься домой за победу». – Верит, что я вернусь, немного осталось. Живым останусь, сразу же махну в родной Елец».
К вечеру собралось командование дивизии. Обсуждали обстановку, после чего начальник артиллерии роте приказал: «во взаимодействии со стрелковым батальоном, сходу захватить деревню Шенвальде и удерживать до подхода главных сил». Для поднятия духа добавил: «Наша разведка уже там». Командира роты не было. Он, как это часто бывало, отстал.
Мы, взводные, посоветовавшись, договорились на всякий случай провести рекогнасцировку, определить скрытые подходы, состояние дороги, и есть ли в деревне немцы.
Пошли Козырев и Лущиков с двумя бойцами. Через некоторое время вернулись, привели двух захваченных в плен немецких солдат. До деревни не дошли. По показаниям пленных – противника там нет. Решили действовать с наступлением темноты.
Сумерки спустились незаметно, на небе светила яркая луна. Начали движение: впереди Лущиков, за ним с интервалом 100-150 метровСадовый, Козырев и я, замыкающий. Все шло нормально. Лущиков проехал открытый участок дороги и его машина скрылась за первыми домами. Садовый подъезжал уже к окраине. Вдруг раздался взрыв сопровождаемый длинными автоматными очередями. Пламя мгновенно охватило его ЗИС. «Фердинанд», немецкая самоходка автоматчики в упор расстреляли машину. В сознании мелькнуло: «Засада!». Наше положение было крайне невыгодным. Маневра никакого. Дорога шла вдоль склона высоты – справа высокая насыпь, откуда они вели огонь, слева – крутой откос вниз. Машине съехать с дороги и развернуться нельзя. Следующая машина взвода Козырева под обстрелом прошла несколько метров, шофер, раненый осколками лобового стекла, потерял управление и ГАЗик свалился под откос. Все произошло мгновенно. Я решил продолжать движение в надежде проскочить опасный участок. Когда подъехали ближе, увидал силуэты людей справа, а по вспышкам выстрелов понял, что они стреляют по нам. Машина остановилась. Все спешились и укрылись за обочиной дороги. Открыли ответный огонь из автоматов. Из-за гребня высоты «Фердинанд» по нашей машине обстрел вести не мог. Автоматчики попытались поджечь ее ракетами, но были отогнаны нашим огнем.
Для принятия решения были секунды: «В лоб атаковать, не зная точно обстановки – глупо, а вот обойти высотку справа и зайти им в тыл…» Словно подслушав мои мысли, находившийся рядом связной Леня Демчук тихо проговорил: «Товарищ лейтенант, разрешите с ребятами с того боку попугать фрицев – наверняка струсят» и показал рукой в сторону. Не раздумывая дал ему бойцов Михейчика и Щеглова, уточнил задачу. Они исчезли в полутьме. Напряженно ждем, стараемся отвлечь внимание немцев на себя.
Минут через 15-20 в тылу у немцев услышали все усиливающуюся стрельбу, раздалось несколько разрывов гранат, взлетели осветительные ракеты. Огонь в нашу сторону ослаб, вскоре прекратился совсем. За высотой – то затихал, то снова усиливался.
Прошло около часа, Демчук вернулся. Все его товарищи были невредимы, возбужденно рассказывали о своей вылазке.
Тем временем машина Садового догорала, рвались боеприпасы. Во взводе один человек убит, четверо ранены. У Дворядкина ранило двоих. У нас с Лущиковым потерь не было.
Появились разведчики, которые уже «давно там». Подтянулись стрелковые подразделения, САУ-76. Подъехал наш командир роты. Четверть роты – не боеспособна. Оказалось, мы снова во всем виноваты. После овладения Шенвальде наступила небольшая пауза.
В полночь стрельба стихла, выставили охранение. Вдруг послышались крики «Немцы! Контратака!» Я с расчетом – к машине. Один пулемет был заранее установлен для обстрела определенного сектора. Стреляем мы, стрельба идет кругом, сзади нас ведут огонь минометчики. Все стреляют черт знает куда. Через полчаса все успокоилось, стрельба стихла. А была ли контратака немцев? Не знаю. Скорее всего огонь вели с испугу, на всякий случай.
1-й ряд – старшина роты, командир 2-го взвода лейтенант В.Т. Серков, помкомвзвода П.Ф. Захаров.
2-й ряд – водитель Кузьма Дякин, Н.Нефедов, Михейчик, Щеглов, Демчук.
Германия, г. Фриденберг, июнь 1945 года.
Немцы сопротивляются с упорством обреченных, несут потери. Кольцо вокруг группировки все более сжимается. Мы считаем – до Балтийского моря осталось24 километра. Наши подразделения тоже значительно ослаблены. Чувствуется общая усталость.
После 23 февраля дивизии дают пятидневный отдых, отвели в тыл, в район Шенефельде. Ремонтируем машины, чистим оружие, моемся в бане, приводим себя в порядок.
Приехал Бовкун. Он постоянно сопровождал штаб дивизии. Вместо его убыл Садовый. Затем Садового отозвали, откомандировали в 1108-й стрелковый полк. Вместо него со своим взводом еду я.
Поднавалило снегу, сырость, грязь. Мы в первом эшелоне, отдых закончился. Теперь взводы роты впереди, я следую со штабом дивизии в тылу. Меня проинструктировали в отношении моих обязанностей: всегда быть при командире дивизии или как именовали, при подвижном командном пункте (ПКП). Я представился адъютанту командира дивизии – капитану Сердцелюбову и в последующем все вопросы решал с ним.
Командир дивизии генерал-майор Петр Филиппович Берестов человек энергичный и деятельный, не боялся побывать там, где решался успех боевых действий, всегда хотел знать обстановку из первых рук. Он неожиданно мог появиться на КП полка, батальона. За это его уважали и побаивались. ПКП представлял собой открытую американскую машину высокой проходимости «Додж». Всегда ездил рядом с водителем старшиной Малиновским. В кузове размещались: адъютант, иногда офицер штаба, радист с радиостанцией и 5-6 человек автоматчиков охраны. Возил с собой 2-х пудовую гирю, которой любил «побаловаться» и палку. Я сам не видел, но очевидцы рассказывали, что он в критических случаях для убедительности пускал ее в ход. Ездил быстро и не любил когда мы отставали от него на своем газике. Так что на спокойную жизнь рассчитывать не приходилось. Это я понял сразу же, с первого дня.
В направлении наступления дивизии находился сильно укрепленный населенный пункт Хассельпуш. Одному из стрелковых полков было приказано овладеть им. Наступление развивалось успешно. В это время на командный пункт полка, расположенный в фольварке, появился командир дивизии. Следом за ним мы. Сходу заняли огневые позиции. Немцы, видимо, подготовили нам сюрприз. Неожиданно обстановка резко изменилась. Плотным огнем всех видов оружия наши стрелковые подразделения были остановлены на подступах к самой окраине поселка. Залегли. От минометного огня стали нести большие потери и через некоторое время стали отходить. Несколько самоходно-артиллерийских установок немцев и развернувшаяся в цепь пехота, пошли в контратаку.
В фольварке скопилось много людей, лошадей, повозок, кроме того при отходе многие пытались укрыться здесь, так как кругом была открытая ровная местность. Воспользовавшись ситуацией, немцы вели по нему сильный артиллерийско-минометный огонь. Небольшой двор фольварка превратился в сущий ад. Разрывы мин и снарядов буквально косили людей. Всюду лежали окровавленные трупы, стонали раненые, казалось не было места где можно было бы укрыться, ржали кони, унося в тыл повозки с ездовыми. Все это было покрыто красной черепичной пылью разбитых крыш.
Мне сообщили, что командир дивизии уезжает в штаб. По установленному правилу я должен был его сопровождать. Но случилось непредвиденное – исчез шофер. Выход был один – вместе со всеми биться до конца.
Немцы подошли на дальность поражения пулеметным огнем, оглашая громогласными очередями фольварк, заработали пулеметы взвода. Удачно занятые позиции позволили эффективно использовать их огонь для нанесения больших потерь противнику, пехота залегла. От огня противотанковых орудий, густо чадя, загорели три «Фердинанда». Точный огонь наших минометов и артиллерии с закрытых позиций завершили дело. Контратака немцев захлебнулась. К исходу дня Хассельпуш был взят.
После боя мы под впечатлением пережитого вспоминали подробности происшедших событий, говорили о том, что пришлось каждому почувствовать во время ожесточенного боя. Для меня это было откровением. Я увидел, что люди, на которых я надеялся, в минуты смертельной опасности меня не подвели, достойно выполнили свой долг. Все мы душевно стали еще ближе друг к другу. Но было чем и огорчиться. Шофера, он у нас был временно, обнаружили в лесопосадке, недалеко от фольварка. Как только начался бой, он испугался и побежал. В это время осколком мины был ранен в шею.
Перед генералом пришлось отчитываться о причине задержки. На этот раз он о нас отозвался с похвалой.
Фактически участь немецкой группировки была предрешена, но сопротивление не ослабевало. Части 331-й дивизии медленно, но упорно продвигались вперед. В тяжелых боях захвачены Пелен, Лаутербах. Утром 17 марта штурмом овладели Дойтше-Тирау, днем 21 марта подошли к последнему, сильно укрепленному, южнее Кенигсберга – городу Хайлигенбайль (Момоново). В этих боях получил ранение еще один наш таллинец Бовкун Саша и эвакуирован в госпиталь.
Город штурмовали в сложных условиях. Подступы к нему прикрывались рекой Иарфт с очень болотистыми берегами. Под прикрытием мощного артиллерийского огня штурмовые отряды преодолели водную преграду, овладели корпусами авиасборочного завода на восточной окраине города. Рота принимала участие в ожесточенных уличных боях. Несмотря на большой вес пулеметов, их поднимали на этажи зданий и огнем обеспечивали продвижение стрелковым подразделениям.
25 марта Хайлигенбайль был взят. Противник прекратил сопротивление. В честь этого события Верховным Главнокомандующим всему личному составу, участвующему в этой операции, в приказе объявлена благодарность, Москва салютовала 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий. Шестикилометровое пространство между городом и берегом моря оказалось устлано трупами вражеских солдат и офицеров, буквально забито техникой, вооружением и военным имуществом. Были взяты тысячи пленных, освобождены из немецкого рабства граждане нашей Родины и других стран.
В 1983 году я побывал в этом городе. Яркие воспоминания воскресли в памяти о тех незабываемых днях. Посетил мемориальное кладбище, в г. Мамоново, где покоятся мои однополчане, им не суждено было дожить до дня Победы, поклонился их могилам и возложил на них цветы. События того времени не забудутся никогда.
Восточно-Прусская операция закончилась. Импровизированным салютом ракет и оружейной пальбой было отмечено это событие. Радость всех была велика. По всему было видно, что конец войны близок. Нам дали кратковременную передышку. Затем погрузились на станции Коршен в железнодорожный эшелон. Маршрут следования не знали, но предполагали, что повоевать еще придется. Выгрузились юго-западнее г. Бунцлау в полосе наступления 1-го Украинского фронта. Он готовился к решающей Берлинской операции. Наша дивизия действовала все в том же составе, ей было приказано прикрывать левый фланг фронта, оборонять участок в районе города Левенберг.
Начиналась весна. Стояли теплые солнечные дни. Свежая зелень травы и деревьев, пышное цветение яблонь, совсем не соответствовали реальной действительности, которая несла всему живому смерть и увечья. Ведение боевых действий здесь не было столь активным как в Восточной Пруссии. По всему чувствовалось, что мы занимаем второстепенный участок фронта, которому отводится вспомогательная роль.
2 мая был взят Берлин. 6 мая капитулировал окруженный 40-тысячный немецкий гарнизон города Бреслау в нашем тылу. 7 мая перешла в наступление наша дивизия. После потери передовой позиции, немцы оказывали упорное сопротивление на промежуточных рубежах. Тактика действий нашей роты оставалась прежней. Особенно было сложно действовать когда преодолевали в Чехословакии Изерские и Исполиновы горы.
9 мая гитлеровская Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции. Эта радостная весть быстро облетела всех. На нашем участке фронта, несмотря на это, боевые действия продолжались. Немецкий фельдмаршал Шернер, командующий противостоящей нам группировкой, продолжал бессмысленное кровопролитие. Ведя упорные арьергардные бои, фашистское командование рассчитывало сдаться в плен американским войскам.
Утром 9 мая мы вступили на территорию Чехословакии. Население горячо приветствовало своих освободителей. Едва заканчивался бой в том или ином населенном пункте, тот час же появлялись жители. Они приглашали нас к себе домой, угощали всем, чем могли. Радостное приветствие «Наздар!» - слышалось всюду, где бы не появлялись наши солдаты и офицеры.
Немецкое сопротивление продолжалось, но велось не организованно, отдельными группами, которые скрывались в лесах или продолжали удерживать некоторые населенные пункты. В бою, с одной из таких групп, был тяжело ранен еще один наш командир взвода, таллинец Юра Козырев.
Утром 12 мая боевые действия прекратились окончательно. Нам приказали сосредоточиться в небольшом городке Фриденберг. Великая Отечественная война закончилась. Несмотря на понесенные потери и причиненное горе, сердца солдат, сержантов и офицеров переполнились огромной радостью, одержанной ими Победы над злейшим и коварным врагом фашистской Германией.
Как-то непривычно стало, на первых порах, свободно ходить по земле, не опасаясь, что где-то завоет мина, или разорвется снаряд, раскатисто рассыплются пулеметные очереди и никто не закричит: «Воздух!»
Началась новая послевоенная жизнь. Сначала неосознанно, в глубине души, стали возникать вопросы. Как жить, что делать дальше? Что нас ждет впереди? Все понимали, что ущерб, нанесенный войной, огромен.
Вскоре началось переформирование войск. Некоторые части отправляли в Советский Союз, другие оставались за рубежом. Нашу роту расформировали. Пришлось расстаться со своими боевыми товарищами, с которыми «много верст в походах пройдено». Помкомвзвода П.Ф.Захаров, Кузьма Дякин демобилизовались. Леня Екименко, Коля Нефедов, Толя Щеглов, Леня Демчук, Михейчик и остальные мои сослуживцы должны были служить в других частях. Я был направлен для прохождения дальнейшей службы в 113-ую гвардейскую стрелковую дивизию, которая дислоцировалась на югославско-венгерской границе в районе г. Надьканижа.
Автор статььи - Серков Владимир Трофимович, родился в 1925 г. в д. Сосновка Куртамышского р-на Курганской обл., кадровый офицер, полковник Советской Армии в отставке. Участник Великой отечественной войны, боевых действий в Египте.
источник http://www.kurgangen.ru/memories/Serkov_Voina/
#воспоминанияовойне