Ильзе Шир-Вейманн: Память о Szillen/Schillen (Жилино, Неманский район) в Восточной Пруссии.

Текст является выдержкой из книги: «Женщина за прилавком. История жизни берлинца», опубликованной издательством «Фрилинг-Ферлаг», Берлин, 2008
Я родилась и выросла в Восточной Пруссии. Мне было около 12 лет, когда в нашей жизни начались большие перемены. Мои родители, как сказали бы сегодня, начали "расширяться". В Шиллене, церковной деревне с 3000 жителей, папа с мамой занялись розничной и оптовой торговлей яйцами, маслом, сыром, дичью и птицей. Это означало огромные изменения в укладе семьи. Мы, дети, пошли в новую иностранную школу, а мои родители стали торговцами. У нас больше не было лошадей и коров, потому что был куплен однотонный грузовик. Как и раньше, мы могли покупать и продавать продукты на рынках, а также ездить в Кёнигсберг, чтобы доставлять коробки с яйцами в центральный пункт сбора, но уже не на лошади, а на грузовике. Отец довольно быстро получил водительские права - мама тоже, но она никогда не ездила.
Вся деревенская молодежь - так называемая гитлеровская молодежь - объединилась для отдыха и игр. Для BDM, «Bund Deutscher Mädchen», я была еще слишком мала, но меня автоматически записали в «Jungmädeln». Я помню даже организацию театрального представления, в которой нам помогал школьный учитель. В качестве сцены мы использовали большую подвесную дверь сарая. Это был маленьки праздник для нашей деревни. Мы веселились, играли с мячом и занимались гимнастикой.
Однажды вместе с группой молодых девушек я приняла участие в летнем лагере отдыха в Кранце на Балтийском море. Мы жили по-спартански, в палатках - утренний туалет и утренняя зарядка начинались на Балтийском море, на пляже. Я никогда не забуду свою тоску по дому, я много плакала и просто хотела домой ... Это были самые длинные семь дней в моей жизни.
Как и многие другие места в то время, наша деревня Сциллен была германизирована и переименована в Шиллен.
В нашем посёлке на небольшой горе находилась кирха, с пастором Йорданом, школа с г-ном Ланге и Круковым в качестве учителей, почта, сберегательный банк, две гостиницы - Пешел и Отто, а также пожарная команда и железнодорожный вокзал Шиллен между Тильзитом - Инстербургом - Кёнигсбергом и Берлином. Был также ряд магазинов, которые отвечали потребностям местных фермеров и сельскохозяйственных рабочих из этого района: аптека Goerth, обувной магазин, школьные принадлежности и канцелярские принадлежности Sakuth, часы и золотые изделия Rimkus, плотник Conrad, пекарь Wolgien, колониальные продукты Tengelmann, цветы и садово-парковое хозяйство Kahl, трубочист, сельскохозяйственная техника и колониальные товары Pfeiffenberger, мастер-шорник Отто Шир, сапожник, ремесленник / отдельщик, помещик Erzberger, врач, ветеринар и стоматолог, Одежда / мода Roever и Knackstedt и магазин тканей Lehmann. Lehmanns были единственными евреями в деревне и друзьями моих дедушек и бабушек.
Каждый год у нас проводилась ярмарка. Конечно, это всегда было очень весело, и нам никогда не давали скучать цыгане. Многие встречались, чтобы обменяться семейными новостями и посплетничать.
И ещё я помню поездки в коммерческую школу на поезде в Тильзит, ранним утром, с другими очень весёлыми молодыми людьми. Я наслаждалась Тильзитом! Нам очень нравилось гулять по Хоэ-штрассе, а кондитерская «Гогенцоллерн» была для нас настоящим магнитом! «Шоколадные корабли» вызывали такой восторг, что хотелось возвращаться туда снова и снова ...
Летом мы купались в Мемеле, реке в Тильзите. И хоть была хорошая погода, вода была довольно прохладная и немного раздражала меня, несмотря на то, что на мне был купальник. Однажды я чуть не утонула. Я не ожидала такого сильного течения ... А в то время я ещё плохо плавала. Я была на мелководье, но споткнулась и потеряла землю под ногами, вода закипела у меня над головой... Течение понесло меня... Я тонула ... но опять оказалась на мелководье! Крича о помощи и измученная, я попыталась шаг за шагом добраться до берега. Ноне было видно никого, кто мог бы помочь мне. Как хорошо, что я смогла дойти! Тем не менее, у меня был шок на всю оставшуюся жизнь. Я ничего не говорила об этом дома ...
После окончания школы я закончила так называемый «обязательный год» с семьей Эрцбергер. Эрцбергеры владели большим поместьем в деревне со всеми связанными с ним хозяйственными постройками для скота, хранения зерна и содержания птицы, и, конечно, красивой усадьбой. Это было напротив дома моих родителей. Поэтому всё, что мне нужно было сделать, это перейти улицу, чтобы оказаться на работе. Мне было очень хорошо с г-жой Эрцбергер, она была для меня идеальным учителем, особенно когда речь шла об уборке и искусству гостеприимства. Все должно было быть по «этикету и только по этикету», что было для нее очень важно.
Поэтому я была эмоционально очень растроена и опечалена, когда обнаружила в Интернете "Haus Schillen", с номерами для бывших жителей Шиллена, страдающих от тоски по дому. Для ремонта использовался материал из бывших руин, то есть из моего бывшего дома ...
Жизнь окончательно сформировала меня - мое древо жизни имело прочные корни, я могла черпать силу от природы и семьи. Только война расколола нас и разбросала по всем сторонам света. Одним из самых впечатляющих моментов тех лет, случился со мной накануне Второй мировой войны, 31 августа 1939 года, когда у нас в посёлке поселили солдат, около ста человек. Они провели ночь в амбаре, на соломенных кроватях, я помню как они лежали близко друг к другу, и их лица были будто окаменевшими, и вдруг они запели: «Рассвет, Рассвет, сияй для моей ранней смерти». Я всё еще ощущаю мурашки на коже от страшного пения этих мужчин. На следующее утро солдаты забрали наш грузовик, сели в другие машины и исчезли, направляясь на войну. Тогда же мой отец тоже стал солдатом.
Слово «война» теперь имело для нас и содержание, и форму, правда для каждого человека по-своему. Мать и мы, дети, внезапно остались одни, без работы, как это могло случиться? Но прежде всего мы испытывали страх за отца! Где он, вернется ли он живым? Проклятая война принесла нам бесконечные страдания. Мой отец должен был принять участие в польской кампании и испытал жестокие муки совести в Варшаве. Когда он вернулся, наше беззаботное существование было окончено. Без отца, без работы и без грузовика, моя мама не смогла бы продолжать покупать и продавать товары. План жизни и её основа были уничтожены. Мой отец был нанят в качестве помощника полицейского, служил в дальнем округе. Военное положение обязывало - он должен был это делать.
Наступили тревожные времена, страх не давал спать жителям нашей деревни. Хорошо, что на подъёме была помощь соседей. Это было действительно уникально в то военное время. Конечно, особенно взаимопомощь была выражена среди друзей семьи и между родственниками. Никто не понимал, почему мы воюем - ведь до этого всё было очень хорошо. Крупные фермеры и землевладельцы получали очень дешевые и долгосрочные кредиты государства для покупки самой современной сельскохозяйственной техники. Хороший чернозём обеспечивал богатые урожаи. У всех были работа и хлеб, и все были довольны.
Позже историки пролили свет на тот факт, что нацистский режим просто «купил» восточно-прусских фермеров за счет дешевых кредитов и таким образом создал «Kornkammer Deutschland». За войну!
Я переехала в Берлин с родителями и сестрой в 1941 году. А до этого я вышла замуж за Рейнхарда.