Колонка Лены Аверьяновой Мой ребенок ничего не ест. Знакомая проблема? Я думаю, в той или иной форме с ней сталкивается абсолютное большинство родителей: я сужу об этом по письмам, которые приходят в редакцию от взволнованных матерей. Они пишут о разном: чьи-то малыши отказываются от прикорма, чьи-то тоддлеры не едят ничего, кроме хлеба и макарон, а чьи-то дошколята игнорируют супы и овощи. Моя дочь не ест практически ничего. Ничего из того, что я готовлю. И какое-то время я думала, что дело во мне, но эмпирическим путем мы выяснили, что она просто не любит, когда еда — это сложно, поэтому салаты, пасты, многослойные запеканки и составные гарниры — проходят мимо. Что это значит для меня? Если говорить максимально просто, то: это значит, что мне приходится готовить ей что-то простое отдельно от того, что едим мы с мужем. И именно поэтому в моей голове ситуация превратилась в проблему под заголовком «мой ребенок ничего не ест». Но недавно я решила разложить ее на составные части (какая ирония, даже тут смешать все в одной тарелке не получилось), чтобы понять, из чего на самом деле состоит мое беспокойство по поводу того, что дочь «ничего не ест». И знаете, что? Как и следовало ожидать, дело вовсе не в еде. Потому что по факту все она ест — в ее рационе есть овощи, фрукты, злаки, рыба и даже немного мяса. Она ест кисломолочные и ферментированные продукты, которые даже доказательные педиатры рекомендуют как отличный источник поддерживающих иммунитет бактерий. Она ест гребаные маслины, продукт, который далеко не всегда вхож в тарелки даже самых осознанных взрослых людей. Она ест брокколи! Короче, как вы понимаете, дело и правда не в еде. Ну а в чем? Как это часто бывает в современном родительстве, дело в разрыве шаблона. У меня-ребенка не было опыта, который предполагал бы, что мне кто-то что-то будет готовить отдельно — и я не жалуюсь, у меня всегда были нормальные отношения с едой. И это тоже сыграло свою роль: мне-взрослой непонятно, как можно не любить грибной суп, домашнее ржаное печенье, щавелевые пироги, цветную капусту, запеченную в яйце, и все такое прочее. И вот я, вооруженная своим опытом и любовью к самым разным продуктам, столкнулась с тем, что моему ребенку вот это все не подходит. Но как же я и мои знания? И мои представления о прекрасном? А вот так: https://www.youtube.com/watch?v=1cDcHq7nQFM — этот мем отлично описывает ситуацию. Да так и есть. И это касается не только еды! А вообще воспитания — посмотрите, как часто нам приходится отказываться от проторенной дорожки в пользу благополучия ребенка. Да, прокладывать новый путь, который обогнет темный лес стереотипов, страшилок и детских травм, это трудно. Но это того стоит. Не совать младенцу в попу кусок мыла. Не считать, что ручки равно избалованность. Не поить трехмесячного кроху яблочным соком. Не кутать и не бояться сквозняков. Не ставить в угол и разрешать плакать. Местами это все еще революционные практики, но начать можно просто с допущения мысли о том, что ребенок — полноправный участник отношений с родителями. Конечно, родители отвечают за его здоровье и удовлетворение базовых потребностей, но он тоже имеет право голоса — даже когда не может сформулировать свои желания и мысли. Мы просто знаем, что должны выбрать решение, которое на самом деле пойдет ему на благо. Не «я тебя отлупил, но это для твоего же блага», а на самом деле на благо — на его уверенность в себе и свое место в мире, на умение чувствовать свои личные границы и потому не нарушать чужие, на ощущение безопасности и неприкосновенности его тела, на эмпатию, критическое мышление и рефлексию. Прошлые поколения родителей считали любое проявление самости, индивидуальности и самоидентификации ребенка капризами, плохим воспитанием — чем угодно, только не частью его самого. «Хорошие дети» не плакали и не ныли в очередях, доедали суп и спали днем, потому что взрослые так сказали. И многие ли взрослые, выросшие из этих детей, сейчас могут сказать, чего они сами на самом деле хотят и зачем они продолжают есть, когда уже давно наелись. И эти взрослые — мы с вами. Поэтому нам так тяжело дается понимание того, что на самом деле можно по-другому, что наши дети — это не мы, не наше продолжение, не приложение к нам. И что нас никто не отругает, если мы разрешим ребенку не доедать обед, ходить без шапки и играть в грязи. Потому что на самом деле мы знаем, что разрешая все это ребенку, мы поступаем правильно. И когда за то правильно нас кто-то критикует или делает нам замечание на улице, реагируем на это не мы нынешние, а те мы, которые росли с установкой о том, что взрослые всегда правы — и если они нас ругают, то обязательно за дело. Сложность и радость современного родительства в том, что мы несовершенны. Мы не боги и мы не всегда делаем все идеально. Но в том, чтобы уметь это признавать, — настоящая свобода. И счастье быть родителем. И если я разрешу ребенку не любить то, что привыкла любить я, мир не рухнет, а я не перестану быть в ее глазах надежным взрослым. Моя надежность не в том, чтобы быть непреклонной и категоричной. А в том, чтобы видеть потребности этого маленького человека и уважать их.
Нет, это нормально. Честное медиа для родителей
Выбор — это не вседозволенность.
Колонка Лены Аверьяновой
Мой ребенок ничего не ест. Знакомая проблема?
Я думаю, в той или иной форме с ней сталкивается абсолютное большинство родителей: я сужу об этом по письмам, которые приходят в редакцию от взволнованных матерей. Они пишут о разном: чьи-то малыши отказываются от прикорма, чьи-то тоддлеры не едят ничего, кроме хлеба и макарон, а чьи-то дошколята игнорируют супы и овощи.
Моя дочь не ест практически ничего. Ничего из того, что я готовлю.
И какое-то время я думала, что дело во мне, но эмпирическим путем мы выяснили, что она просто не любит, когда еда — это сложно, поэтому салаты, пасты, многослойные запеканки и составные гарниры — проходят мимо.
Что это значит для меня? Если говорить максимально просто, то: это значит, что мне приходится готовить ей что-то простое отдельно от того, что едим мы с мужем. И именно поэтому в моей голове ситуация превратилась в проблему под заголовком «мой ребенок ничего не ест».
Но недавно я решила разложить ее на составные части (какая ирония, даже тут смешать все в одной тарелке не получилось), чтобы понять, из чего на самом деле состоит мое беспокойство по поводу того, что дочь «ничего не ест».
И знаете, что? Как и следовало ожидать, дело вовсе не в еде.
Потому что по факту все она ест — в ее рационе есть овощи, фрукты, злаки, рыба и даже немного мяса. Она ест кисломолочные и ферментированные продукты, которые даже доказательные педиатры рекомендуют как отличный источник поддерживающих иммунитет бактерий. Она ест гребаные маслины, продукт, который далеко не всегда вхож в тарелки даже самых осознанных взрослых людей. Она ест брокколи! Короче, как вы понимаете, дело и правда не в еде. Ну а в чем?
Как это часто бывает в современном родительстве, дело в разрыве шаблона.
У меня-ребенка не было опыта, который предполагал бы, что мне кто-то что-то будет готовить отдельно — и я не жалуюсь, у меня всегда были нормальные отношения с едой.
И это тоже сыграло свою роль: мне-взрослой непонятно, как можно не любить грибной суп, домашнее ржаное печенье, щавелевые пироги, цветную капусту, запеченную в яйце, и все такое прочее.
И вот я, вооруженная своим опытом и любовью к самым разным продуктам, столкнулась с тем, что моему ребенку вот это все не подходит. Но как же я и мои знания? И мои представления о прекрасном? А вот так: https://www.youtube.com/watch?v=1cDcHq7nQFM — этот мем отлично описывает ситуацию.
Да так и есть. И это касается не только еды! А вообще воспитания — посмотрите, как часто нам приходится отказываться от проторенной дорожки в пользу благополучия ребенка. Да, прокладывать новый путь, который обогнет темный лес стереотипов, страшилок и детских травм, это трудно. Но это того стоит.
Не совать младенцу в попу кусок мыла. Не считать, что ручки равно избалованность. Не поить трехмесячного кроху яблочным соком. Не кутать и не бояться сквозняков. Не ставить в угол и разрешать плакать.
Местами это все еще революционные практики, но начать можно просто с допущения мысли о том, что ребенок — полноправный участник отношений с родителями. Конечно, родители отвечают за его здоровье и удовлетворение базовых потребностей, но он тоже имеет право голоса — даже когда не может сформулировать свои желания и мысли.
Мы просто знаем, что должны выбрать решение, которое на самом деле пойдет ему на благо. Не «я тебя отлупил, но это для твоего же блага», а на самом деле на благо — на его уверенность в себе и свое место в мире, на умение чувствовать свои личные границы и потому не нарушать чужие, на ощущение безопасности и неприкосновенности его тела, на эмпатию, критическое мышление и рефлексию.
Прошлые поколения родителей считали любое проявление самости, индивидуальности и самоидентификации ребенка капризами, плохим воспитанием — чем угодно, только не частью его самого.
«Хорошие дети» не плакали и не ныли в очередях, доедали суп и спали днем, потому что взрослые так сказали. И многие ли взрослые, выросшие из этих детей, сейчас могут сказать, чего они сами на самом деле хотят и зачем они продолжают есть, когда уже давно наелись.
И эти взрослые — мы с вами. Поэтому нам так тяжело дается понимание того, что на самом деле можно по-другому, что наши дети — это не мы, не наше продолжение, не приложение к нам. И что нас никто не отругает, если мы разрешим ребенку не доедать обед, ходить без шапки и играть в грязи.
Потому что на самом деле мы знаем, что разрешая все это ребенку, мы поступаем правильно. И когда за то правильно нас кто-то критикует или делает нам замечание на улице, реагируем на это не мы нынешние, а те мы, которые росли с установкой о том, что взрослые всегда правы — и если они нас ругают, то обязательно за дело.
Сложность и радость современного родительства в том, что мы несовершенны.
Мы не боги и мы не всегда делаем все идеально. Но в том, чтобы уметь это признавать, — настоящая свобода. И счастье быть родителем. И если я разрешу ребенку не любить то, что привыкла любить я, мир не рухнет, а я не перестану быть в ее глазах надежным взрослым.
Моя надежность не в том, чтобы быть непреклонной и категоричной. А в том, чтобы видеть потребности этого маленького человека и уважать их.