6 ноя 2020
ЗОФЬЯ КАПУСЦИНСКАЯ - АДРЕСАТ СТИХОВ ИОСИФА БРОДСКОГО.
Можно, пóру за пóрой, твои черты
воссоздать из молекул пером сугубым.
Либо, в зеркало вперясь, сказать, что ты
это — я; потому что кого ж мы любим,
как не себя? ИОСИФ БРОДСКИЙ
ВАЛЕНТИНА ПОЛУХИНА
Беседа с Зофьей Ратайчак-Капусцинской
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2005
— Бродский посвятил вам несколько стихотворений: «Лети отсюда, белый мотылек…» (1960), «Пограничной водой наливается куст…» (1962), «Все дальше от твоей страны…» (1964), «Полонез: вариация» (1981). Он назвал вашим именем поэму «Зофья» (1962). Знали ли вы об этих посвящениях в то время, когда эти стихи были написаны? Как вы реагировали на них?
— Да, я знала о них тогда же, когда они были написаны. Все эти стихотворения были присланы в письмах. А поэма «Зофья» была передана с Дравичем. Дравич привез эту поэму из Москвы, когда они первый раз встретились. Но еще раньше в письмах он упоминал, что пишет эту поэму: «Я тут написал такие стихи, за которые в другое время меня бы посадили». Меня это, конечно, очень заинтересовало, что это за стихи. Я не вижу в поэме «Зофья» никаких опасных вещей. Мне все показалось странно фантастическим в этой поэме. Я всегда удивлялась, почему эта поэма названа моим именем, потому что там гораздо более сложные проблемы его личной жизни. Я думаю, что это был какой-то перелом в его внутренней жизни и в его творчестве. Мне всегда казалось, что это как будто не Бродский, а кто-то другой написал поэму, потому что все стихи, которые я читала и слышала, казались совсем другими.
Есть еще несколько важных для меня стихотворений Иосифа, подаренных мне, особенно «Твоей душе, блуждающей в лесах…» (в письме от 1 ноября 1964 года, написанном рукой Толи Наймана), «В глазах темно…» и, конечно, «Полонез: вариация». Последнее, думаю, написано как реакция на события в Польше.
,,Полонез: вариация,,
I
Осень в твоем полушарьи кричит «курлы».
С обнищавшей державы сползает границ подпруга.
И, хотя окно не закрыто, уже углы
привыкают к сорочке, как к центру круга.
А как лампу зажжешь, хоть строчи донос
на себя в никуда, и перо — улика.
Плюс могилы нет, чтоб исправить нос
в пианино ушедшего Фредерика.
В полнолунье жнивье из чужой казны
серебром одаривает мочажина.
Повернешься на бок к стене, и сны
двинут оттуда, как та дружина,
через двор на зады, прорывать кольцо
конопли. Но кольчуге не спрятать рубищ.
И затем что все на одно лицо,
согрешивши с одним, тридцать трех полюбишь.
II
Черепица фольварков да желтый цвет
штукатурки подворья, карнизы — бровью.
Балагола одним колесом в кювет,
либо — мерин копытом в луну коровью.
И мелькают стога, завалившись в Буг,
вспять плетется ольшаник с водой в корзинах;
и в распаханных тучах свинцовый плуг
не сулит добра площадям озимых.
Твой холщовый подол, шерстяной чулок,
как ничей ребенок, когтит репейник.
На суровую нитку пространство впрок
зашивает дождем — и прощай Коперник.
Лишь хрусталик тускнеет, да млечный цвет
тела с россыпью родинок застит платье.
Для самой себя уже силуэт,
ты упасть не способна ни в чьи объятья.
III
Понимаю, что можно любить сильней,
безупречней. Что можно, как сын Кибелы,
оценить темноту и, смешавшись с ней,
выпасть незримо в твои пределы.
Можно, пóру за пóрой, твои черты
воссоздать из молекул пером сугубым.
Либо, в зеркало вперясь, сказать, что ты
это — я; потому что кого ж мы любим,
как не себя? Но запишем судьбе очко:
в нашем будущем, как бы брегет не медлил,
уже взорвалась та бомба, что
оставляет нетронутой только мебель.
Безразлично, кто от кого в бегах:
ни пространство, ни время для нас не сводня,
и к тому, как мы будем всегда, в веках,
лучше привыкнуть уже сегодня.
ИОСИФ БРОДСКИЙ
1981
Зофья Ратайчак-Капусцинская — польский психолог, окончила психологическое отделение Ленинградского университета. После возвращения в Польшу занялась прикладной психологией в научно-исследовательском институте в Варшаве. Докторскую диссертацию защитила в 1972 года в Варшавском университете.
- Артур Рубинштейн, фортепиано - Шопен Ноктюрн №19
Все дальше от твоей страны,
все дальше на восток, на север.
Но барвинка дрожащий стебель
не эхо ли восьмой струны,
природой и самой судьбой
(что видно по цветку-проныре),
нет, кажется, одной тобой
пришпиленной к российской лире.
Г.Ф. Комаровым «Сочинений Иосифа Бродского» в 1992 году, упоминания о «Зофье» не находим в самой обширной библиографии литературы о Бродском на русском языке.
Из воспоминаний ленинградских друзей поэта явно следует, что «Зофья» не стала тоже частью петербургской легенды Бродского.
Его первые читатели и поклонники часто вспоминают такие стихи начала 60-х годов, как «Пилигримы», «Еврейское кладбище», «Июльское интермеццо», «Шествие», «Рождественский романс».
О «Зофье» упоминают только двое: Михаил Мейлах и
Наталья Горбаневская, которая в разговоре с В. Полухиной скажет:
«Дело в том, что я всегда ищу не стихотворение, а поэта. И тут я нашла поэта. И в общем, я принимаю практически все. Потом я где-то у кого-то разыскала «Зофью».
Безумно люблю «Зофью».
Не где-то у кого-то, а у
Миши Мейлаха, который сказал: «Бродский не велел переписывать». Но я все-таки села и переписала, и распространяла».
Сегодня мы уже не узнаем, чем был вызван этот авторский запрет.