ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ ИОСИФА БРОДСКОГО.

ТРИ ПОСВЯЩЕНИЯ.
...Теперь, когда мне попадается цифра девять
с вопросительной шейкой (чаще всего, под утро)
или (заполночь) двойка, я вспоминаю лебедь,
плывущую из-за кулис, и пудра
с потом щекочут ноздри, как будто запах
набирается как телефонный номер
или - шифр сокровища.... ИОСИФ БРОДСКИЙ

Дочь поэта Иосифа Бродского и Марианны Кузнецовой, балерины Мариинского театра.

Анастасия Кузнецова родилась в Ленинграде в 1972 году, после школы закончила филфак, начала работать переводчиком, а в 23 года неожиданно для себя узнала, что ее настоящий отец - поэт Иосиф Бродский.

I
Ниоткуда с любовью, так говорил отец.
Без неё в никуда, в молоко, в белый шум, и всё же
я упорно спешу на поезд в один конец,
хоть и знаю: на сей раз станет куда дороже.
Не потому, что здешнее солнце злей,
не потому, что здешняя тьма бездонней,
а потому, что хоть до краёв налей,
живая вода вкусней из твоих ладоней.
Не потому, что голосу нужен слух,
не потому, что всё отчётливей тянет серой,
не потому, что где-то пропел петух,
а потому,
что без тебя
я себя
не чувствую
целой. АНАСТАСИЯ КУЗНЕЦОВА

II
Бродский посвятил стихотворение балерине Кировского театра Марианне Кузнецовой - маме Анастасии Кузнецовой.
Ты узнаешь меня по почерку. В нашем ревнивом царстве
все подозрительно: подпись, бумага, числа.
Даже ребенку скучно в такие цацки;
лучше уж в куклы. Вот я и разучился.
Теперь, когда мне попадается цифра девять
с вопросительной шейкой (чаще всего, под утро)
или (заполночь) двойка, я вспоминаю лебедь,
плывущую из-за кулис, и пудра
с потом щекочут ноздри, как будто запах
набирается как телефонный номер
или - шифр сокровища. Знать, погорев на злаках
и серпах, я что-то все-таки сэкономил!
Этой мелочи может хватить надолго.
Сдача лучше хрусткой купюры, перила - лестниц.
Брезгуя шелковой кожей, седая холка
оставляет вообще далеко наездниц.
Настоящее странствие, милая амазонка,
начинается раньше, чем скрипнула половица,
потому что губы смягчают линию горизонта,
и путешественнику негде остановиться.
1987 ИОСИФ БРОДСКИЙ
***********
,,Гаррик был очень близким человеком для Бродского, возможно поэтому поэт так мало говорит о нем, так же мало, как и об остальных своих близких, как бы оберегая эту сторону своей жизни. Гаррику же он доверял самое ценное.
Восков был близко знаком с Марианной Кузнецовой, балериной Кировского театра, адресатом стихотворений Бродского «Ты узнаешь меня по почерку…» и «Похороны Бобо». Подробный анализ двух этих стихотворений содержит статья Валентины Полухиной «"Любовь есть предисловие к разлуке". Послание к М.К.». Там же можно прочесть о том, что, уезжая, Бродский просил Воскова позаботиться о «Маше и ее ребенке». А через много лет, увидев фотографию юной Анастасии, поэт воскликнул: «Гарька, узнаешь профиль?». В описаниях архива Бродского, хранящегося в Йельском университете, есть упоминание их имен: «Кузнецова Марианна (Маша) и ее дочь Анастасия. Their photo. Saint Petersburg, color printed and annotated, 1996». Эту и другие фотографии передал Бродскому Гаррик Гинзбург-Восков в 1989 году, но сделаны они были значительно раньше....,,
Отрывок из статьи «Старший брат» Бродского.
Автор Ольга Сейфетдинова
Гаррик Восков и Андрей Басманов
***********
III

В письме на юг
ГАРРИКУ Гинзбургу-Воскову
Ты уехал на юг, а здесь настали теплые дни,
нагревается мост, ровно плещет вода, пыль витает,
я теперь прохожу в переулке, всё в тени, всё в тени, всё в тени,
и вблизи надо мной твой пустой самолет пролетает.
Господи, я говорю, помоги, помоги ему,
я дурной человек, но ты помоги, я пойду, я пойду прощусь,
Господи, я боюсь за него, нужно помочь, я ладонь подниму,
самолет летит, Господи, помоги, я боюсь.
Так боюсь за себя. Настали теплые дни, так тепло,
пригородные пляжи, желтые паруса посреди залива,
теплый лязг трамваев, воздух в листьях, на той стороне светло,
я прохожу в тени, вижу воду, почти счастливый.
Из распахнутых окон телефоны звенят, и квартиры шумят, и деревья листвой полны,
солнце светит в дали, солнце светит в горах — над ним,
в этом городе вновь настали теплые дни.
Помоги мне не быть, помоги мне не быть здесь одним.
Пробегай, пробегай, ты любовник, и здесь тебя ждут,
вдоль решеток канала пробегай, задевая рукой гранит,
ровно плещет вода, на балконах цветы цветут,
вот горячей листвой над каналом каштан шумит.
С каждым днем за спиной все плотней закрываются окна оставленных лет,
кто-то смотрит вослед — за стеклом, все глядит холодней,
впереди, кроме улиц твоих, никого, ничего уже нет,
как поверить, что ты проживешь еще столько же дней.
Потому-то все чаще, все чаще ты смотришь назад,
значит, жизнь — только утренний свет, только сердца уверенный стук;
только горы стоят, только горы стоят в твоих белых глазах,
это страшно узнать — никогда не вернешься на Юг.
Прощайте, горы. Что я прожил, что помню, что знаю на час,
никогда не узнаю, но если приходит, приходит пора уходить,
никогда не забуду, и вы не забудьте, что сверху я видел вас,
а теперь здесь другой, я уже не вернусь, постарайтесь простить.
Горы, горы мои. Навсегда белый свет, белый снег, белый свет,
до последнего часа в душе, в ходе мертвых имен,
вечных белых вершин над долинами минувших лет,
словно тысячи рек на свиданьи у вечных времен.
Словно тысячи рек умолкают на миг, умолкают на миг, на мгновение вдруг,
я запомню себя, там, в горах, посреди ослепительных стен,
там, внизу, человек, это я говорю в моих письмах на Юг:
добрый день, моя смерть, добрый день, добрый день, добрый день.
июнь 1961 ИОСИФ БРОДСКИЙ
И. Бродский, Г. Восков, Л. Лосев на Мортон стрит, Нью-Йорк

Комментарии