ИОСИФ БРОДСКИЙ НА КАФЕДРЕ : «Вы ничего не знаете, но и я ничего не знаю.
Просто в моем „ничего“ больше знания, чем в вашем». Здравствуй, младое и незнакомое племя! Жужжащее, как насекомое, время нашло, наконец, искомое лакомство в твёрдом моём затылке. В мыслях разброд и разгром на темени....ИОСИФ БРОДСКИЙ
Обычно Бродский поспешно являлся на кафедру утром перед занятиями и устраивался в своем любимом низком кожаном кресле, которое, на взгляд коллег, имело «европейский» вид. Кто-то отправлялся на соседнюю (французскую) кафедру за кофе. Бродский пил кофе, курил и рассказывал анекдоты. Многие из них были исключительно непечатного свойства (как деликатно выразилась одна из слушательниц...
«Как многие блестящие самоучки, достигшие невероятного уровня эрудиции без помощи традиционного образования, Бродский плохо переносит невежество. Он часто обвиняет американских студентов в том, что они ленивы, медлительны и совершенно не знают истории. «Я спрашиваю, кто такой Петрарка, а мне отвечают: ну, кто-то из далекого прошлого», — вздыхает Бродский. Потом, смягчаясь, говорит: «Вы ничего не знаете, но и я ничего не знаю. Просто в моем „ничего“ больше знания, чем в вашем». Некоторые студенты возмущены таким подходом, но есть и те, кто понимает: занятия с Бродским — это больше, чем просто занятия, он не просто преподаватель.»
«В конце семестра в Куинс-колледже Бродский объявил, что он не верит в систему оценок и всем поставит высший балл. Это смутило студентов. Один из самых способных, чье эссе по творчеству Ричарда Уилбера Бродский решил отправить самому поэту, сказал однокашникам: «Он играет не по правилам, наверное, это не очень хорошая идея». Многие приняли великодушие преподавателя в штыки. Как-то раз, после по-настоящему выдающегося занятия, я сказала одному из студентов: «Правда, нам повезло, что в этом семестре здесь Бродский?» Он ответил с самоуверенностью человека, воспитанного в лучших демократических традициях: «Ему тоже с нами повезло».»
РОЗЕТТ ЛАМОНТ Фрагменты эссе«Иосиф Бродский: поэт в аудитории» (1974) Перевод с английского Анны Шур.
****************
«Один из бывших студентов Бродского вспоминает: “В первый день занятий, раздавая нам список литературы, он сказал: «Вот чему вы должны посвятить жизнь в течение следующих двух лет»...” Далее цитируется список. Он начинается с «Бхагавадгиты», «Махабхараты», «Гильгамеша» и Ветхого Завета, продолжается тремя десятками произведений древнегреческих и латинских классиков, за которыми следуют святые Августин, Франциск и Фома Аквинский, Мартин Лютер, Кальвин, Данте, Петрарка, Боккаччо, Рабле, Шекспир, Сервантес, Бенвенуто Челлини, Декарт, Спиноза, Гоббс, Паскаль, Локк, Юм, Лейбниц, Шопенгауэр, Кьеркегор (но не Кант и не Гегель!), де Токвиль, де Кюстин, Ортега-и-Гассет, Генри Адамс, Оруэлл, Ханна Арендт, Достоевский («Бесы»), «Человек без свойств», «Молодой Торлесс» и «Пять женщин» Музиля, «Невидимые города» Кальвино, «Марш Радецкого» Йозефа Рота и ещё список из сорока четырёх поэтов, который открывается именами Цветаевой, Ахматовой, Мандельштама, Пастернака, Хлебникова, Заболоцкого. В архиве Бродского сохранилось несколько вариантов таких списков. Видимо, ему доставляло удовольствие их составлять. Они интересны ещё и как свидетельства круга чтения самого Бродского и более или менее совпадают с кругом чтения каждого интеллигента-гуманитария его поколения: программа филологического факультета плюс самостоятельные чтения по философии и из литературы двадцатого века (в последнем разделе наиболее проявились личные пристрастия Бродского). Как ни странно, находились американские студенты, которые справлялись с таким списком, и в своём классе Бродский имел дело не только с малокультурными недорослями.
Нельзя не задуматься и над обратным эффектом преподавания — не помогало ли оно порой Бродскому осмыслить, уточнить свои представления о том, что он прежде знал лишь интуитивно. Бродскому ведь приходилось не только читать лекции, но и задавать студентам задания, проверять их, ставить отметки, и вот одно из домашних заданий он формулирует так: “Мне бы хотелось, чтобы вы оценили работу Ахматовой, — действительно ли она сработала описание чего-то горящего мастерски?” Конечно, студенту, получившему такое неконкретное задание, не позавидуешь, сказывается педагогическая неопытность профессора, но о чём здесь идёт речь? Мемуаристка не говорит, какой текст Ахматовой предлагал им на обсуждение Бродский, но, судя по всему, то были стихи из цикла «Шиповник цветёт (Из сожжённой тетради)», которые всегда производили на него глубокое впечатление. В этом цикле мастерство Ахматовой, в частности, проявилось в постоянном, но ненавязчивом и разнообразном варьировании мотива огня: горящая тетрадь со стихами, пылающая бездна космоса, лёгкое пламя победы, костёр Дидоны и т.д. Объясняя такие вещи ученикам, урок в первую очередь получает сам поэт.»
ЛЕВ ЛОСЕВ «Бродский на кафедре»
Фото: Иосиф Бродский в Колумбийском университете в Нью-Йорке, 1978. Фотограф: МАРИАННА ВОЛКОВА
В озерном краю (1972) ИОСИФ БРОДСКИЙ В те времена в стране зубных врачей, чьи дочери выписывают вещи из Лондона, чьи стиснутые клещи вздымают вверх на знамени ничей Зуб Мудрости, я, прячущий во рту развалины почище Парфенона, шпион, лазутчик, пятая колонна гнилой провинции -- в быту профессор красноречия -- я жил в колледже возле Главного из Пресных Озер, куда из недорослей местных был призван для вытягиванья жил.
Все то, что я писал в те времена, сводилось неизбежно к многоточью. Я падал, не расстегиваясь, на постель свою. И ежели я ночью отыскивал звезду на потолке, она, согласно правилам сгоранья, сбегала на подушку по щеке быстрей, чем я загадывал желанье.
️
ИОСИФ БРОДСКИЙ НА КАФЕДРЕ : «Вы ничего не знаете, но и я ничего не знаю.
Просто в моем „ничего“ больше знания, чем в вашем».
Здравствуй, младое и незнакомое
племя! Жужжащее, как насекомое,
время нашло, наконец, искомое
лакомство в твёрдом моём затылке.
В мыслях разброд и разгром на темени....ИОСИФ БРОДСКИЙ
«Как многие блестящие самоучки, достигшие невероятного уровня эрудиции без помощи традиционного образования, Бродский плохо переносит невежество. Он часто обвиняет американских студентов в том, что они ленивы, медлительны и совершенно не знают истории. «Я спрашиваю, кто такой Петрарка, а мне отвечают: ну, кто-то из далекого прошлого», — вздыхает Бродский. Потом, смягчаясь, говорит: «Вы ничего не знаете, но и я ничего не знаю. Просто в моем „ничего“ больше знания, чем в вашем». Некоторые студенты возмущены таким подходом, но есть и те, кто понимает: занятия с Бродским — это больше, чем просто занятия, он не просто преподаватель.»
«В конце семестра в Куинс-колледже Бродский объявил, что он не верит в систему оценок и всем поставит высший балл. Это смутило студентов. Один из самых способных, чье эссе по творчеству Ричарда Уилбера Бродский решил отправить самому поэту, сказал однокашникам: «Он играет не по правилам, наверное, это не очень хорошая идея». Многие приняли великодушие преподавателя в штыки. Как-то раз, после по-настоящему выдающегося занятия, я сказала одному из студентов: «Правда, нам повезло, что в этом семестре здесь Бродский?» Он ответил с самоуверенностью человека, воспитанного в лучших демократических традициях: «Ему тоже с нами повезло».»
РОЗЕТТ ЛАМОНТ
Фрагменты эссе«Иосиф Бродский: поэт в аудитории» (1974)
Перевод с английского Анны Шур.
****************
Нельзя не задуматься и над обратным эффектом преподавания — не помогало ли оно порой Бродскому осмыслить, уточнить свои представления о том, что он прежде знал лишь интуитивно. Бродскому ведь приходилось не только читать лекции, но и задавать студентам задания, проверять их, ставить отметки, и вот одно из домашних заданий он формулирует так: “Мне бы хотелось, чтобы вы оценили работу Ахматовой, — действительно ли она сработала описание чего-то горящего мастерски?” Конечно, студенту, получившему такое неконкретное задание, не позавидуешь, сказывается педагогическая неопытность профессора, но о чём здесь идёт речь? Мемуаристка не говорит, какой текст Ахматовой предлагал им на обсуждение Бродский, но, судя по всему, то были стихи из цикла «Шиповник цветёт (Из сожжённой тетради)», которые всегда производили на него глубокое впечатление. В этом цикле мастерство Ахматовой, в частности, проявилось в постоянном, но ненавязчивом и разнообразном варьировании мотива огня: горящая тетрадь со стихами, пылающая бездна космоса, лёгкое пламя победы, костёр Дидоны и т.д. Объясняя такие вещи ученикам, урок в первую очередь получает сам поэт.»
ЛЕВ ЛОСЕВ
«Бродский на кафедре»
Фотограф: МАРИАННА ВОЛКОВА
В озерном краю (1972)
ИОСИФ БРОДСКИЙ
В те времена в стране зубных врачей,
чьи дочери выписывают вещи
из Лондона, чьи стиснутые клещи
вздымают вверх на знамени ничей
Зуб Мудрости, я, прячущий во рту
развалины почище Парфенона,
шпион, лазутчик, пятая колонна
гнилой провинции -- в быту
профессор красноречия -- я жил
в колледже возле Главного из Пресных
Озер, куда из недорослей местных
был призван для вытягиванья жил.
Все то, что я писал в те времена,
сводилось неизбежно к многоточью.
Я падал, не расстегиваясь, на
постель свою. И ежели я ночью
отыскивал звезду на потолке,
она, согласно правилам сгоранья,
сбегала на подушку по щеке
быстрей, чем я загадывал желанье.