ИНЫХ УЖ НЕТ, А ТЕ ДАЛЕЧЕ.
( КАК САДИ НЕКОГДА СКАЗАЛ).
А. С. Пушкин
7 января 1960 года Иосиф Бродский вместе с Евгением Рейном встречают Рождество у Бориса Понизовского, которому привезли из Москвы машинописные копии "Крысолова", "Поэмы горы" и "Поэмы воздуха" Цветаевой.
Борис Понизовский жил на Колокольной улице около Владимирского проспекта. У него была отдельная квартира, и он собирал там богемные компании.
Е. Рейн. "Из Москвы приехал такой поэт, Валентин Хромов. И он привез большие поэмы Цветаевой, которые мы тогда не знали. И вот мы их слушали. И это произвело на Бродского грандиозное впечатление. Он попросил у Хромова домой взять, почитать эти поэмы. И Хромов дал. И вскоре Бродский начал писать свою первую поэму "Шествие", которая, в общем, эпигонство Цветаевой. Но это уже очень сильная поэма.
Там уже во многом проявился Бродский".
" ОСКОЛОЧНАЯ КРАСОТА АНТИЧНОЙ СТАТУИ".
Сегодня имя Бориса Юрьевича Понизовского (1930— 1995) помнят немногие. Между тем для представителей ленинградского андеграунда оно было сродни
опознавательному знаку — любой, кто произносил его, сразу же становился "своим".
Неотъемлемая часть культурной мифологии Ленинграда, человек, кровно с этим городом связанный, он сам будто стал мифом
Увы,официальным искусством Понизовский так никогда и не был признан.
Человек поистине ренессансного размаха, Борис Понизовский не укладывается в рамки одного определения.
Понизовский принадлежал поколению, которое родилось перед Второй мировой войной. Это поколение очень рано повзрослело. Понизовский пережил блокаду в эвакуации. Однако на всю жизнь сохранил воспоминания о том, как старинные книги и предметы из личных коллекций, обменянные на кулек сахара и кусок хлеба, спасали близким людям жизнь.
Художник, режиссер и философ, он в то же время — мистификатор, театральный мудрец, пророк. Хорошо написал Константин Кузьминский:
"Кто он, Борис Понизовский? А чорт его знает! философ, прозаик, драматург, театровед (завсегдатай премьер), скульптор, кинематографист, он — Учитель.
Очень многих учил. И меня напоследок. <…> Человек битком набитый идеями. Редкий организатор.
Не посадили только потому, что ног нет. Повторяю, здоровых — сажают. Потому и тянут искусство — слепые, безногие".
" Эпоха Понизовского" продолжалась с середины 1950-х до 1995 года, года его смерти.
К Понизовскому приходили Евгений Рейн, Иосиф Бродский, Леонид Аронзон, Олег Григорьев, Евгений Михнов-Войтенко, Александр Арефьев, Яков Виньковецкий, Генрих Элинсон, Лев Нусберг…
Через квартиру Понизовского прошел весь творческий Петербург.
опознавательному знаку — любой, кто произносил его, сразу же становился "своим".
Неотъемлемая часть культурной мифологии Ленинграда, человек, кровно с этим городом связанный, он сам будто стал мифом
Увы,официальным искусством Понизовский так никогда и не был признан.
Человек поистине ренессансного размаха, Борис Понизовский не укладывается в рамки одного определения.
Понизовский принадлежал поколению, которое родилось перед Второй мировой войной. Это поколение очень рано повзрослело. Понизовский пережил блокаду в эвакуации. Однако на всю жизнь сохранил воспоминания о том, как старинные книги и предметы из личных коллекций, обменянные на кулек сахара и кусок хлеба, спасали близким людям жизнь.
Художник, режиссер и философ, он в то же время — мистификатор, театральный мудрец, пророк. Хорошо написал Константин Кузьминский:
"Кто он, Борис Понизовский? А чорт его знает! философ, прозаик, драматург, театровед (завсегдатай премьер), скульптор, кинематографист, он — Учитель.
Очень многих учил. И меня напоследок. <…> Человек битком набитый идеями. Редкий организатор.
Не посадили только потому, что ног нет. Повторяю, здоровых — сажают. Потому и тянут искусство — слепые, безногие".
" Эпоха Понизовского" продолжалась с середины 1950-х до 1995 года, года его смерти.
К Понизовскому приходили Евгений Рейн, Иосиф Бродский, Леонид Аронзон, Олег Григорьев, Евгений Михнов-Войтенко, Александр Арефьев, Яков Виньковецкий, Генрих Элинсон, Лев Нусберг…
Через квартиру Понизовского прошел весь творческий Петербург.
Понизовский был замечательным, очень светлым человеком.
Представьте широкое лицо, обрамленное белой бородой и белыми же, точно светящимися волосами. Эффект свечения добавляла неизменно горящая лампа на столе, которой Борис Юрьевич был вынужден пользоваться во время наших репетиций, так как мы предпочитали сразу же делать спектакли с учетом театрального света, а он при этом должен был что-то писать, отвечать на телефонные звонки, принимать гостей, в общем – жить.
Рисунки Понизовского аскетичные, черно-белые. Человеческая фигура на них, как правило, похожа на иероглиф. Красноречивая деталь: сам Понизовский писал каллиграфическим почерком .
Он занимался изобразительным искусством всю жизнь, сделав паузу только после операции, пока руки привыкали к тяжести тела и палкам. Он боялся, что руки не сохранят чувство линии.
Для него слово — тот же образ.
Да, жил он именно в театре, не утруждая себя без крайней надобности перемещением в квартиру по соседству, где находились жена с сыном. Впрочем, его нежелание передвигаться было связано прежде всего с его увечьем.
Поэт Виктор Кривулин описывал Понизовского как чудом уцелевшую античную статую:
"с торсом Геракла, головой Зевса и обрубками ног".
Он напоминал оживший фрагмент полуразрушенных ампирных фасадов дворцовых декораций исторического Ленинграда.
Борис Юрьевич оставил после себя огромную театральную картотеку: на библиотечных карточках мелким почерком он записывал все приходившие в голову идеи, мысли о театре, рисовал мизансцены будущих спектаклей, создавая своего рода "бумажную архитектуру".
Диана Виньковецкая называла это "театром воображения".
Понизовский сам иронизировал по этому поводу:
"Есть любовь в письмах, есть театр на бумаге…"
Представьте широкое лицо, обрамленное белой бородой и белыми же, точно светящимися волосами. Эффект свечения добавляла неизменно горящая лампа на столе, которой Борис Юрьевич был вынужден пользоваться во время наших репетиций, так как мы предпочитали сразу же делать спектакли с учетом театрального света, а он при этом должен был что-то писать, отвечать на телефонные звонки, принимать гостей, в общем – жить.
Рисунки Понизовского аскетичные, черно-белые. Человеческая фигура на них, как правило, похожа на иероглиф. Красноречивая деталь: сам Понизовский писал каллиграфическим почерком .
Он занимался изобразительным искусством всю жизнь, сделав паузу только после операции, пока руки привыкали к тяжести тела и палкам. Он боялся, что руки не сохранят чувство линии.
Для него слово — тот же образ.
Да, жил он именно в театре, не утруждая себя без крайней надобности перемещением в квартиру по соседству, где находились жена с сыном. Впрочем, его нежелание передвигаться было связано прежде всего с его увечьем.
Поэт Виктор Кривулин описывал Понизовского как чудом уцелевшую античную статую:
"с торсом Геракла, головой Зевса и обрубками ног".
Он напоминал оживший фрагмент полуразрушенных ампирных фасадов дворцовых декораций исторического Ленинграда.
Борис Юрьевич оставил после себя огромную театральную картотеку: на библиотечных карточках мелким почерком он записывал все приходившие в голову идеи, мысли о театре, рисовал мизансцены будущих спектаклей, создавая своего рода "бумажную архитектуру".
Диана Виньковецкая называла это "театром воображения".
Понизовский сам иронизировал по этому поводу:
"Есть любовь в письмах, есть театр на бумаге…"
Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон,
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
И. Бродский.
тщетно некто трубит наверху в свою дудку протяжно.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон
с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
И. Бродский.
Комментарии
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
|
В семнадцать лет Понизовский потерял обе ноги, попав под трамвай (как объяснял сам, неудачно спрыгнул с подножки трамвая.
Человек, не знавший Понизовского, никогда бы не догадался, что он ходил на протезах. Несмотря на их тяжесть (они мешали двигаться быстрее), Понизовский ходил легко, а прихватив на прогулку курительную трубку, выглядел пижонски.
|
В зарисовках к одной из неосуществленных постановок по "Мрамору" Иосифа Бродского Понизовский изобразит замкнутую с четырех сторон комнату с единственным окном, написав под ним слово "иллюзия".
За ним виднеется небо с летящей чайкой, сменяются воображаемые пейзажи, перенося героев из убогого бытового пространства квартиры в мир поэзии. Поиски выхода из изоляции — определяющий мотив для поколения Понизовского.
Его дом превратился в школу, подобие платоновской Академии.
|
Внушительный и афористичный, с роскошной бородой и мощным голосом, Понизовский напоминал древнегреческого старца, патриарха. Это был "рыжий Зевс," "живой титан", с головой "Любавичского Ребе", похожий на "каноническое изображение Вседержителя" и
"одновременно на Саваофа, Сократа".
Борис Понизовский работал как режиссер в Эрмитажном театре, курганском «Гулливере», создал детскую студии «Дадада» и первый частный ленинградского театра «ДаНет». Его комната в коммуналке на улице Герцена, 34 (нынешняя Большая Морская) стала местом паломничества (сам он иронично называл себя «идолом»). Здесь собирался весь цвет неофициальной культуры города.
Лев Лурье: В середине 90-х идеи Понизовского, которые казались абсолютно безумными, стали исключительно востребованными. Именно тот, кто работал с этой эстетикой, пользовался успехом и в России, и в Европе. Но для Понизовского было уже поздно, у него никогда не было продюсера, он не умел организовывать, он мог только придумывать. В 1995 году у него остался только вот этот театр «Мимигранты», где он занимался режиссурой. Это был уже немолодой и очень нездоровый человек. Здесь он упал с инвалидной коляски, ударился головой и умер в одной из петербургских больниц.
Лев Лурье: Пушкин сказал о Грибоедове, что его произведение разойдется на пословицы и поговорки, но от Грибоедова осталось «Горе от ума». От Бориса Понизовского не осталось почти ничего: давно прошедшие спектакли, неопубликованные рукописи. Но мы видим, что и в Александринке, и в Малом Драматическом осуществляются те идеи, которые предсказывал Понизовский, провидец с улицы Герцена.
По-моему, он поставил собственную жизнь, жизнь своих близких. Это был самый главный его спектакль, который он играл всю жизнь.