УЛИЧНАЯ ДЕВКА МЕЖДУ ФРАНТАМИ В ГАЛСТУКАХ В середине мая 1863 года в дополнительных залах парижского Салона открылся знаменитый Салон Отверженных, где художники, чьи полотна были не приняты жюри, могли с одобрения императора Наполеона III показать публике свои работы. «Отверженных» полотен было много – более 2800. Обе экспозиции, официальную и опальную, разделял только турникет. Среди живописцев, чьи полотна не прошли выставочную комиссию, был и Эдуард Мане. В Салоне Отверженных он показал три своих картины. Главной и самой большой была работа «Завтрак на траве». Эта картина, изображавшая на природе двух одетых современных мужчин и нагую женщину на переднем плане. Вначале холст назывался «Купание» и имел весьма скромные размеры – всего 89х115 см. Однако такой масштаб не устроил художника, и он увеличил площадь полотна более чем вчетверо. Идея сюжета появилась в Мане во время воскресной поездки с приятелями в парижский пригород Аржантей, где публика развлекалась, катаясь на лодках и удя рыбу. Моделью для дамы на переднем плане, глядящей прямо на зрителя, Мане послужили две женщины – Сюзанна Линхоф и натурщица Викторина Мёран. С восемнадцатилетней Викториной Мане познакомился совсем недавно – она позировала для художника Тома Кутюра – и сразу был очарован ее непосредственностью, свежестью и сочным говором, который порождают улицы Парижа. С Сюзанной Линхоф Мане был знаком уже давно и поддерживал с ней самые близкие отношения. После кончины отца Мане она стала супругой художника. В результате у нарисованной Мане женщины Мёран и пухленькое тело Сюзанны. Перед ней скинутое голубое платье, плетеная корзина с фруктами и круглая булка. На заднем плане вторая дама в легкой полупрозрачной сорочке стоит, нагнувшись, по колено в воде. В качестве двух мужчин художник изобразил своего брата Гюстава и будущего шурина – Фердинанда Леенхоффа.
Картина Мане породила бурю негодования и шквал резкой брани. После посещения Салона Отверженных императором министерство двора объявило, что эта работа Мане «оскорбляет нравственность». Так полотно «Завтрак на траве» оказалось скандальным центром всей выставки. Его автор был в полной растерянности. Хорошо воспитанный Мане никогда не гнался за дешевыми сенсациями. Что же в его работе так раздражало публику?
Эдуард Мане родился 23 января 1832 года в Париже в доме 5 по улице Пети Огюстен. Его мать, Эжени-Дезире Фурнье, была дочерью дипломата. Отце мальчика, Огюст Мане, был главой департамента Министерства юстиции. Естественно, он желал, чтобы сын пошел по его стопам и сделал карьеру юриста. Однако обучение в престижном колледже Роллена у юного Эдуарда вызывало только скуку. Он мечтал стать живописцем. Мане старший воспринял эту идею в штыки и в качестве компромисса предложил окончить мореходную школу. Эдуарда такая перспектива не прельщала, и он с треском провалился на вступительном экзамене. Для подготовки к повторным экзаменам юноше позволили совершить плавание на парусном судне «Гавр и Гвадалупа». Буйство красок увиденных тропических стран окончательно утвердили Эдуарда в мысли стать художником. Из этой поездки он привез множество рисунков, набросков и этюдов.
Мане писал маленькими мазочками, просто мельчайшими. На своих картинах он создает особую размытую атмосферу, словно вылепленную из нежнейшего облака. Он прошел весь путь станковизма, от начала его формирования, и вобрал в себя огромный футурологический пласт. Сколько в нем всего, сколько в нем содержится миров! И, как любой большой художник, он очень много цитирует.
Так, трудясь над данной картиной, художник оттолкнулся от гравюры Маркантонио Раймонди, которая была сделана по рисунку Рафаэля «Суд Париса». На ней можно насчитать целых двадцать обнаженных и полуобнаженных фигур. Однако они никого не смущали – античность!
Маркантонио Раймонди (1470-1482, 1527-1534 гг.). Суд Париса. 1513/1514 г. С оригинала Рафаэля. Гравюра резцом. ГМИИ им. А.С.Пушкина.
На картине Мане фигуры мужчин и женщин почти точно повторяют позы трех персонажей, которые расположены в правом углу гравюры Раймонди.
Маркантонио Раймонди. Суд Париса (деталь).
Сама идея творческого копирования старых мастеров также не могла никого повергнуть в смятение. Веласкес, например, копировал многие полотна Тициана, который для Мане был величайшим авторитетом. Ван Дейк использовал приемы и сюжеты своего великого наставника Рубенса. Мане лишь продолжил эту почтенную традицию, нарисовав пару одетых мужчин рядом с обнаженной женщиной…
Вроде бы, это было не ново. К примеру, на полотне «Сельский концерт», выполненном еще в 1510 году то ли Тицианом, то ли Джорджоне, двое одетых мужчин музицируют в обществе обнаженных женщин, и такая сцена никого не возмущала. Группа людей сидит на холме и музицирует – у них в руках музыкальные инструменты. Посмотрите, как написаны женщины – словно плоды. Надо сказать, что флорентийские художники писали женщин длинными, худыми, истеричными и напряженными, хотя флорентийки всегда были толстушками. А на картине Джорджоне (Тициана) женщины похожи на позднеантичных венер.
Венецианцы обожали женскую красоту, но в их живописи отсутствует какая-то женская активность в жизни. Женщины там присутствуют больше для любования. А «Сельский концерт» можно назвать пасторалью, причем не просто пасторалью, а пасторалью идеальной: в ней есть гармония всего со всем, гармония мира с человеком, растворенным в этой природе. Посмотрите на эти линии рук, на прозрачный кувшин… И картина называется «Концерт» не из-за того, что эти люди исполняют музыку, а потому что в ней есть то, что есть в концерте: созвучие всех инструментов и предметов. Картина имеет свой собственный голос, и все вместе создает мощное созвучие и единство. И это идеальная точка, потому что она иллюзорна. Венецианцы были просто помешаны на музыке: у них были домашние квинтеты, квартеты, и не будем забывать, что они создали мировую оперу. Они были создателями современного симфонизма. Они создали живопись и очень любили музыку.
Тициан (?). Сельский концерт. Приблизительно 1509 г. Лувр. Крыло Денон.
С картиной Джорджоне (Тициана) перекликается картина Мане «Завтрак на траве». Здесь совершенно удивительный новый жанр: природа, летняя истома, деревья, тишина, ничего нет в лесу, только пикник, квартет – двое одетых мужчин и две обнаженные женщины. И эта картина, как и «Олимпия», произвела взрывной эффект. Началась дискуссия – и вокруг картины, и вокруг личности художника. Все отлично понимали, до какой степени это все отличается от того, к чему привык зритель.
В чем же это отличие? Посмотрим внимательнее на «Завтрак на траве». Во-первых, эта вещь очень интересно и необычно сделана с точки зрения композиции. Во-вторых, это вещь очень классическая. И, в-третьих, она впервые показала ту жизнь, которой живут люди, и на картине все они узнаваемы. По сути это портрет, и одна из женщин была всем хорошо известна – это Викторина Меран. В картину вошла сама жизнь, про которую никто даже не думал, что ее можно так изображать в искусстве.
В общем, обнаженных женщин писали и до Мане. И во времена Мане. Но это были нереальные женщины. Богини. Восточные полусказочные одалиски. В "Завтраке на траве» зрители увидели не божественных созданий. А реальных людей. Которые вот так проводят время. Семьи дома. А пикники — с куртизанками. Публика не была готова к этому. Что ее интимную жизнь выставят напоказ.
Ещё один интересный момент. Посмотрите на женщину на заднем плане картины Мане. Если ее мысленно переместить на передний план, она будет под 3 метра. Но эта «ошибка» проявилась не из-за неумения художника, как считали критики. На такие же сознательные искажения когда-то шёл и Леонардо да Винчи. Помните его Тайную вечерю? Фигура Христа крупнее всех остальных. В положении сидя он вровень со стоящими.
Леонардо да Винчи. Тайная вечеря. 1495—1498 гг. Санта-Мария-делле-Грацие, Милан.
Посетителей Салона шокировало, что художник изобразил в своей работе не персонажей прошлого, а их современников, да еще представителей парижской богемы, к которой большинство буржуа испытывало откровенное презрение.
Критик Робер Шено обвинил Мане во всех смертных грехах, в том числе и в том, что он «хочет добиться известности, шокируя буржуа». Его вердикт был суров: «Мане раскроет свой талант, когда научится рисунку и перспективе, у него появится вкус, когда он откажется от сюжетов, выбранных с целью скандала». Другой критик – Луи Этьен – в брошюре, посвященной Салону Отверженных, писал: «Какая-то голая уличная девка бесстыдно расположилась между двумя франтами в галстуках и городских костюмах. У них вид школьников на каникулах, подражающих кутежам взрослых, и я тщетно пытаюсь понять, в чем же смысл этой непристойной загадки». Злые языки утверждали при этом, что картина Мане намекает на засилье проститутками парка Буа де Булонь, который находился на западной окраине Парижа.
Мало кто обращал внимание на свежесть живописи Мане, на его новые приемы, которые так ярко проявились в этой картине. В ней нет академической «зализанности», мертвой четкости, классических постановочных поз. Зато есть яркие краски, недосказанность в деталях, кажущаяся небрежность в изображении дальних планов. Известный арт-критик Закари Астрюк заметил, что в полотне Манне есть «блеск, вдохновение, пьянящая сочность, неожиданность». Однако его никто не хотел услышать. Остальные видели в «Завтраке» лишь претензию на скандальную известность. Лишь молодые французские художники оценили по достоинству новаторство Мане и вскоре избрали его своим негласным предводителем. Так возникла вошедшая в историю искусства «Банда Мане».
Эдуард Мане – удивительная фигура. Он впервые начал описывать жизнь новым языком. Мане не только связан с традициями классической культуры, но он художник, открывающий двери для понимания другой задачи искусства. Он является художником-импрессионистом и в этом стиле написал очень много картин. И в то же время Мане – классический художник классической традиции, последний художник XIX века, который писал картины с содержанием, описывающим жизнь. Его картины имеют какую-то драматургическую композицию, выражают драматургическое сюжетное содержание. Он показывает совершенно современного ему человека того времени. А самая волнующая жизнь происходит в мире не аристократическом и не пролетарском, а там, откуда приходит герой «Завтрака на траве», откуда приходят все герои Мане. Это новая буржуазия, шикарная, уже с новыми привычками, с новым стилем. Это эпоха Второй империи во Франции.
Э. Мане. Завтрак в мастерской. 1868 г. Новая пинакотека, Мюнхен
Посмотрите, как одет герой картины «Завтрак в мастерской»: какие белые брюки, рубашка, галстук – такой щеголь для модного журнала «Сноб», продукт того времени. Обратите внимание на стол. Герой стоит перед очень хорошо убранным столом, рядом какая-то служанка. Это эпоха расцвета ресторанной жизни во Франции, и натюрморт написан так, как его писали малые голландцы. Эта картина написана Эдуардом Мане в духе не условного академизма, а классической натурности мастеров, но изображает она новую жизнь и новых героев. И Мане – единственный, кто работает в этой манере. Других художников, которые бы так сочетали новизну и классическую традицию, нет. И именно ему принадлежит очень интересное социальное открытие: больше никто так полно не описывал для нас жизнь своей среды.
В музее Орсе находится знаменитая картина Мане "Балкон" (1868-1869 гг.). Если внимательно присмотреться к этому полотну, то можно заметить что оно повторяет сюжет Гойи "Махи на балконе" (1805-1812 гг.)
Франсиско Гойя. Махи на балконе. Метрополитен музей, Нью-Йорк
Мане изобразил четыре фигуры: две мужские и две женские. Одна из них, которая сидит, - очень талантливая художница того времени Берта Моризо, которая не единожды была его натурщицей, а другая, которая стоит - скрипачка Фанни Клаус. Позади них стоит нарядно одетый мужчина (художник Антуан Гийеме), а в темноте на заднем плане можно различить Леона Коэллу Леенхоффа, приёмного сына Мане.
Э. Мане Балкон. 1868-1869 гг. Музей Орсе, Париж.
В картинах Мане отображена свойственная ему буржуазность, изящество жизни, которое очень ценимо им. Он как никто из художников своего времени ценит элегантность, женственность, чувственную эротичность: эти локоны, шляпы, платья, изумительно написанные кистью мастера. Он великий художник, мимо вкуса которого, мимо глаза которого, мимо эксперимента которого, мимо художественной алчности которого не прошло ничего.
Но вернемся к нашему главному "герою" - картине Мане "Завтрак на траве". В наши дни это полотно давно стало классикой. Оно хранится в парижском музее Орсе и стало, в свою очередь, предметом творческого копирования. В качестве одного только примера можно привести работы П. Пикассо «Завтрак на траве. По Мане», написанные в 1960 и 1961 годах.
Пабло Пикассо. Завтрак на траве. По Мане. 1960 г. Музей Пикассо в Париже.
Пикассо за свою жизнь много раз копировал две картины: «Завтрак на траве» Мане и «Менины» Веласкеса. У него просто бесконечное количество проб этих двух картин. На одной из выставок были представлены разные вариации «Завтрака на траве». Пикассо не может насытиться ими и показывает все скрытые, никем не замеченные возможности этих композиций. Кому бы еще пришло в голову сравнивать эти две картины? Но Пикассо утверждал, что в них заложены огромные скрытые возможности. С точки зрения Пикассо эти вещи являются мощным узлом, источником для художественного размышления.
Пабло Пикассо. Завтрак на траве. По Мане. 10 июля 1961 г. Государственная галерея Штутгарта.
Эмиль Золя, с интересом следивший за развитием событий вокруг «Завтрака», принял сторону Эдуарда Мане. Писатель напомнил публике о том, что речь идет о произведении искусства, и судить его надо по законам искусства. В своем обзоре выставки он писал: «Великий Боже! Какое неприличие: женщина без намека на одежду среди двух одетых мужчин! … Толпа … решила, что у художника были неприличные намерения, а то время как он просто стремился к живым контрастам и смелой подаче формы… В картине нужно видеть не завтрак на траве, а весь пейзаж с сильными и тонкими местами, широким и устойчивым передним планом и столь легкими и деликатными задними планами. Это плотная плоть, смоделированная мощными потоками света… уголок природы, переданный с такой правдивостью и простотой».
Золя стал не только защитником Мане, но и его другом. В ответ художник в 1868 году написал портрет писателя, создав удивительно живой и достоверный образ человека неординарного ума и широких интересов.
Эдуард Мане. Потрет Эмиля Золя. 1868 г. Музей Орсе, Париж
У Мане было одно очень важное качество: он был иллюстратором жизни; он (делал) иллюстрации. Молодой чеповек в бепых брюках - это иллюстрация. Балкон - иллюстрация. Это кафе "Гербуа" в Батиньоле - первое место, где Мане стал собирать будущих импрессионистов. Это жизнь. Мане выводит все образы жизни, которые его окружают. Он - Рассказчик. Импрессионисты - "показчики". А он - Рассказчик, и его рассказы стипистически и психологически образно ближе всего к тем мастерам, которые могут быть его анапогами в литературе.
Например, Ги де Мопассан. Обе эти фигуры абсолютно гениальны. В них есть попнота вкпюченности в тот мир, в котором они живут и который они хотят чувственно описать. Они не стремятся к гармоничности, они любят эпизод. В романе Ги де Мопассана "Милый друг", видно, что писатель - мастер эпизода. Как Чехов. Это не Бальзак, который плетет кружево из элементов. Скорее всего, и Мопассан, и Мане быпи чувствительными людьми, "лишенными кожи". Они осязали время. В этом смысле одна из уникальных картин 3дуарда Мане "Нана" (1877 г.) является прямой литературной иллюстрацией.
Нана. 1877 г. Иллюстрация Э. Мане к скандальному одноименному роману Э. Золя.
С одной стороны, это живопись, и вы смотрите на картину как на живопись и любуетесь ею как хивописью. А, с другой стороны, это самая настоящая илпюстрация к роману Эмипя 3оля "Западня" (1877 г.) [в 1880 году 3оля напишет продолжение своего знаменитого романа - "Нана"]. Нана - совершеннейшее чудовище, но вместе с тем она была прекрасной злачной фигурой того времени. Хороша по всем параметрам. На картине Мане "Нана"- обворожительная девушка в галантном дезабилье, в чулочках на фоне китайского шитья, а за ее спиной сидит очередная жертва в вечернем костюме.
Как всегда оочень интересно!! Восторг!
Paris & Ко
:Алла Зыбайло
ИСТОРИЯ ОДНОГО ШЕДЕВРА
УЛИЧНАЯ ДЕВКА МЕЖДУ ФРАНТАМИ В ГАЛСТУКАХ
В середине мая 1863 года в дополнительных залах парижского Салона открылся знаменитый Салон Отверженных, где художники, чьи полотна были не приняты жюри, могли с одобрения императора Наполеона III показать публике свои работы. «Отверженных» полотен было много – более 2800. Обе экспозиции, официальную и опальную, разделял только турникет. Среди живописцев, чьи полотна не прошли выставочную комиссию, был и Эдуард Мане. В Салоне Отверженных он показал три своих картины. Главной и самой большой была работа «Завтрак на траве». Эта картина, изображавшая на природе двух одетых современных мужчин и нагую женщину на переднем плане.
Вначале холст назывался «Купание» и имел весьма скромные размеры – всего 89х115 см. Однако такой масштаб не устроил художника, и он увеличил площадь полотна более чем вчетверо. Идея сюжета появилась в Мане во время воскресной поездки с приятелями в парижский пригород Аржантей, где публика развлекалась, катаясь на лодках и удя рыбу. Моделью для дамы на переднем плане, глядящей прямо на зрителя, Мане послужили две женщины – Сюзанна Линхоф и натурщица Викторина Мёран. С восемнадцатилетней Викториной Мане познакомился совсем недавно – она позировала для художника Тома Кутюра – и сразу был очарован ее непосредственностью, свежестью и сочным говором, который порождают улицы Парижа. С Сюзанной Линхоф Мане был знаком уже давно и поддерживал с ней самые близкие отношения. После кончины отца Мане она стала супругой художника. В результате у нарисованной Мане женщины Мёран и пухленькое тело Сюзанны. Перед ней скинутое голубое платье, плетеная корзина с фруктами и круглая булка. На заднем плане вторая дама в легкой полупрозрачной сорочке стоит, нагнувшись, по колено в воде. В качестве двух мужчин художник изобразил своего брата Гюстава и будущего шурина – Фердинанда Леенхоффа.
Эдуард Мане родился 23 января 1832 года в Париже в доме 5 по улице Пети Огюстен. Его мать, Эжени-Дезире Фурнье, была дочерью дипломата. Отце мальчика, Огюст Мане, был главой департамента Министерства юстиции. Естественно, он желал, чтобы сын пошел по его стопам и сделал карьеру юриста. Однако обучение в престижном колледже Роллена у юного Эдуарда вызывало только скуку. Он мечтал стать живописцем. Мане старший воспринял эту идею в штыки и в качестве компромисса предложил окончить мореходную школу. Эдуарда такая перспектива не прельщала, и он с треском провалился на вступительном экзамене. Для подготовки к повторным экзаменам юноше позволили совершить плавание на парусном судне «Гавр и Гвадалупа». Буйство красок увиденных тропических стран окончательно утвердили Эдуарда в мысли стать художником. Из этой поездки он привез множество рисунков, набросков и этюдов.
Мане писал маленькими мазочками, просто мельчайшими. На своих картинах он создает особую размытую атмосферу, словно вылепленную из нежнейшего облака. Он прошел весь путь станковизма, от начала его формирования, и вобрал в себя огромный футурологический пласт. Сколько в нем всего, сколько в нем содержится миров! И, как любой большой художник, он очень много цитирует.
Так, трудясь над данной картиной, художник оттолкнулся от гравюры Маркантонио Раймонди, которая была сделана по рисунку Рафаэля «Суд Париса». На ней можно насчитать целых двадцать обнаженных и полуобнаженных фигур. Однако они никого не смущали – античность!
На картине Мане фигуры мужчин и женщин почти точно повторяют позы трех персонажей, которые расположены в правом углу гравюры Раймонди.
Сама идея творческого копирования старых мастеров также не могла никого повергнуть в смятение. Веласкес, например, копировал многие полотна Тициана, который для Мане был величайшим авторитетом. Ван Дейк использовал приемы и сюжеты своего великого наставника Рубенса. Мане лишь продолжил эту почтенную традицию, нарисовав пару одетых мужчин рядом с обнаженной женщиной…
Вроде бы, это было не ново. К примеру, на полотне «Сельский концерт», выполненном еще в 1510 году то ли Тицианом, то ли Джорджоне, двое одетых мужчин музицируют в обществе обнаженных женщин, и такая сцена никого не возмущала. Группа людей сидит на холме и музицирует – у них в руках музыкальные инструменты. Посмотрите, как написаны женщины – словно плоды. Надо сказать, что флорентийские художники писали женщин длинными, худыми, истеричными и напряженными, хотя флорентийки всегда были толстушками. А на картине Джорджоне (Тициана) женщины похожи на позднеантичных венер.
Венецианцы обожали женскую красоту, но в их живописи отсутствует какая-то женская активность в жизни. Женщины там присутствуют больше для любования. А «Сельский концерт» можно назвать пасторалью, причем не просто пасторалью, а пасторалью идеальной: в ней есть гармония всего со всем, гармония мира с человеком, растворенным в этой природе. Посмотрите на эти линии рук, на прозрачный кувшин… И картина называется «Концерт» не из-за того, что эти люди исполняют музыку, а потому что в ней есть то, что есть в концерте: созвучие всех инструментов и предметов. Картина имеет свой собственный голос, и все вместе создает мощное созвучие и единство. И это идеальная точка, потому что она иллюзорна. Венецианцы были просто помешаны на музыке: у них были домашние квинтеты, квартеты, и не будем забывать, что они создали мировую оперу. Они были создателями современного симфонизма. Они создали живопись и очень любили музыку.
С картиной Джорджоне (Тициана) перекликается картина Мане «Завтрак на траве». Здесь совершенно удивительный новый жанр: природа, летняя истома, деревья, тишина, ничего нет в лесу, только пикник, квартет – двое одетых мужчин и две обнаженные женщины. И эта картина, как и «Олимпия», произвела взрывной эффект. Началась дискуссия – и вокруг картины, и вокруг личности художника. Все отлично понимали, до какой степени это все отличается от того, к чему привык зритель.
В чем же это отличие? Посмотрим внимательнее на «Завтрак на траве». Во-первых, эта вещь очень интересно и необычно сделана с точки зрения композиции. Во-вторых, это вещь очень классическая. И, в-третьих, она впервые показала ту жизнь, которой живут люди, и на картине все они узнаваемы. По сути это портрет, и одна из женщин была всем хорошо известна – это Викторина Меран. В картину вошла сама жизнь, про которую никто даже не думал, что ее можно так изображать в искусстве.
В общем, обнаженных женщин писали и до Мане. И во времена Мане. Но это были нереальные женщины. Богини. Восточные полусказочные одалиски. В "Завтраке на траве» зрители увидели не божественных созданий. А реальных людей. Которые вот так проводят время. Семьи дома. А пикники — с куртизанками. Публика не была готова к этому. Что ее интимную жизнь выставят напоказ.
Ещё один интересный момент. Посмотрите на женщину на заднем плане картины Мане. Если ее мысленно переместить на передний план, она будет под 3 метра. Но эта «ошибка» проявилась не из-за неумения художника, как считали критики. На такие же сознательные искажения когда-то шёл и Леонардо да Винчи. Помните его Тайную вечерю? Фигура Христа крупнее всех остальных. В положении сидя он вровень со стоящими.
Посетителей Салона шокировало, что художник изобразил в своей работе не персонажей прошлого, а их современников, да еще представителей парижской богемы, к которой большинство буржуа испытывало откровенное презрение.
Критик Робер Шено обвинил Мане во всех смертных грехах, в том числе и в том, что он «хочет добиться известности, шокируя буржуа». Его вердикт был суров: «Мане раскроет свой талант, когда научится рисунку и перспективе, у него появится вкус, когда он откажется от сюжетов, выбранных с целью скандала». Другой критик – Луи Этьен – в брошюре, посвященной Салону Отверженных, писал: «Какая-то голая уличная девка бесстыдно расположилась между двумя франтами в галстуках и городских костюмах. У них вид школьников на каникулах, подражающих кутежам взрослых, и я тщетно пытаюсь понять, в чем же смысл этой непристойной загадки». Злые языки утверждали при этом, что картина Мане намекает на засилье проститутками парка Буа де Булонь, который находился на западной окраине Парижа.
Мало кто обращал внимание на свежесть живописи Мане, на его новые приемы, которые так ярко проявились в этой картине. В ней нет академической «зализанности», мертвой четкости, классических постановочных поз. Зато есть яркие краски, недосказанность в деталях, кажущаяся небрежность в изображении дальних планов. Известный арт-критик Закари Астрюк заметил, что в полотне Манне есть «блеск, вдохновение, пьянящая сочность, неожиданность». Однако его никто не хотел услышать. Остальные видели в «Завтраке» лишь претензию на скандальную известность. Лишь молодые французские художники оценили по достоинству новаторство Мане и вскоре избрали его своим негласным предводителем. Так возникла вошедшая в историю искусства «Банда Мане».
Эдуард Мане – удивительная фигура. Он впервые начал описывать жизнь новым языком. Мане не только связан с традициями классической культуры, но он художник, открывающий двери для понимания другой задачи искусства. Он является художником-импрессионистом и в этом стиле написал очень много картин. И в то же время Мане – классический художник классической традиции, последний художник XIX века, который писал картины с содержанием, описывающим жизнь. Его картины имеют какую-то драматургическую композицию, выражают драматургическое сюжетное содержание. Он показывает совершенно современного ему человека того времени. А самая волнующая жизнь происходит в мире не аристократическом и не пролетарском, а там, откуда приходит герой «Завтрака на траве», откуда приходят все герои Мане. Это новая буржуазия, шикарная, уже с новыми привычками, с новым стилем. Это эпоха Второй империи во Франции.
Посмотрите, как одет герой картины «Завтрак в мастерской»: какие белые брюки, рубашка, галстук – такой щеголь для модного журнала «Сноб», продукт того времени. Обратите внимание на стол. Герой стоит перед очень хорошо убранным столом, рядом какая-то служанка. Это эпоха расцвета ресторанной жизни во Франции, и натюрморт написан так, как его писали малые голландцы. Эта картина написана Эдуардом Мане в духе не условного академизма, а классической натурности мастеров, но изображает она новую жизнь и новых героев. И Мане – единственный, кто работает в этой манере. Других художников, которые бы так сочетали новизну и классическую традицию, нет. И именно ему принадлежит очень интересное социальное открытие: больше никто так полно не описывал для нас жизнь своей среды.
В музее Орсе находится знаменитая картина Мане "Балкон" (1868-1869 гг.). Если внимательно присмотреться к этому полотну, то можно заметить что оно повторяет сюжет Гойи "Махи на балконе" (1805-1812 гг.)
Мане изобразил четыре фигуры: две мужские и две женские. Одна из них, которая сидит, - очень талантливая художница того времени Берта Моризо, которая не единожды была его натурщицей, а другая, которая стоит - скрипачка Фанни Клаус. Позади них стоит нарядно одетый мужчина (художник Антуан Гийеме), а в темноте на заднем плане можно различить Леона Коэллу Леенхоффа, приёмного сына Мане.
В картинах Мане отображена свойственная ему буржуазность, изящество жизни, которое очень ценимо им. Он как никто из художников своего времени ценит элегантность, женственность, чувственную эротичность: эти локоны, шляпы, платья, изумительно написанные кистью мастера. Он великий художник, мимо вкуса которого, мимо глаза которого, мимо эксперимента которого, мимо художественной алчности которого не прошло ничего.
Но вернемся к нашему главному "герою" - картине Мане "Завтрак на траве". В наши дни это полотно давно стало классикой. Оно хранится в парижском музее Орсе и стало, в свою очередь, предметом творческого копирования. В качестве одного только примера можно привести работы П. Пикассо «Завтрак на траве. По Мане», написанные в 1960 и 1961 годах.
Пикассо за свою жизнь много раз копировал две картины: «Завтрак на траве» Мане и «Менины» Веласкеса. У него просто бесконечное количество проб этих двух картин. На одной из выставок были представлены разные вариации «Завтрака на траве». Пикассо не может насытиться ими и показывает все скрытые, никем не замеченные возможности этих композиций. Кому бы еще пришло в голову сравнивать эти две картины? Но Пикассо утверждал, что в них заложены огромные скрытые возможности. С точки зрения Пикассо эти вещи являются мощным узлом, источником для художественного размышления.
Эмиль Золя, с интересом следивший за развитием событий вокруг «Завтрака», принял сторону Эдуарда Мане. Писатель напомнил публике о том, что речь идет о произведении искусства, и судить его надо по законам искусства. В своем обзоре выставки он писал: «Великий Боже! Какое неприличие: женщина без намека на одежду среди двух одетых мужчин! … Толпа … решила, что у художника были неприличные намерения, а то время как он просто стремился к живым контрастам и смелой подаче формы… В картине нужно видеть не завтрак на траве, а весь пейзаж с сильными и тонкими местами, широким и устойчивым передним планом и столь легкими и деликатными задними планами. Это плотная плоть, смоделированная мощными потоками света… уголок природы, переданный с такой правдивостью и простотой».
Золя стал не только защитником Мане, но и его другом. В ответ художник в 1868 году написал портрет писателя, создав удивительно живой и достоверный образ человека неординарного ума и широких интересов.
У Мане было одно очень важное качество: он был иллюстратором жизни; он (делал) иллюстрации. Молодой чеповек в бепых брюках - это иллюстрация. Балкон - иллюстрация. Это кафе "Гербуа" в Батиньоле - первое место, где Мане стал собирать будущих импрессионистов. Это жизнь. Мане выводит все образы жизни, которые его окружают. Он - Рассказчик. Импрессионисты - "показчики". А он - Рассказчик, и его рассказы стипистически и психологически образно ближе всего к тем мастерам, которые могут быть его анапогами в литературе.
Например, Ги де Мопассан. Обе эти фигуры абсолютно гениальны. В них есть попнота вкпюченности в тот мир, в котором они живут и который они хотят чувственно описать. Они не стремятся к гармоничности, они любят эпизод. В романе Ги де Мопассана "Милый друг", видно, что писатель - мастер эпизода. Как Чехов. Это не Бальзак, который плетет кружево из элементов. Скорее всего, и Мопассан, и Мане быпи чувствительными людьми, "лишенными кожи". Они осязали время. В этом смысле одна из уникальных картин 3дуарда Мане "Нана" (1877 г.) является прямой литературной иллюстрацией.
С одной стороны, это живопись, и вы смотрите на картину как на живопись и любуетесь ею как хивописью. А, с другой стороны, это самая настоящая илпюстрация к роману Эмипя 3оля "Западня" (1877 г.) [в 1880 году 3оля напишет продолжение своего знаменитого романа - "Нана"]. Нана - совершеннейшее чудовище, но вместе с тем она была прекрасной злачной фигурой того времени. Хороша по всем параметрам. На картине Мане "Нана"- обворожительная девушка в галантном дезабилье, в чулочках на фоне китайского шитья, а за ее спиной сидит очередная жертва в вечернем костюме.
Источники: Афонькин С. Все о живописи. Интриги, скандалы, расследования. - СПб.: ООО "СЗКЭО", 2015; Волкова П. Мост через бездну. Импрессионисты и XX век. - М.: АСТ, 2015 и др.
#ИсторияОдногоШедевра
#МузейОрсе
#импрессионизм
#МастераФранцузЖивописи