Александр Романов

ТРЕВОГА
Это было в деревне, которой нету,
Но в которую можно вглядеться,
Потому что деревня эта
Называется нашим детством.
Ветры тёплые там разносили,
Чтобы людям радостно было,
Вечерами в сумерках синих
Дробный стук золотых молотилок.
И, в кепчонки картошки ранней
Накопав, сухой, розоватой,
За деревней в лёгком тумане
Веселили костёр ребята.
Это было счастьем, пожалуй,
Только кто понимал – едва ли.
И картошины с пылу да жару,
Как мячи, на ладонях летали.
Был один среди нас всех старше,
Всех бойчей – Тихомиров Васька.
Говорили матери наши,
Что дружить с ним надо с опаской.
Без отца, без матери парень,
Без присмотра живёт у тетки.
Вот и курит уже недаром,
Вот и шляется, рвёт подмётки.
Называли матери шалым,
Называли его баламутом.
Только Ваську зря обижали –
Это было ох как не мудро.
Васька нас удивлял смекалкой.
Доставал из штанины ножик —
И в ружье превращалась палка,
И в свистки – ивняк придорожный.
А за это ему ребята
Иногда из карманов отцовских,
Как подарок, несли воровато
По одной или две папироски.
Он закуривал, осмотревшись,
И сквозь зубы чиркал красиво.
Снисходительная небрежность
В каждом жесте его сквозила.
Он ходил всё в одной рубашке
И в одном пиджаке потёртом,
Но зато – всегда нараспашку,
Но зато – перед нами гордо!
А зимой, бывало, в метели,
Нам из дому не отлучиться,
Если мы шарфы не надели
Или шубные рукавицы.
Ну, а Васька даже до школы,
А потом не спеша обратно
Брёл за пять километров в холод,
Кулаки в рукава запрятав.
Рукавиц у него не бывало,
А пиджак был слишком коротким.
Ох, не сладко жилось у старой,
У какой-то троюродной тётки...
А потом... Не ждали такого –
Вдруг заряды немецкой стали
Где-то ухнули подо Львовом,
А как будто у нас упали.
Сразу выкрик – война! – осколком
По окошкам и здесь шарахнул –
И качнулась деревня с пригорка,
Будто кто ударил с размаху.
И повестки с железным слогом
Полетели из сельсовета.
Мужики по жаркой дороге
Уходили в морозное лето...
От беды увядали краски.
Бабы горестно голосили.
Постарела деревня. И Васька
Раньше времени стал Васильем.
Он мотался с плугом по пашне
И ворочал мешки на севе.
И девчонки, намного старше,
Перед ним, потупясь, краснели.
Он остался парнем последним –
Им под вечер и выйти не с кем.
Только он всё чего-то медлил,
Всё стеснялся... И вдруг – повестка.
Провожали вечером зимним –
Шли и плакали женщины рядом.
В первый раз вот такое с ними:
Стали все ему матерями!
Запоздавшее чувство горько...
Торопясь, из домов приносили
Самосад, папиросы, махорку –
Мол, бери и кури, Василий.
Он по улице шёл, как бывало,
Кулаки в рукава запрятав.
Рукавицы ему совали –
Сколько вдруг! – на меху, на вате.
Что бы сделать ещё – не знали...
Мы, мальчишки, ватагой спешили.
Он сначала простился с нами,
А потом простился с большими.
Уходил он старинной дорогой
Навсегда – только мы росли бы:
Из деревни она – для многих,
А обратно – лишь для счастливых.
... Вот с приятелем мы в деревне.
Вспоминаем давнее время.
Вдруг заминка, и слышу с болью:
«Тихомиров? Васька? Не помню...»
Умирают солдаты дважды –
От штыка или пули вражьей
И спустя много лет, в грядущем,
От забывчивости живущих.
Только сердце не примирится
И не будет с этим согласно.
Мне которую ночь не спится...
Встань в стихах, Тихомиров Вася!