Пропагандистская кампания Фаустпатрона Нас последние три десятка лет настойчиво пытаются убедить, что войну 1941–1945 гг. мы не выиграли, а якобы безнадежно проиграли, завалив гитлеровскую Германию безконечными штурмами никому не нужных безымянных высоток своими трупами. Понятно, не является исключением и пущенный миф о якобы гигантских наших потерях при проведении завершающей войну Берлинской операции. И в качестве самого главного оружия Германии, якобы представляющего собою основное средство погрома наших танковых колонн, выставляется фаустпатрон. Но вот какие на самом деле потери имели от него мы. 1-ым Украинским фронтом, которым командовал маршал Жуков: «…в Берлине было потеряно от огня “фаустников” всего 8 или в худшем случае 10 машин» (Там же, с. 444). А вот каковы были потери от этого оружия 2-й гв. танковой армии в составе 1-го Белорусского фронта: «…штурм самого города стоил армии С.И. Богданова 10 Т-34, 6 “Шерманов” и 1 ИС-2, потерянные от огня “фаустников”» (Там же, с. 445–446). Такое поистине просто смехотворное число потерь от фаустпатрона, о котором столько было изобретено фантастических историй немцами, которые так понравилось тиражировать и нынешним фальсификаторам, просто внушает недоумение. Ведь в тот момент наши войска ворвались в логово зверя, а потому это просто в неимоверных количествах наштампованное немцами оружие просто обязано же было принести какой-то эффект. Но, как теперь выясняется, не принесло: «Два десятка танков — это повод для дискуссий, вводить танковую армию на улицы города или не вводить?» (Там же). Вот, кстати, как описывает один из фольксштурмовцев, Грегор Дорфмайстер, свой первый и последний в этой войне бой: «…по танку одновременно выстрелили из семи или восьми гранатометов, но танк продолжал двигаться вперед» (Кнопп Г. «Дети» Гитлера. ОЛМА-ПРЕСС. М., 2004. С. 265). Вот что об этом оружии сказал Богданов: «Я не могу согласиться с тем, что фаустпатрон являлся препятствием для танковых войск. Я считаю, что это переоценка фаустпатрона в Берлинской операции. Почему? Фаустпатрон находился в руках необученного, морально, физически и военно не подготовленного солдата германской армии фольксштурма, и поэтому он не являлся таким грозным оружием для нашего советского непревзойденного танка Т-34. Во время наступления я очень серьезно разговаривал со своими командирами корпусов, командирами бригад, личным составом и выяснил, что фаустпатрон являлся жупелом, которого иногда группы и отдельные танки боялись, но повторяю, что в Берлинской операции фаустпатрон не являлся таким страшным оружием, как представляют некоторые» (Русский архив: Великая Отечественная: Битва за Берлин (Красная армия в поверженной Германии): Т. 15 (4–5). «Терра». М., 1995. С. 529); (Исаев А. Георгий Жуков. Последний довод короля. «Яуза». «ЭКСМО». М., 2006. С. 447). А вот какие методы борьбы с фаустниками использовала 3-я гв. танковая армия П.С. Рыбалко: «Если в своем продвижении танковый батальон встречал обороняемое препятствие — забор поперек улицы или обороняемое здание, то… артиллерия занимала огневые позиции и вела огонь на разрушение зданий за препятствиями, ослепляла и подавляла оборону противника. В практике боев баррикады часто разрушались огнем крупнокалиберной артиллерии и установок М-31. После устранения препятствий танки устремлялись в проходы и на больших скоростях проскакивали опасные места. Пехота довершала очистку объектов. Огнеметчики выжигали противника из подвалов и при необходимости поджигали здания. При отсутствии на атакуемом направлении препятствий и противотанковых средств танки с десантом мотопехоты на больших скоростях делали бросок вперед на несколько кварталов до перекрестка, площади, сквера или какого-нибудь объекта, где закреплялись, поджидая пехоту и артиллерию. Следующая за танками пехота очищала от противника пройденные танками кварталы. С подходом пехоты танки вновь делали бросок вперед. Движение на больших скоростях обезпечивало танки от повреждения фаустпатронами. Характерная черточка: за время боев за Берлин танки армии П.С. Рыбалко выпустили 18 тыс. 85-мм снарядов. Такое количество снарядов не выпускалось ни в одной из предыдущих операций армии. Некоторые машины выпускали до пяти боекомплектов. Переводя с сухого языка статистики, это можно назвать “били по всему, что шевелится”» (Исаев А., с. 451–452). А снаряд, выпущенный в упор в жилой дом, что и естественно, он редко промахивается. И если учесть, что 1-й и 2-й гвардейскими армиями снарядов было выпущено отнюдь не меньше, то здесь следует сказать, что лишь еще от огня танковых пушек в среде защитников Берлина прибавилось ну никак не менее сотни тысяч трупов… Но ведь танки имели еще и пулеметы, и завозили вперед пехотинцев на своей броне, что позволяло пехоте бить немцев под перекрестным огнем: и с фронта и с тыла одновременно. Теперь рассмотрим, каков процент потерь от огня фаустников имелся в воинском соединении Рыбалко. Вот какая неутешительная для фальсификаторов цифра всплыла при пристальном ее изучении: «…только 37 машин (12 безвозвратно) — фаустпатронами. То есть в расчете на Т-34-85 фаустпатроны дают только 6% общих потерь танков и всего 2% безвозвратных» (Там же, с. 452). Так что всем нам столь набившая оскомину картина со вспыхнувшим русским танком, подстреленным безусым фольксштурмовцем, относится скорей к курьезу, чем к попытке освещения некогда происходивших событий. Ведь разговор идет лишь о двух-трех десятках машин, подбитых при разгроме почти миллионной группировки врага! Какой параноик отнял у вражеской коалиции количество противотанкового оружия, вполне способного если не остановить, то сильно замедлить продвижение наших танковых колонн, вручив взамен совершенно безполезную в руках обезумевшего от страха немца игрушку, лишившую нас каких-нибудь двух десятков танков в завершающем войну сражении? А потери наши были незначительными потому, что наши войска к тому времени уже давно прекрасно: «…умели воевать и могли решать поставленные задачи в сжатые сроки» (Там же, с. 426). А уличные бои, не являясь для нашей военной науки чем-то необычным, проводились всегда в строго установленном порядке: «“впереди по обеим сторонам улицы продвигались небольшие группы автоматчиков с задачей — уничтожить «фаустников», снайперов, засевших в домах, и подавлять огневые точки. Группы автоматчиков, следующие по разным сторонам улицы, поддерживали огнем друг друга. В 50–100 метрах за ними, преимущественно в шахматном порядке, следовали танки, которые вели огонь в таком же порядке, что и автоматчики. Задачей танков являлось — уничтожение пулеметных гнезд, орудий и домов, в которых гитлеровцы упорно сопротивлялись. Вместе с танками и за танками непосредственно следовали автоматчики, которые защищали танки от «фаустников» и очищали дома от противника. Иногда приходилось орудия прямой наводки устанавливать на верхних этажах зданий для лучшего обстрела противника” (ЦАМО РФ, ф. 307, оп. 4148, д. 336, л. 88). Такая тактика, известная так же как “елочка”, была разработана еще до войны. Большой опыт уличных боев был получен еще в Испании. Вопрос был только в тренировках по практическому применению…» (Исаев А., с. 455–456). А таких тренировок у нас было более чем достаточно, причем, как в оборонительных, так и в наступательных операциях. «Более сложным маневром было преодоление перекрестков… Под прикрытием завесы пехотинцы захватывали угловые дома. Танки расходились по трем направлениям, образуя “елочку” на трех примыкающих к перекрестку улицах. Штурмовая группа могла продвигаться вперед с небольшими потерями, так как ее действия были основаны на работе командой» (Там же). И вот как действовали эти команды в самом Берлине: «Наши штурмовые группы: пехота, танки, артиллерия, саперы — следовали по обеим сторонам улицы. Танки, идущие по правой стороне, вели огонь по левой. И наоборот» (Катукова Е.С. Памятное. М., 2002. С. 225). «На поражение автоматчика огнем стрелкового оружия или танка фаустпатроном у противника было очень мало времени. Обнаружившее себя огнем пулеметное гнездо немедленно подвергалось обстрелу 85-мм, а то и 122-мм снарядами. Танки были жизненно необходимым компонентом штурмовой группы. Обладая абсолютной неуязвимостью от огня стрелкового оружия, они обеспечивали поражение мешающих продвижению пехоты пулеметных гнезд» (Исаев А., с. 456). И здесь стоит лишь припомнить, что наши "тридцатьчетверки" своими новыми пушками уже с километра пропарывали лобовую броню немецких “тигров”. Что могло остаться уже не только от пулеметного гнезда, куда вошел выпущенный таким танком снаряд, но и вообще от той части дома, куда он угодил? Ведь танки расстреливали свои жертвы практически в упор — с сотни метров. А что останется от дома, куда угодит выпущенный в упор снаряд и еще более мощного орудия — 122-мм пушки наших тяжелых танков и самоходок?! Но и этого грозного оружия в логове зверя иногда недоставало: «В Берлине много очень прочных старинных домов. Их не брали снаряды 122 мм и 152 мм пушек. Об этом было доложено фронту. Вскоре прислали дивизион артиллерии особой мощности — калибра 303 мм. Такой снаряд сразу разрушал любой дом» (Катукова Е.С., с. 225). Таким образом, в тех случаях, когда препятствия на пути штурмовых колонн оказывались нашим пушкам не по силам, подтягивали артиллерию, способную разнести в клочья любое препятствие. Так что немца не могли уберечь от смерти никакие стены — пусть самые прочные. Во всех же остальных случаях штурмовые отряды измолачивали защитников германской столицы размеренно и методично, не позволяя немцам приблизиться к нашим танкам на дистанцию ведения огня из противотанкового оружия их пехоты. В отдельных случаях прибегали и к помощи авиации. И такое тесное взаимодействие всех родов войск позволяло нашей пехоте: «…обнаруживать и уничтожать “фаустников” до их выхода на дистанцию уверенного поражения бронетехники» (Исаев А., с. 456). Но откуда же берется весь этот бред о якобы просто немыслимых потерях наших войск в Берлинской операции? Смотрим мемуары одного из сочинителей побед Германии на ровном месте. Вот какую историю поведал Гитлеру попавший в его бункер Эрхард Раус. Он сообщает, что отважные солдаты Германии, имеющие на руках лишь фаустпатрон: «…сумели уничтожить 33 из 34 прорвавшихся танков» (Раус Э. Танковые сражения на Восточном фронте. ООО «Издательство АСТ». М., 2005. С. 476–477). Гитлер, насупившись, слушал. Убаюканный громовым молчанием диктатора рассказчик продолжал: «Отважные молодые моряки, которых вдохновила вчерашняя победа, не стали ожидать атаки 36 советских танков, которые неторопливо строились на исходном рубеже. Матросы выскочили из окопов и сами бросились в атаку, без всякого строя, безпорядочной толпой. Несмотря на потери, матросы сумели подойти на дальность стрельбы “панцерфаустов”. За короткое время они подожгли все 36 танков. Это презрение к смерти и безумная отвага, а также надежность “панцерфаустов” принесли нам еще одну потрясающую победу» (Там же). Заметим: очередную… И слишком что-то нам до боли напоминающую… Но что? Да вот же: атаку на лошадях с шашульками наголó против немецких танков в исполнении польских танкистов, пересевших на лошадей, из долгоиграющей интермедии «Четыре танкиста и собака»! Такое чудо-наступление изобрели еще и иного рода победители всех и вся — поляки. Те самые, на завоевание которых немцам хватило и трех недель. Теперь же и они восхвалили свою в этой войне некую такую доблесть в безумном количестве серий подобного же рода баллады о теперь еще и своих безумных победах (им бы лучше поведать о своих «победах» на стороне немцев — там их воевало в сотни раз больше, чем на нашей стороне). Тут становится понятен тот достаточно странный стиль вообще всех западных боевиков, когда на один выстрел у них приходится по три трупа. Но всякая ложь имеет и свои пределы. Рассказчик же за их грань давно переступил. А потому с поступившим в бункер Гитлера очередным этим клиентом, вестником неких таких очередных «побед», даже и самому фюреру, любителю лапши на уши, все стало ясно до конца. Но фюрер вел себя слишком корректно: пропаганда — дело серьезное. Однако ж было бы ко всему прочему совсем неплохо, если бы удалось все же вызнать, что происходило там на самом деле. И прежде чем определиться с доставленным ему для доклада потенциальным клиентом германского аналога нашего «Кащенко», сначала осведомился о действительном положении на том участке фронта, откуда залетел в его бункер этот «панцер» вот уж и действительно — «гренадер». Потому его решение являлось самым лаконичным ответом на все вышеизложенное: «…фюрер отпустил меня кивком головы. Но на следующий день (9 марта) в мой штаб в Штеттине прибыл генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель. Он привез мне приказ фюрера сдать ему командование. Меня переводили в резерв» (Там же, с. 478). То есть туда, куда несколько ранее угодил и иной сказочник — победитель всех и вся такого же точно пошива — мистер Манштейн. Гитлер, вероятно, очень хорошо понял, что если еще и после этой бредятины оставит сказочника в пока занимаемой им должности, то уже через недельку (если столько времени еще протянет уже не в сказках, а на самом деле разгромленная Германия), при очередном докладе, тот продолжит свои мемуарные путешествия полетом на ядре… Но почему сказочник не побоялся, что Адольф Гитлер, выяснив правду, просто возьмет да и поставит этого ну уж слишком зарвавшегося мемуариста к стенке? А он, как теперь выясняется, перестраховался уже в самом начале своего доклада: «Он прервал меня только один раз, когда я сообщил, какое численное превосходство над 3-й танковой армией имел противник. Фюрер остановил меня и вкрадчиво заметил: “Противник не мог иметь 1 600 танков, а только 1 400”» (Там же, с. 471). Рассказчик тут же своему боссу и втюрил невнятное: «Я ответил, что кроме 8 танковых и механизированных корпусов русские имели ряд отдельных танковых частей…» (Там же). Каких-то таких без названий и без обратного адреса, которые он теперь и мог безнаказанно расстреливать и изничтожать в описаниях своих воздушных приключений! И он теперь приспокойнехоньки себе, играючи так, расстрелял их в своих отчетах всего лишь еще на треть. То есть как хороший. Ведь мог бы и все двести объявить порубленными от его лихого кавалеристского налета, от которого его воздушная кавалерия лишь слегка притупила бы свои шашульки. И так они, судя по всему, всю войну и поступали: во всей отчетности, дабы указать на победную поступь Великой Германии, у любой ими выставленной цифири на всякий случай стоял нолик. Но ведь поведанной Эрхардом Раусом глупости, генерал-полковником танковых войск, что самое здесь интересное, Гитлер тогда даже и не удивился, но вполне премило «проглотил» этот ну слишком явный сивой кобылы бред, сочтя за великую, значит, доблесть своих «панцер». Однако же, что было уже затем, мы знаем распрекрасно. И если у нас за умышленное сеяние «дезухи» и шлепнуть могли, то у немцев раздавали чины с наградами и кресты с дубовыми листьями, что, на практике, выливалось, в конечном счете, лишь резким увеличением дубовых гробов, заполненных покойниками, благодарными теперь причинами своей смерти исключительно этой самой германского образца отчетности. Вот откуда у немцев, в конце концов, и выползла такая ни в какие ворота не влезающая цифиря наших потерь: 50 млн. чел., нарисованных в их воображении, насмерть порубленных росчерком одного лишь еще пока германского культуртрегерского пера.
Крушение рейха
Пропагандистская кампания Фаустпатрона
Нас последние три десятка лет настойчиво пытаются убедить, что войну 1941–1945 гг. мы не выиграли, а якобы безнадежно проиграли, завалив гитлеровскую Германию безконечными штурмами никому не нужных безымянных высоток своими трупами. Понятно, не является исключением и пущенный миф о якобы гигантских наших потерях при проведении завершающей войну Берлинской операции.
И в качестве самого главного оружия Германии, якобы представляющего собою основное средство погрома наших танковых колонн, выставляется фаустпатрон.
Но вот какие на самом деле потери имели от него мы.
1-ым Украинским фронтом, которым командовал маршал Жуков:
«…в Берлине было потеряно от огня “фаустников” всего 8 или в худшем случае 10 машин» (Там же, с. 444).
А вот каковы были потери от этого оружия 2-й гв. танковой армии в составе 1-го Белорусского фронта:
«…штурм самого города стоил армии С.И. Богданова 10 Т-34, 6 “Шерманов” и 1 ИС-2, потерянные от огня “фаустников”» (Там же, с. 445–446).
Такое поистине просто смехотворное число потерь от фаустпатрона, о котором столько было изобретено фантастических историй немцами, которые так понравилось тиражировать и нынешним фальсификаторам, просто внушает недоумение. Ведь в тот момент наши войска ворвались в логово зверя, а потому это просто в неимоверных количествах наштампованное немцами оружие просто обязано же было принести какой-то эффект. Но, как теперь выясняется, не принесло:
«Два десятка танков — это повод для дискуссий, вводить танковую армию на улицы города или не вводить?» (Там же).
Вот, кстати, как описывает один из фольксштурмовцев, Грегор Дорфмайстер, свой первый и последний в этой войне бой:
«…по танку одновременно выстрелили из семи или восьми гранатометов, но танк продолжал двигаться вперед» (Кнопп Г. «Дети» Гитлера. ОЛМА-ПРЕСС. М., 2004. С. 265).
Вот что об этом оружии сказал Богданов:
«Я не могу согласиться с тем, что фаустпатрон являлся препятствием для танковых войск. Я считаю, что это переоценка фаустпатрона в Берлинской операции. Почему? Фаустпатрон находился в руках необученного, морально, физически и военно не подготовленного солдата германской армии фольксштурма, и поэтому он не являлся таким грозным оружием для нашего советского непревзойденного танка Т-34. Во время наступления я очень серьезно разговаривал со своими командирами корпусов, командирами бригад, личным составом и выяснил, что фаустпатрон являлся жупелом, которого иногда группы и отдельные танки боялись, но повторяю, что в Берлинской операции фаустпатрон не являлся таким страшным оружием, как представляют некоторые» (Русский архив: Великая Отечественная: Битва за Берлин (Красная армия в поверженной Германии): Т. 15 (4–5). «Терра». М., 1995. С. 529); (Исаев А. Георгий Жуков. Последний довод короля. «Яуза». «ЭКСМО». М., 2006. С. 447).
А вот какие методы борьбы с фаустниками использовала 3-я гв. танковая армия П.С. Рыбалко:
«Если в своем продвижении танковый батальон встречал обороняемое препятствие — забор поперек улицы или обороняемое здание, то… артиллерия занимала огневые позиции и вела огонь на разрушение зданий за препятствиями, ослепляла и подавляла оборону противника. В практике боев баррикады часто разрушались огнем крупнокалиберной артиллерии и установок М-31.
После устранения препятствий танки устремлялись в проходы и на больших скоростях проскакивали опасные места. Пехота довершала очистку объектов. Огнеметчики выжигали противника из подвалов и при необходимости поджигали здания.
При отсутствии на атакуемом направлении препятствий и противотанковых средств танки с десантом мотопехоты на больших скоростях делали бросок вперед на несколько кварталов до перекрестка, площади, сквера или какого-нибудь объекта, где закреплялись, поджидая пехоту и артиллерию. Следующая за танками пехота очищала от противника пройденные танками кварталы. С подходом пехоты танки вновь делали бросок вперед. Движение на больших скоростях обезпечивало танки от повреждения фаустпатронами.
Характерная черточка: за время боев за Берлин танки армии П.С. Рыбалко выпустили 18 тыс. 85-мм снарядов. Такое количество снарядов не выпускалось ни в одной из предыдущих операций армии. Некоторые машины выпускали до пяти боекомплектов. Переводя с сухого языка статистики, это можно назвать “били по всему, что шевелится”» (Исаев А., с. 451–452).
А снаряд, выпущенный в упор в жилой дом, что и естественно, он редко промахивается. И если учесть, что 1-й и 2-й гвардейскими армиями снарядов было выпущено отнюдь не меньше, то здесь следует сказать, что лишь еще от огня танковых пушек в среде защитников Берлина прибавилось ну никак не менее сотни тысяч трупов…
Но ведь танки имели еще и пулеметы, и завозили вперед пехотинцев на своей броне, что позволяло пехоте бить немцев под перекрестным огнем: и с фронта и с тыла одновременно.
Теперь рассмотрим, каков процент потерь от огня фаустников имелся в воинском соединении Рыбалко. Вот какая неутешительная для фальсификаторов цифра всплыла при пристальном ее изучении:
«…только 37 машин (12 безвозвратно) — фаустпатронами. То есть в расчете на Т-34-85 фаустпатроны дают только 6% общих потерь танков и всего 2% безвозвратных» (Там же, с. 452).
Так что всем нам столь набившая оскомину картина со вспыхнувшим русским танком, подстреленным безусым фольксштурмовцем, относится скорей к курьезу, чем к попытке освещения некогда происходивших событий. Ведь разговор идет лишь о двух-трех десятках машин, подбитых при разгроме почти миллионной группировки врага!
Какой параноик отнял у вражеской коалиции количество противотанкового оружия, вполне способного если не остановить, то сильно замедлить продвижение наших танковых колонн, вручив взамен совершенно безполезную в руках обезумевшего от страха немца игрушку, лишившую нас каких-нибудь двух десятков танков в завершающем войну сражении?
А потери наши были незначительными потому, что наши войска к тому времени уже давно прекрасно:
«…умели воевать и могли решать поставленные задачи в сжатые сроки» (Там же, с. 426).
А уличные бои, не являясь для нашей военной науки чем-то необычным, проводились всегда в строго установленном порядке:
«“впереди по обеим сторонам улицы продвигались небольшие группы автоматчиков с задачей — уничтожить «фаустников», снайперов, засевших в домах, и подавлять огневые точки. Группы автоматчиков, следующие по разным сторонам улицы, поддерживали огнем друг друга. В 50–100 метрах за ними, преимущественно в шахматном порядке, следовали танки, которые вели огонь в таком же порядке, что и автоматчики. Задачей танков являлось — уничтожение пулеметных гнезд, орудий и домов, в которых гитлеровцы упорно сопротивлялись. Вместе с танками и за танками непосредственно следовали автоматчики, которые защищали танки от «фаустников» и очищали дома от противника. Иногда приходилось орудия прямой наводки устанавливать на верхних этажах зданий для лучшего обстрела противника” (ЦАМО РФ, ф. 307, оп. 4148, д. 336, л. 88). Такая тактика, известная так же как “елочка”, была разработана еще до войны. Большой опыт уличных боев был получен еще в Испании. Вопрос был только в тренировках по практическому применению…» (Исаев А., с. 455–456).
А таких тренировок у нас было более чем достаточно, причем, как в оборонительных, так и в наступательных операциях.
«Более сложным маневром было преодоление перекрестков… Под прикрытием завесы пехотинцы захватывали угловые дома. Танки расходились по трем направлениям, образуя “елочку” на трех примыкающих к перекрестку улицах.
Штурмовая группа могла продвигаться вперед с небольшими потерями, так как ее действия были основаны на работе командой» (Там же).
И вот как действовали эти команды в самом Берлине:
«Наши штурмовые группы: пехота, танки, артиллерия, саперы — следовали по обеим сторонам улицы. Танки, идущие по правой стороне, вели огонь по левой. И наоборот» (Катукова Е.С. Памятное. М., 2002. С. 225).
«На поражение автоматчика огнем стрелкового оружия или танка фаустпатроном у противника было очень мало времени. Обнаружившее себя огнем пулеметное гнездо немедленно подвергалось обстрелу 85-мм, а то и 122-мм снарядами. Танки были жизненно необходимым компонентом штурмовой группы. Обладая абсолютной неуязвимостью от огня стрелкового оружия, они обеспечивали поражение мешающих продвижению пехоты пулеметных гнезд» (Исаев А., с. 456).
И здесь стоит лишь припомнить, что наши "тридцатьчетверки" своими новыми пушками уже с километра пропарывали лобовую броню немецких “тигров”.
Что могло остаться уже не только от пулеметного гнезда, куда вошел выпущенный таким танком снаряд, но и вообще от той части дома, куда он угодил? Ведь танки расстреливали свои жертвы практически в упор — с сотни метров. А что останется от дома, куда угодит выпущенный в упор снаряд и еще более мощного орудия — 122-мм пушки наших тяжелых танков и самоходок?!
Но и этого грозного оружия в логове зверя иногда недоставало:
«В Берлине много очень прочных старинных домов. Их не брали снаряды 122 мм и 152 мм пушек. Об этом было доложено фронту. Вскоре прислали дивизион артиллерии особой мощности — калибра 303 мм. Такой снаряд сразу разрушал любой дом» (Катукова Е.С., с. 225).
Таким образом, в тех случаях, когда препятствия на пути штурмовых колонн оказывались нашим пушкам не по силам, подтягивали артиллерию, способную разнести в клочья любое препятствие. Так что немца не могли уберечь от смерти никакие стены — пусть самые прочные.
Во всех же остальных случаях штурмовые отряды измолачивали защитников германской столицы размеренно и методично, не позволяя немцам приблизиться к нашим танкам на дистанцию ведения огня из противотанкового оружия их пехоты. В отдельных случаях прибегали и к помощи авиации. И такое тесное взаимодействие всех родов войск позволяло нашей пехоте:
«…обнаруживать и уничтожать “фаустников” до их выхода на дистанцию уверенного поражения бронетехники» (Исаев А., с. 456).
Но откуда же берется весь этот бред о якобы просто немыслимых потерях наших войск в Берлинской операции?
Смотрим мемуары одного из сочинителей побед Германии на ровном месте. Вот какую историю поведал Гитлеру попавший в его бункер Эрхард Раус. Он сообщает, что отважные солдаты Германии, имеющие на руках лишь фаустпатрон:
«…сумели уничтожить 33 из 34 прорвавшихся танков» (Раус Э. Танковые сражения на Восточном фронте. ООО «Издательство АСТ». М., 2005. С. 476–477).
Гитлер, насупившись, слушал.
Убаюканный громовым молчанием диктатора рассказчик продолжал:
«Отважные молодые моряки, которых вдохновила вчерашняя победа, не стали ожидать атаки 36 советских танков, которые неторопливо строились на исходном рубеже. Матросы выскочили из окопов и сами бросились в атаку, без всякого строя, безпорядочной толпой. Несмотря на потери, матросы сумели подойти на дальность стрельбы “панцерфаустов”. За короткое время они подожгли все 36 танков. Это презрение к смерти и безумная отвага, а также надежность “панцерфаустов” принесли нам еще одну потрясающую победу» (Там же).
Заметим: очередную… И слишком что-то нам до боли напоминающую…
Но что?
Да вот же: атаку на лошадях с шашульками наголó против немецких танков в исполнении польских танкистов, пересевших на лошадей, из долгоиграющей интермедии «Четыре танкиста и собака»! Такое чудо-наступление изобрели еще и иного рода победители всех и вся — поляки. Те самые, на завоевание которых немцам хватило и трех недель. Теперь же и они восхвалили свою в этой войне некую такую доблесть в безумном количестве серий подобного же рода баллады о теперь еще и своих безумных победах (им бы лучше поведать о своих «победах» на стороне немцев — там их воевало в сотни раз больше, чем на нашей стороне).
Тут становится понятен тот достаточно странный стиль вообще всех западных боевиков, когда на один выстрел у них приходится по три трупа.
Но всякая ложь имеет и свои пределы. Рассказчик же за их грань давно переступил. А потому с поступившим в бункер Гитлера очередным этим клиентом, вестником неких таких очередных «побед», даже и самому фюреру, любителю лапши на уши, все стало ясно до конца. Но фюрер вел себя слишком корректно: пропаганда — дело серьезное. Однако ж было бы ко всему прочему совсем неплохо, если бы удалось все же вызнать, что происходило там на самом деле. И прежде чем определиться с доставленным ему для доклада потенциальным клиентом германского аналога нашего «Кащенко», сначала осведомился о действительном положении на том участке фронта, откуда залетел в его бункер этот «панцер» вот уж и действительно — «гренадер». Потому его решение являлось самым лаконичным ответом на все вышеизложенное:
«…фюрер отпустил меня кивком головы. Но на следующий день (9 марта) в мой штаб в Штеттине прибыл генерал танковых войск Хассо фон Мантейфель. Он привез мне приказ фюрера сдать ему командование. Меня переводили в резерв» (Там же, с. 478).
То есть туда, куда несколько ранее угодил и иной сказочник — победитель всех и вся такого же точно пошива — мистер Манштейн. Гитлер, вероятно, очень хорошо понял, что если еще и после этой бредятины оставит сказочника в пока занимаемой им должности, то уже через недельку (если столько времени еще протянет уже не в сказках, а на самом деле разгромленная Германия), при очередном докладе, тот продолжит свои мемуарные путешествия полетом на ядре…
Но почему сказочник не побоялся, что Адольф Гитлер, выяснив правду, просто возьмет да и поставит этого ну уж слишком зарвавшегося мемуариста к стенке?
А он, как теперь выясняется, перестраховался уже в самом начале своего доклада:
«Он прервал меня только один раз, когда я сообщил, какое численное превосходство над 3-й танковой армией имел противник. Фюрер остановил меня и вкрадчиво заметил: “Противник не мог иметь 1 600 танков, а только 1 400”» (Там же, с. 471).
Рассказчик тут же своему боссу и втюрил невнятное:
«Я ответил, что кроме 8 танковых и механизированных корпусов русские имели ряд отдельных танковых частей…» (Там же).
Каких-то таких без названий и без обратного адреса, которые он теперь и мог безнаказанно расстреливать и изничтожать в описаниях своих воздушных приключений! И он теперь приспокойнехоньки себе, играючи так, расстрелял их в своих отчетах всего лишь еще на треть. То есть как хороший. Ведь мог бы и все двести объявить порубленными от его лихого кавалеристского налета, от которого его воздушная кавалерия лишь слегка притупила бы свои шашульки.
И так они, судя по всему, всю войну и поступали: во всей отчетности, дабы указать на победную поступь Великой Германии, у любой ими выставленной цифири на всякий случай стоял нолик.
Но ведь поведанной Эрхардом Раусом глупости, генерал-полковником танковых войск, что самое здесь интересное, Гитлер тогда даже и не удивился, но вполне премило «проглотил» этот ну слишком явный сивой кобылы бред, сочтя за великую, значит, доблесть своих «панцер». Однако же, что было уже затем, мы знаем распрекрасно. И если у нас за умышленное сеяние «дезухи» и шлепнуть могли, то у немцев раздавали чины с наградами и кресты с дубовыми листьями, что, на практике, выливалось, в конечном счете, лишь резким увеличением дубовых гробов, заполненных покойниками, благодарными теперь причинами своей смерти исключительно этой самой германского образца отчетности.
Вот откуда у немцев, в конце концов, и выползла такая ни в какие ворота не влезающая цифиря наших потерь: 50 млн. чел., нарисованных в их воображении, насмерть порубленных росчерком одного лишь еще пока германского культуртрегерского пера.