Полковник Михаил Митрофанович Маслов, ветеран-неделинец .

ПЕРВЫЙ БЛИН ПОЧТИ КОМОМ
После окончания деревенской семилетки я получал среднее образование во 2-м Московском артиллерийском подготовительном училище (МАПУ). В начале 4-й четверти, в 1954 году всем воспитанникам выдали бланки анкет и автобиографий, необходимые для оформления послевыпускных назначений. Мы уже знали: как обычно, нас распределят по артиллерийским училищам, которые находились в Ленинграде, Одессе, Рязани, Калуге, Тбилиси и других городах. Куда-то приведёт судьба? Оставалось только ждать.
Уже во время выпускных экзаменов, некоторым из нас дали новые бланки анкет, более широкие. Заполняли их в полном недоумении. Потом кто-то обратил внимание, что анкеты заполняют только претенденты на окончание с медалью и близкие к медали. Похоже, что выделяли по качеству учёбы, но зачем?
Мы стали называть себя «отверженными».
В день распределения основной части выдали отпускные билеты и проездные документы. Знакомые места: Ленинград, Одесса и т. д. «Отверженных» продержали ещё ночь, и лишь на следующее утро раздали документы. У всех был указан город Ростов-на-Дону и войсковая часть 86608. На наши недоумённые вопросы командиры отвечали: «Приедете на место и узнаете». По-армейски коротко и ясно.
Через месяц вся наша братия собиралась в зале ожидания Казанского вокзала. Толпилась такая куча воспитанников, что подумалось: уж не снова ли я в МАПУ? Точнее, были две кучи, соприкасающиеся, как кружки цифры 8. Один кружок ─ наше 2 МАПУ, а другой – 1 МАПУ. В кружке 1 МАПУ пели под гитару, а мы завидовали им.
Объявили посадку, и мы дружно устремились на перрон. Здесь нас ждал ещё один сюрприз: оказалось, что почти все мы едем в двух соседних вагонах. Восторгу нашему не было предела. Ехали мы не в скором, и даже не в пассажирском, а в почтово-багажном поезде, но у каждого была своя полка, а что ещё нужно? Поезд останавливался, как говорится, у каждого столба, и ехать предстояло около полутора суток. Но это не огорчало, а, скорее, даже радовало: встреча с неизвестностью откладывалась.
И вот мы ступили на перрон вокзала загадочного города. Кто-то из ушлых ребят заявил, что коль нам предписано прибыть в свою войсковую часть в течение дня, нет смысла спешить и можно хотя бы полдня провести на Дону. Здесь наш дружный коллектив раскололся: часть отправилась на поиски приключений, а другая – к помощнику военного коменданта. Он не проявил никакого удивления и коротко объяснил, что до нужной нам части легко добраться прямо с вокзальной площади на трамвае №13 до его конечной остановки. Около привокзальной площади и затем, по пути мы видели разрушенные в военные годы здания. Я впервые увидел такое не в кино, а наяву. Мы пересекли город, добрались до его окраины и вышли на конечной остановке. Трамвайный вагон был не с привычной дугою, а со штангою, которая пару раз соскочила с провода. На конечной остановке рельсовые пути были выложены треугольником со стрелками. Для нас это было новинкою, и мы с интересом смотрели, как маневрирует трамвай, разворачиваясь в обратный путь.
Слева от разворотной площадки раскинулось бесконечное кукурузное поле, а справа тянулся забор. Не нужно было обладать большой смекалкой, чтобы сообразить: за этим забором нас ждёт то неизведанное, которое так тревожило каждого.
На КПП за двумя столиками сидели офицеры и принимали наши документы. Они внимательно сверяли фамилии в отпускных билетах со своими списками и по фотографиям в книжках воспитанников идентифицировали наши личности. Впрочем, это была малопродуктивная работа, поскольку на сереньких
фотографиях 3-хлетней давности наши остриженные под машинку головы выглядели клонированными. Заглядывая в списки, офицеры назвали каждому его батарею – №1, №2 или №3. Меня определили в батарею №1. Какой-то сверхсрочник повёл нас по территории городка. Слева стояли два трёхэтажных здания, впереди виднелись какие-то развалины, как узнали мы потом – клуба и спортивного зала. Заметив наши недоумённые взгляды, «Сусанин» сказал: ─ Война, ребята, война.
Впереди, возвышаясь над кустарником, виднелись шатры белых палаток. Для каждой батареи был свой ряд палаток. При их виде сердце радостно всколыхнулось. Ведь в МАПУ мы выезжали летом за город и жили там в палатках. И вот мы снова будто бы в родном МАПУ. Офицер, назвавшийся командиром батареи №1, указал каждому его место в одной из палаток. В течение всего дня в городке продолжалась суета: приводили одну за другой группы АПУ-цев и размещали всех по палаткам.
Обеда в тот день не было, а перед ужином построивший нас в общую колонну офицер обратился к строю: ─ Товарищи абитуриенты! Так называйте себя до окончания вступительных экзаменов. После экзаменов зачисленные станут курсантами. ─ Кем станут остальные, он не уточнил. Зато уточнил другое: ─ Медалисты будут проходить собеседование, а все остальные – сдавать экзамены.
Со следующего утра началась знакомая жизнь по распорядку дня, в которой основное место занимала подготовка к экзаменам, а их было восемь! Собеседование не запомнилось, кроме одного момента. На собеседовании по немецкому языку перевёл несколько строчек заданного текста, после чего экзаменатор сказала: ─ Скажите что-нибудь на немецком языке и переведите на русский. Не знаю, какая муха меня укусила, но меня занесло: на немецком проговорил четыре строчки выученного в МАПУ стихотворения Генриха Гейне и подстрочный перевод. Эти строчки помню и сейчас:
Я хочу подняться в горы,
Где стоят скромные хижины,
Где грудь свободно дышит,
И где веет вольный ветер.
Экзаменатор рассмеялась и сказала по-немецки: ─ Повторите, пожалуйста, ─ на что я тоже по-немецки ответил: ─ Слушаюсь, ─ и повторил. На этом собеседование закончилось.
В целом собеседование прошло для всех медалистов благополучно, и уже на следующий день нас привлекли на хозработы, а точнее – на погрузку мусора и земли на машины. Уставали так, что хотелось готовиться и сдавать экзамены вместе с не медалистами.
Закончились вступительные экзамены, и на следующий день состоялось заседание приёмной комиссии. Оно проходило в развалинах здания, именуемых летним клубом. Перед стеною, на которую вешали экран, поставили ряд столов, накрытых красным сукном. В середине ряда сел генерал, которого мы уже знали как начальника училища. Знали мы и то, что хотя и приехали в войсковую часть, но под её номером кроется училище, а вот какое, не знали. Знали мы и то, что каждая батарея абитуриентов предназначалась для комплектования соответствующего факультета.
С обеих сторон от генерала расселось такое множество офицеров, что рябило в глазах. Первыми на комиссию стали вызывать нашу батарею, но не по алфавиту, а по другому принципу – сначала медалистов, а потом остальных в соответствии с набранными на экзаменах баллами..
Я представился, как научили: ─ Абитуриент Маслов, ─ и услышал:
─ Кадры, докладывайте.
─ Маслов родился 4 сентября, и зачислен быть не может, поскольку на время приёма присяги не будет 18 лет.
─ Пора бы знать, товарищ майор, что к присяге мы приводим в конце сентября. Дальше.
─ По собеседованию замечаний нет.
─ Дальше.
─ Нормативы по физподготовке выполнил с трудом.
─ Дальше.
─ Маслов крайне слабо для своего возраста развит физически. Рост 133 сантиметра, вес 42 килограмма.
─ Начальник факультета, Ваше мнение?
-- В приёме отказать.
После короткой паузы прозвучало: ─ Маслов, мы не можем…, ─ но в этот момент послышался другой голос: ─ Товарищ генерал, прошу разрешения зачислить Маслова на мой факультет. – Ещё мгновение назад я шагал в пропасть, но тут как бы ощутил на плече руку поддержки, а голос продолжал: ─ Я тоже не слишком вышел ростом, но на войне про рост не спрашивали, да и сейчас не спрашивают.
Я оглянулся на голос и увидел стоящего за столом полковника невысокого роста, чем-то напомнившего мне Суворова.
─ Начальник 1-го факультета, окончательно отказываетесь от Маслова?
─ Я своих решений не меняю.
─ Ну, что ж, Евгений Андреевич, забирайте бесхозного, я не возражаю. Маслов, ты зачислен в училище. Смотри же, не подведи своего начальника. Свободен.
─ Слушаюсь, ─ и от нескрываемой радости крутанулся кругом не на 180 градусов, а градусов на 270. Услышав за спиною незлобный смех, почти бегом проскочил под брезентовую накидку, заменявшую дверь в проёме стены.
Судьба моя висела на тонком-претонком волоске, но он, к счастью, не оборвался