Со слов брата я могу описать и дом, в котором прожил ровно одну зиму, – до того, как мы переехали в дом у дамбы, тянувшейся вдоль реки Берелёх.

Это был продолговатый одноэтажный барак с несколькими квартирами в техснабовском посёлке на окраине Сусумана. Как и в нынешних коттеджах, в каждую был отдельный вход. Разница с сегодняшними таун-хаусами состояла, пожалуй, в том, что воды и туалета в доме не было. Уборная была на улице. Воды в бараке тоже не было. Не было и колонки во дворе. Раз в день туда заезжала машина с цистерной воды, рядом с ней выстраивалась очередь, и жильцы тащили воду в вёдрах домой. Элька рассказывал, как однажды в очень суровую зиму мама отправилась за водой, а он, заждавшись взрослых и не зная, как еще оповестить о своём отчаянии, снедаемый ревностью к маленькому человечку, который спал в общей комнате, сначала осторожно примеривался, а потом уже поддавшись детскому капризу, разбил оловянной ложкой оконное стекло.
- До сих пор помню, как я это сделал, и как морозный воздух ворвался в комнату, как мама не нашла нужным меня ругать, а только горько заплакала. Где были папа и Маша, не помню... Наверное, на работе. Как ты только тогда не простудился, лёжа в маленькой коляске, на этом внезапном сквозняке…
Была еще собака Тобик, который однажды раздухарился и взметнувшейся цепью огрел маму.
У нас в семейном альбоме есть этот снимок – мама с фингалом под правым глазом. Эта фотография не для посторонних глаз.
Для читателей у меня есть другие – где она всегда улыбающаяся и красивая.
(Е. Шифрин, "Мир тесен")