Шепот верхушек деревьев, сосновый говор, крики чаек, в небе - море серого света. Само море подобно илу - ил у подножья моря, словно тверди без края, напоминает сговор печали и скорби посередине лета. Счастье, входящее в поры кожи. Глаз отдыхает на линии горизонта, вечер окутывает тело шелком прохлады, а воздух шевелит ряды длинноруких дюн. Вдыхаешь ионы полной грудью и ветер, соглашаясь с тобой во всем, ощупывает рябью воду. Песок повсюду. Даже когда последний дюйм остается там, где место лежащей тени - позади, то с собой забираешь все это, в сон, который тревожит память, в котором падаешь на колени, обещая даже немыслимое, чтобы только вернулось лето и сквозь ветер слышишь, как собака лает.
Павел Пермяков
Юрмала.
Шепот верхушек деревьев, сосновый говор,
крики чаек, в небе - море серого света.
Само море подобно илу - ил у подножья
моря, словно тверди без края, напоминает сговор
печали и скорби посередине лета.
Счастье, входящее в поры кожи.
Глаз отдыхает на линии горизонта, вечер
окутывает тело шелком прохлады, а воздух
шевелит ряды длинноруких дюн.
Вдыхаешь ионы полной грудью и ветер,
соглашаясь с тобой во всем, ощупывает рябью воду.
Песок повсюду. Даже когда последний дюйм
остается там, где место лежащей тени -
позади, то с собой забираешь все это,
в сон, который тревожит память,
в котором падаешь на колени,
обещая даже немыслимое, чтобы только вернулось лето
и сквозь ветер слышишь, как собака лает.