Ладан против пороха

Рослый мужчина в камуфляже, с забинтованной головой тяжело опирался на плечо щуплого парнишки лет пятнадцати. Они появились в нашем храме в середине Божественной литургии, когда я служил сугубую ектению. Они тяжело хлопнули дверью, и я обернулся. Взглянув на них, я с особым трепетом прочитал молитву о Победе.
Мужчина постоял некоторое время, а потом сел на лавочку. У него было болезненное серое лицо. Парнишка стал в центре храма и, как мне сказали позже прихожане, всю службу, не отрываясь, смотрел на алтарь.
К Кресту они подошли последними.
- Спасибо, - сказал совершенно безучастно мужчина.
Я увидел, что его лицо похоже на маску. Не было в нем жизни. Защемило в груди. Очень хотелось помочь.
- Спасибо вам. Спасибо за ваше служение, - ответил я. - Может быть, вам нужна какая-нибудь помощь? Материальная? Или духовная?
- Яблок, очень хочется яблок, - вдруг сказал мужчина с неподвижным лицом и даже коротко простонал сквозь зубы, но мимика молчала.
Я удивился и мысленно уже побежал к ближайшему магазину за яблоками.
Парнишка пояснил:
- У отца голова пострадала. У него во всем вкус и запах пороха. Не может никак отделаться. И борщ мамин, и сирень цветущая пахнут одинаково, и на вкус - тот же порох.
- Как вас зовут? - спросил я.
- Антон и Алексей, - сказал парнишка. - Я - Алексей.
Антон как-то косо кивнул головой. Я поддержал его под локоть, провожая к лавочке. Потом вернулся в алтарь, закрыл царские врата, помолился и вскоре вышел.
- Вы в Рыбачьем живете сейчас? - спросил я.
- Нет, мы проездом, у друзей.
- Сейчас будем служить молебен о здравии, - внезапно решил я.
А обернувшись к прихожанам громко сказал:
- На молебен о здравии записки давайте.
Народ зашевелился. А я вытащил аналой в центр храма и пошел в алтарь разжигать кадило. Очень хотелось ладана, много. Насчет ладана я - «гурман». Всегда есть несколько разных видов, по чуть-чуть. Мне в руку лег любимый санаксарский ладан с ароматом «Бальзам».
Обычно после Литургии я стремлюсь к хотя бы коротенькому отдыху. А тут, полный сил, я метался с кадилом по храму, и воскурение ладана сопровождало меня сладостным шлейфом.
Я кадил предельно сосредоточенно. Рядом с болящим Антонием я задержался минуты на две. Пары ладана с молитвой проникали вглубь его тела, достигали душевных глубин, и уходила угрюмость лица. Что-то тонко менялось, будто сама нежность начинала светиться сквозь мужественные черты. А может, это Сама Любовь?
Я вдохновенно отслужил молебен, периодически поглядывая на Антония. А в самом конце я услышал сдавленные рыдания. Плакал его сын. Истончалось уставшее от тревог юношеское сердце.
Когда я возвращал на место аналой, послышалось:
- Сладкий! Он сладкий! Как конфетка!
Безэмоциональность Антония кончилась. По его лицу бродили стихии. Он несуразно махал руками в разные стороны, а потом четко перекрестился твердой рукой. Алексей смотрел во все глаза.
Очень тихие прихожане расходились. А во мне будто внезапно иссяк заряд бодрости. Я, благословляя, приобнял Антония и Алексея. Антоний дрожал всем телом. Я протянул им тысячу рублей со словами:
- Пожалуйста, купите себе самых разных яблок. И зеленых, и желтых, и полосатых, и темно-красных. Какой-то вкус прорежется, я уверен.
Антоний отвел мою руку:
- Я уже сыт. Я наелся ароматом райского сада. Помогите другим.
Они с сыном ушли. А я пошел домой сначала отдыхать, а потом снова молиться. В тот день я снова укрепился в одной мысли. В храме у нас больше жизни. Наше время в нем более тягучее, спокойное, мирное. И в храме наиболее остро чувствуется полнота жизни или острая нехватка ее.
Моли Господа, раненый сильный воин Антоний! Пусть для тебя сегодняшним днем закончится эта война…
Слава Богу за все!
Священник Игорь Сильченков. Крым.