Тамара Шелест отрывок из романа "Рождённый выжить" Когда мне исполнилось семь лет, меня отправили в школу, учиться уму-разуму. Но учиться тогда ходили немногие, взрослые старались детей в школу не пускать. Дома нужны руки, чтобы прясть лён, ткать холст. Сколько бы учитель не уговаривал родителей отправлять детей на учёбу, всё было напрасно, ответ слышал всегда один: – Не пущу! Пусть дома работают, некогда им ерундой заниматься. Грамота нам ни к чему! Наша сельская школа находилась в обычной избе. За партой сидели по три-четыре человека, все разного возраста. На класс один учебник «Солнышко». Занятия проходили нерегулярно. Это были годы революции – 1917-1918г.г. Писали мы на разных кусках бумаги. Наш учитель Демьян Васильевич был мужчиной среднего роста, сорока лет от роду. Стройный, строгий и требовательный. Один на три деревни. Одевался он как городской: в чёрный пиджак и жилет. Под жилетом виднелась белая рубашка, а на шее красовалась чёрная бархатная бабочка. Его глаза смотрели на нас через стёкла пенсне и прожигали насквозь, когда он бросал в класс свой недовольный взгляд. Иногда учитель задумчиво стоял у окна и долго молчал, забыв про учеников. Возможно, его беспокоило происходящее в стране, может, революция или что-то другое? За видимой строгостью скрывался мягкий и грустный человек. – Мельников! Ты почему вертишься? – стоя у доски и выводя буквы, учитель делал нам замечания, не поворачивая головы. Так не оглядываясь, он безошибочно определял баловника, что нередко вызывало у нас недоумение и частенько хлестал по рукам хворостиной, если буква не получалась. – Что это ты нарисовал? – Демьян Васильевич взглянул на мои вензеля. – Это что, китайские иероглифы? Дети начали смеяться. – Тишина! – стуча по столу мелом,требовал он. – А скажите, Демьян Васильевич, что такое егографы? – полюбопытствовал Петька. – Иероглифы! А что ж вы не знаете о них, а смеётесь? – вопросом на вопрос ответил учитель и пояснил: – иероглифы – это китайские буквы. Он важно прохаживался по классу, изредка наклоняясь над листочками, чтобы разглядеть наши каракули. – Семён, что за пушку ты нарисовал вместо буквы Ю? Дети опять засмеялись. – Ефим, ты смеёшься громче всех, иди-ка к доске, напиши все буквы. Так проходили наши уроки. Было интересно и весело, но длилось это недолго. В школу я ходил только одну неполную зиму. На этом мои «университеты» и закончилось. Отец решил, что мне хватит знаний, и больше в школу не пустил. – В доме надо работать, помогать отцу, матери, – этими словами он тогда поставил крест на моей учёбе раз и навсегда. За короткое время обучения я успел узнать азбуку, научился читать, писать и считать до десяти. На деревне слыл грамотным, потому что взрослые писать и читать не умели. Дома прял, вязал сети для рыбалки, доил коров, ухаживал за скотом. Папа с мамой часто собирали женщин на помощь прясть лён для холста. Обычно они пряли целый день с песнями, а вечером мы угощали их самогоном да пивом. Годы революции и гражданской войны я помню плохо, мал ещё был. Помню только, что родители о чём-то шептались и качали головой. Не признавали Временное правительство. Как-то я подслушал их разговор: – Маланья, был я в районе. Так там народ волнуется. Говорят, власти никакой нет. – Да неужто?! – всполошилась мама. – Люди растеряны, говорят кто что. – А что говорят? – Конец света близок. Вот что! полный текст в ЛитРес https://www.litres.ru/book/tamara-shelest/rozhdennyy-vyzhit-65368233/
Тамара Сидорова (Сафиуллина)
Мои университеты
Тамара Шелест
отрывок из романа "Рождённый выжить"
Когда мне исполнилось семь лет, меня отправили в школу, учиться
уму-разуму. Но учиться тогда ходили немногие, взрослые старались детей в
школу не пускать. Дома нужны руки, чтобы прясть лён, ткать холст.
Сколько бы учитель не уговаривал родителей отправлять детей на учёбу,
всё было напрасно, ответ слышал всегда один:
– Не пущу! Пусть дома работают, некогда им ерундой заниматься. Грамота нам ни к чему!
Наша сельская школа находилась в обычной избе. За партой сидели по
три-четыре человека, все разного возраста. На класс один учебник
«Солнышко». Занятия проходили нерегулярно. Это были годы революции –
1917-1918г.г. Писали мы на разных кусках бумаги.
Наш учитель Демьян Васильевич был мужчиной среднего роста, сорока лет от
роду. Стройный, строгий и требовательный. Один на три деревни. Одевался
он как городской: в чёрный пиджак и жилет. Под жилетом виднелась белая
рубашка, а на шее красовалась чёрная бархатная бабочка. Его глаза
смотрели на нас через стёкла пенсне и прожигали насквозь, когда он
бросал в класс свой недовольный взгляд. Иногда учитель задумчиво стоял у
окна и долго молчал, забыв про учеников. Возможно, его беспокоило
происходящее в стране, может, революция или что-то другое? За видимой
строгостью скрывался мягкий и грустный человек.
– Мельников! Ты почему вертишься? – стоя у доски и выводя буквы, учитель делал нам замечания, не поворачивая головы.
Так не оглядываясь, он безошибочно определял баловника, что нередко
вызывало у нас недоумение и частенько хлестал по рукам хворостиной, если
буква не получалась.
– Что это ты нарисовал? – Демьян Васильевич взглянул на мои вензеля. – Это что, китайские иероглифы?
Дети начали смеяться.
– Тишина! – стуча по столу мелом,требовал он.
– А скажите, Демьян Васильевич, что такое егографы? – полюбопытствовал Петька.
– Иероглифы! А что ж вы не знаете о них, а смеётесь? – вопросом на
вопрос ответил учитель и пояснил: – иероглифы – это китайские буквы.
Он важно прохаживался по классу, изредка наклоняясь над листочками, чтобы разглядеть наши каракули.
– Семён, что за пушку ты нарисовал вместо буквы Ю?
Дети опять засмеялись.
– Ефим, ты смеёшься громче всех, иди-ка к доске, напиши все буквы.
Так проходили наши уроки. Было интересно и весело, но длилось это
недолго. В школу я ходил только одну неполную зиму. На этом мои
«университеты» и закончилось. Отец решил, что мне хватит знаний, и
больше в школу не пустил.
– В доме надо работать, помогать отцу, матери, – этими словами он тогда поставил крест на моей учёбе раз и навсегда.
За короткое время обучения я успел узнать азбуку, научился читать,
писать и считать до десяти. На деревне слыл грамотным, потому что
взрослые писать и читать не умели. Дома прял, вязал сети для рыбалки,
доил коров, ухаживал за скотом. Папа с мамой часто собирали женщин на
помощь прясть лён для холста. Обычно они пряли целый день с песнями, а
вечером мы угощали их самогоном да пивом.
Годы революции и гражданской войны я помню плохо, мал ещё был. Помню
только, что родители о чём-то шептались и качали головой. Не признавали
Временное правительство. Как-то я подслушал их разговор:
– Маланья, был я в районе. Так там народ волнуется. Говорят, власти никакой нет.
– Да неужто?! – всполошилась мама.
– Люди растеряны, говорят кто что.
– А что говорят?
– Конец света близок. Вот что!
полный текст в ЛитРес https://www.litres.ru/book/tamara-shelest/rozhdennyy-vyzhit-65368233/