ПУШКИН В НИКОЛАЕВЕ Плывут рекой туманные завесы, Чтоб стать грозою, в небесах растаяв. В Михайловское едет из Одессы Поэт опальный через Николаев. Конец июля. Он сквозь лето едет. Здесь дружеские ценятся объятья. У Стрелки корабли стоят на рейде, Где Буг с Ингулом обнялись, как братья. В морской столице Пушкин не впервые, Не раз грустил над бугскою волною. Поэт России, он гоним в России, Гонимы все поэты под луною. В сигнальных знаках движется фарватер, Волна фрегат стопушечный качает. Сам Грейг - и адмирал и губернатор - Поэта, как товарища, встречает. Здесь он смеётся в окруженье милом, Любуется закатом над рекою, Здесь солнце он назвал дневным светилом, Оно погасло, став его строкою. Я памятью пронизан благодарной, Вбирая опрокинутые дали, Иду зелёной улицей Бульварной, Которую мы Пушкинской назвали. Обрушился акаций белый ливень, Туманы каждый листик оросили. И город Николаев осчастливлен Им, кто любим и кто храним Россией. 1989
Александр Павлов
Марк Лисянский
ПУШКИН В НИКОЛАЕВЕ
Плывут рекой туманные завесы,
Чтоб стать грозою, в небесах растаяв.
В Михайловское едет из Одессы
Поэт опальный через Николаев.
Конец июля. Он сквозь лето едет.
Здесь дружеские ценятся объятья.
У Стрелки корабли стоят на рейде,
Где Буг с Ингулом обнялись, как братья.
В морской столице Пушкин не впервые,
Не раз грустил над бугскою волною.
Поэт России, он гоним в России,
Гонимы все поэты под луною.
В сигнальных знаках движется фарватер,
Волна фрегат стопушечный качает.
Сам Грейг - и адмирал и губернатор -
Поэта, как товарища, встречает.
Здесь он смеётся в окруженье милом,
Любуется закатом над рекою,
Здесь солнце он назвал дневным светилом,
Оно погасло, став его строкою.
Я памятью пронизан благодарной,
Вбирая опрокинутые дали,
Иду зелёной улицей Бульварной,
Которую мы Пушкинской назвали.
Обрушился акаций белый ливень,
Туманы каждый листик оросили.
И город Николаев осчастливлен
Им, кто любим и кто храним Россией.
1989