Вишера Несет эти воды, несет это имя холодная Вишера издалека, любуясь, как встарь, берегами своими. Великая Чердынь, ты все велика… Теперь мы знакомы, и жизни - спасибо. Я радуюсь, Вишера, как ты звучишь! И сердце томится в предчувствии, ибо словесную музыку не утаишь. Но сколько же судеб невольно ломали, как камни-бойцы, и твои берега. Срослось, приутихло, хоть знали едва ли, Что ссыльное счастье построит река… Рябинино – это не точка на карте: там Вишера бьется и сердце стучит. И верю, что в пахнущем чаем плацкарте «Свердловск-Соликамск» меня все же помчит. А дальше я сяду на тряский автобус с маршрутом на Чердынь… Какие слова! И лентой дорога раскрутится, чтобы кружилась немного моя голова. Кружилась от этих безмолвных просторов… Загадка, но глушь меня манит давно. Какая надсада, точнее – награда… Ах, не объяснить ничего все равно.
Людмила Каргапольцева
Любови Осьмушиной
Вишера
Несет эти воды, несет это имя
холодная Вишера издалека,
любуясь, как встарь, берегами своими.
Великая Чердынь, ты все велика…
Теперь мы знакомы, и жизни - спасибо.
Я радуюсь, Вишера, как ты звучишь!
И сердце томится в предчувствии, ибо
словесную музыку не утаишь.
Но сколько же судеб невольно ломали,
как камни-бойцы, и твои берега.
Срослось, приутихло, хоть знали едва ли,
Что ссыльное счастье построит река…
Рябинино – это не точка на карте:
там Вишера бьется и сердце стучит.
И верю, что в пахнущем чаем плацкарте
«Свердловск-Соликамск» меня все же помчит.
А дальше я сяду на тряский автобус
с маршрутом на Чердынь… Какие слова!
И лентой дорога раскрутится, чтобы
кружилась немного моя голова.
Кружилась от этих безмолвных просторов…
Загадка, но глушь меня манит давно.
Какая надсада, точнее – награда…
Ах, не объяснить ничего все равно.