любая пакость будет долго тлеть. Хочу прогнать больное беспокойство, но не могу себя преодолеть. Как в безразмерной камере храненья, в сознаньи -- чемоданы и мешки, в которых накопились оскорбленья, обиды, униженья и щелчки. Не в силах изменить свою природу, я поименно помню всех врагов. Обиды-шрамы ноют в непогоду... К прощенью я, простите, не готов. В самом себе копаюсь я капризно, на свалке памяти я черт-те что храню... Обидчиков повычеркав из жизни, я их в воображеньи хороню. Быть может, признавать все это стыдно, и я раскрыл свой неприглядный вид. Но что же делать, если мне -- обидно!.. Мое сознанье -- летопись обид! У памяти моей дурное свойство,-- я помню то, что лучше позабыть. Хочу прогнать больное беспокойство, но не могу себя переломить. Эльдар Рязанов
У памяти моей дурное свойство,--
любая пакость будет долго тлеть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя преодолеть.
Как в безразмерной камере храненья,
в сознаньи -- чемоданы и мешки,
в которых накопились оскорбленья,
обиды, униженья и щелчки.
Не в силах изменить свою природу,
я поименно помню всех врагов.
Обиды-шрамы ноют в непогоду...
К прощенью я, простите, не готов.
В самом себе копаюсь я капризно,
на свалке памяти я черт-те что храню...
Обидчиков повычеркав из жизни,
я их в воображеньи хороню.
Быть может, признавать все это стыдно,
и я раскрыл свой неприглядный вид.
Но что же делать, если мне -- обидно!..
Мое сознанье -- летопись обид!
У памяти моей дурное свойство,--
я помню то, что лучше позабыть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя переломить.
Эльдар Рязанов