Ирина Дьяченко-Винтер

26 окт

Вышла в свет наша книга "Мы - из Беловодска!

" 1 часть
Геннадий Сокуренко
Ирина Дьяченко-Винтер
Воспоминания
Мы – из Беловодска! 1 часть
Так случилось, что жизненные перипетии свели нас с Геннадием уже достаточно немолодыми людьми, хотя знали друг друга с детства, жили в одном совхозе, учились в одной школе. Геннадий родился в январе 1947 года, я – в ноябре 1950. Он окончил школу в 1965 году, я – в 1968. Потом пути наши разошлись на целых 46 лет. Встретились, убеленными сединами, пережившими свои радости и горести. Живём вместе. В совместной жизни нас объединяют не только общие интересы (пишем песни, активисты на различных литературных мероприятиях, публикуемся в газетах и журналах, приветствуем в нашем доме гостей), но нас с ним еще очень радуют воспоминания о любимом совхозе Беловодском. Со временем возникла идея написать совместную книгу. Прерогатива в наших повествованиях, конечно, принадлежит Геннадию Гавриловичу – и потому что он старше и больше знает, и потому что он после окончания школы некоторое время работал в совхозе парторгом, и потому что он и потом много лет был связан с нашим любимым селом по работе, поддерживал дружбу с друзьями, родственниками. Он – кладезь знаний всей подноготной той жизни: и трудовой и досуговой, хорошо знал ее изнутри. Вот на этих воспоминаниях постараемся написать книгу-память о наших земляках, мирной, созидательной жизни трудового села, интересные и забавные истории, без которых беден деревенский быт.
О совхозе
Совхоз Беловодский расположен в Иртышском районе, ныне аул имени Исы Байзакова; Иса родился в Ульгули, что в 18 километрах от Беловодска. Здесь надо подчеркнуть такой факт: в те годы, когда закладывались станицы вдоль Иртыша, а также – поселения вглубь степи, старались располагать их не дальше, чем в 15-20 километрах друг от друга. Когда случалась беда, глашатай нёс эту весть, скача галопом на лошади. Она могла проскакать не больше 20 километров и не пасть. Больше ей не под силу. Что говорить – лошади у крестьян ценились на вес золота. Надо отметить, что совхоз Беловодский был самым крупным в Павлодарской области, численность его в лучшие годы превышала три тысячи человек. Если присовокупить все отделения, колхозы и предприятия – численность достигала шесть тысяч и более человек. В самом совхозе в школе училось до полторы тысячи детей. Послевоенные годы были щедры на рождение маленьких граждан нашей большой страны, заполнив пробел рождаемости во время войны; совхозу пришлось раскошелиться на два школьных помещения, дополнительно освободили ещё два здания барачного типа, чтобы разместить учащихся…

Вышла в свет наша книга "Мы - из Беловодска!" 1 часть - 955059586334

Бюст Исы Байзакова – новое название бывшего Беловодска

Начало большому Беловодскому хозяйству положила МТС – Машинотракторная станция, созданная в 1927 году (позже – в 1961 году – РТС – Ремонтно-тракторная станция). От работы этой станции зависели колхозы, ведь без отремонтированной техники сельское хозяйство утрачивало работоспособность. Постепенно, обрастая хозяйственными постройками, бывшая РТС переросла в колхоз имени ХХI съезда КПСС.
После ХХ съезда Коммунистической партии Советского Союза, когда Первый секретарь КПСС Никита Сергеевич Хрущёв развенчал политику Сталина, впервые открыто выступил против сталинской диктатуры, и этот факт стал потрясением и откровением для советских людей, измученных репрессиями, голодом, страхами, вызвал доверие советских граждан к своему руководителю, укрепил его положение в обществе. Вскоре – 1961 год – Хрущев провел внеочередной XXI съезд КПСС, на котором рассматривался вопрос о создании совхозов. Это и стало отправной точкой в названии некоторых новых хозяйствах в стране Советов. В 1963 году колхоз ХХI съезда КПСС получил новый статус – совхоз «Беловодский», со своими отделениями.
Бывший колхоз Кызыл Жулдуз, располагавшийся в центральной усадьбе, стал первым отделением. Колхоз «Новая жизнь», что в 18 километрах от центральной усадьбы, стал вторым отделением. Колхоз «Победа» - третьим. 4 и 5 овцеводческие фермы колхоза «Новая жизнь» – четвёртым. Целинная эпопея, начатая в 1954 году, привлекала сюда людей со всех концов огромной страны, помогала и Иртышскому району разрастись крупными хозяйствами, самым значимым из которых числился Беловодский совхоз.
Хлебный район когда-то славился на весь Прииртышский край – по миллиону пудов хлеба сдавал наш совхоз государству. Здесь успешно развивали животноводство – разводили крупный рогатый скот – до 3000 голов, овец – до 19 тысяч, свиней; овощеводство – выращивали картофель, капусту, свеклу, морковь, лук. Это не полный перечень всех сельских дел. Огромная Беловодская МТС (машинотракторная станция), Беловодский хлебоприемный пункт, позже – кирпичный завод, птицефабрика. Всё это давало сельчанам возможность иметь работу, жить полнокровной жизнью, не беспокоиться о завтрашнем дне. Учеба бесплатная, лечение – тоже. Путевки, выделяемые труженикам в санатории и детям в пионерские лагеря, стоили чисто символических денег.
Сытая жизнь, ее уклад придавали жизнерадостности и уверенности, помогали справляться с трудной деревенской работой. Степные просторы в целинные годы манили сюда людей со всей страны Советов, обогащая наш край разными народностями, обычаями, талантами. Со временем Беловодский совхоз стал одним из самых богатых хлебных совхозов не только Павлодарского Прииртышья, но и страны.
Здесь нельзя не отметить гордость беловодчан – хлебоприемный пункт. Отборным зерном засыпали склады (старого и нового приемных пунктов) для хранения хлеба не на один год. Строго соблюдалась так называемая «складская влажность», необходимая для сохранения зерна в нужном кондиционном режиме. Пшеница, овес, просо, ячмень, гречка – вот неполный перечень зерновых, выращиваемых на просторах совхозных полей – 20-ти тысячах гектаров посевной площади с высокой культурой земледелия. Это был своего рода неприкосновенный запас, государственный несгораемый резерв, к примеру, на тот случай, если приходилось пересаживать погибшие от града посевные, либо на любые другие форс-мажорные обстоятельства. Товарный запас шёл на продажу, что помогало совхозу крепко стоять на ногах. Часть его шла на мукомольные изделия. Нельзя не подчеркнуть, что в других совхозах таких хлебоприемных пунктов не было. Выращивали твердые сорта пшеницы, которые были в большой цене. Пшеница шла на экспорт, в частности, в Италию, – макаронную страну.
***
Стоял наш поселок на крутом берегу бурной, в те годы полноводной, реки Иртыш. Что такое раздольная река, полная всякой рыбы, объяснять не надо. В самые трудные годы (голодомора) она становилась чуть ли не единственной кормилицей. Рыбоводство всегда помогало разнообразить стол местным жителям. Лес, росший по всему берегу реки, полнился грибами, ягодой. Степь тоже помогала выжить: разве откажутся голодные люди от суркового, барсучьего, заячьего мяса? Земляникой она рассеивалась на степных просторах, пламенея в ягодный сезон ярко-алыми полянами. Во время сенокоса полотна сенокосилок толстым слоем покрывались красной земляничной массой, источая по округе неповторимый ягодный аромат, куда примешивался запах скошенной травы.
А уж о беловодской пойме и говорить не приходится. Это одна из самых больших пойм не только в Павлодарской области, но и на протяжении всей реки – на протяжении четырёх тысяч километров – от Китая до моря Лаптевых. Иртыш разливается сам – естественным образом. Понятно, что на богатейшую пойму слетались стаи гусей, уток, и этот факт радостно отзывался в сердцах охотников. Пойма помогала совхозу и частным подворьям запасаться сеном. Её берегли.
Одно время нерадивые хозяева взялись выгонять скот на пойму. Обычно после выгона в степь коровы к концу дня возвращались домой с разбитыми в кровь ноздрями и губами. Короткая трава так просто не давалась. Пойменную же траву нельзя сравнить со степной, конечно, коровушкам там было и сытнее и вольготнее. Сами того не сознавая, жители тем самым губили прекрасную кормовую землю. Дело в том, что копыта скотины утопали в мягком влажном грунте, оставляя углубления, заполняемые водой, и трава здесь уже не росла. Увещевания, просьбы не помогали. Пришлось принять жёсткое решение: во время очередного выпаса согнали всех коров из поймы в загон, а потом возвращали хозяевам за определённую плату. Тем, кому это не пошло впрок, довелось платить приличный штраф. Так спасли пойму.
Что ещё было примечательным: сеноугодья делили на участки для работников МТС, затем рабочие тянули жребий, кому какой участок выпадет.
Мой отец, Александр Петрович Винтер, косил траву на противоположной стороне Иртыша на острове Масыкпай. Он самостоятельно изготовил большую лодку, покрыл её гудроном, специально заказал в кузнице уключины для вёсел. А потом, накосив с сыновьями травы, перевозил стожки на лодке, забивая сеновал душистым сеном. Травяной дух до самой зимы окутывал приятным облаком двор, аромат которого проникал в дом и летнюю кухню. Некоторые односельчане пользовались этой лодкой, она очень выручала, ведь без скотины в деревне не проживёшь. Постепенно возле нашей лодки стали появляться другие, образуя целую лодочную станцию; отец был консультантом по изготовлению простого, но очень нужного в хозяйстве плавсредства.
Большая река окружена малыми речками. Они образовывались во время разлива на пойме Иртыша в углублениях и потом жили своей жизнью. Возле села их было несколько: Попичка – по фамилии семьи Попик, проживавших возле речки, Козинка – тоже названная по фамилии нашего сельчанина Козина, Орловка, Сахалинка (наш большущий посёлок разделился по названию – северную часть называли «Сахалин») и – Круглое озеро, синева которого приводила в восторг любого романтика.
Вокруг этих речек буйно разрастались осина, тополя, клёны, дуплистые вербы. Вербы вырастали до шести метров и выше. В старых стволах образовывались дупла, где вольготно гнездились утки в то время, пока деревья стояли в воде, таким образом, спасаясь от хищников – лис, собак. Выводок утят подрастал и в положенное время они маленькими комочками падали в реку один за другим, где их поджидала заботливая мать-утка. Мать уводила утят в плавни – в камыши, где они обитали до самой осени, спасаясь от ястребов, ворон, коршунов. Здесь они становились на крыло, чтобы улететь в тёплые края.
Вкусной и полезной ягодой лакомились сельчане с самого начала лета: черемухой, шиповником, боярышником, мелкой яблочкой-дичкой. Радовали поселян ягодные заросли ежевики, самосев смородины и малины. Если учесть, что в те годы практически никто не растил сады из-за климатических условий, то все эти дары природы нам, детям, скрашивали наше «безфруктовое» детство. Иногда, чтобы поесть черёмухи, девчонки и мальчишки переплывали на махах широкий Иртыш, наедались до оскомины в зубах терпкой ягоды и плыли обратно. Также не обделяли радостью сельчан разнообразные грибы. Особенно ценились подосиновики, подберезовики, грузди, шампиньоны.
И рыба, которой было так много, что хоть руками лови: карась, стерлядь, окунь, подъязок, чебак, ерш, линь, налим, щука, судак, нельма. К большому сожалению, нельма исчезла из речек и из Круглого озера. Лещ-хищник поедал мальков, бороться с этим было невозможно. И в Иртыше этой очень вкусной и ценной рыбы не стало.
Когда Иртыш разливается, вода подолгу остаётся во впадинах и овражках, в ней заводятся мальки. К концу лета эти маленькие водоемы кишмя кишат рыбой. Так вот в те годы, чтобы рыба потом не пропадала зря в обмелевших водоёмах, её специально вылавливали бреднями и раздавали сельчанам. Иногда водители привозили домой по пол кузова отборной рыбы. Щурогайка – некрупная щука, которой было очень много, шла на пироги. До сих пор вкус этих пышных пирогов сохранился в памяти.
Также в речках водилось водоплавающее животное – ондатра, мех и мясо которой очень ценились. Все эти дары природы были хорошим подспорьем в полезном питании и разнообразили стол. И всегда в семьях на зиму заготавливали варенье, сушили ягоды, солили и сушили грибы, рыбу.
Ну, а о том, как нам, детям, жилось рядом с такой рекой, можно рассказывать и рассказывать. Купание летом – отличными пловцами становились, практически, все; коньки – зимой – сколько доставляли радости, когда выкрутасничали на чистейшем зеленом льду, когда мы могли вдоволь любоваться всем, что подо льдом проплывает; катание на лыжах и санках с высокой снежной кручи. Когда могли на лыжах (только на лыжах, а иначе утопали по пояс в снегу) ходить в лес и собирать мерзлую ягоду, из которой потом варили кисели, заваривали чаи - рябину, боярку, шиповник.
Такому детству может позавидовать нынешнее подрастающее поколение…
А возле любимой Попички устраивали поселковые праздники, когда всем миром, после посевного сезона, собирались за огромным достарханом, расстилали на земле клеёнки, расставляли яства. Сабантуи жители села переняли от обычаев татар. Для веселья закупали бочками пиво, забивали быка и варили в больших казанах мясо. Пили вкусную шурпу, ели баурсаки, пироги, сладости. Рядом со взрослыми резвились дети. А потом начинались пляски, красиво пели в два-три голоса русские, украинские, казахские песни. Играли на гармошке, домбре, мандолине, балалайке. Село полнилось талантами. Эти праздники очень сближали людей разных национальностей, ближе знакомились друг с другом, ведь, кроме старожилов, в Беловодский совхоз приезжало много новых целинников, жителей огромного Советского Союза. Казахстан во время целины стал одним из самых богатых союзных республик, сюда везли всё необходимое для нормальной трудовой жизни.
Но Иртыш приносил живущим с ним рядом сельчанам и огорчения. Не дававшие себе отчёта в своих действиях люди, строили дома (вначале землянки) рядом с рекой по понятным причинам, ведь носить воду приходилось десятилитровыми вёдрами, а это тяжёлый труд. И чем ближе жили к воде, тем легче было ее добывать. Высоченный яр и радовал, когда можно было найти время и полюбоваться окрестностями, а зимой катиться на санках и лыжах с крутой горы, и утомлял, когда приходилось таскать воду на берег – ну-ка, вытащи наверх на коромысле 20 литров, да ещё так, чтобы не расплескать драгоценную влагу. Но никто сразу не понимал: река постоянно меняет своё русло только потому, что выбивает пласты земли из высокого берега, занимая его место и упрямо врезаясь в степь. Тем самым всё ближе и ближе подбираясь к избам. Постепенно все первые постройки ещё при нашей жизни там оказались в воде. Часто, спешно разбирали дома, пытаясь спасти хоть что-то, когда случались «речные штормы». За все эти годы половина деревни уже утонула в ненасытных водах.
Получается, что река коварно занимает новое пространство, а взамен на противоположном берегу разрастается густой лес, ведь бывшая пойма хорошая почва для роста всего зелёного. По сути, сорняка. Если не противостоять упрямству раздольной реки, то можно представить себе картину лет этак через сто-двести: изогнутая река, а рядом огромные лесные массивы. И на карте потребуются изменения…
Поэтому, в своё время, когда стала очевидна такая не дружелюбность любимой реки, уже стали предусматривать этот факт, и, строя новое заготзерно с высокой эстакадой, берег на этом месте срезали, сделали пологим и укрепили так, что река здесь уступила настойчивости людей и спокойно текла себе дальше. Но весь берег укреплять подобным образом – трудоемкое занятие и очень затратное. Поэтому деревня продолжала медленно тонуть в пучинах ненасытных волн там, где берег не укрепили.
И ещё: каждый год в селе недосчитались своих сельчан, утонувших в реке по разным обстоятельствам. Тонули дети и взрослые. Просто страшная закономерность какая-то. Чаще это случалось весной, когда лёд уже начинал подтаивать, а нерадивые водители грузовых автомашин или возчики на лошадях с дровнями не верили в его непрочность… Эта печальная статистика многим семьям отравила жизнь.
В начале 60-х годов на берегу Иртыша построили дебаркадер, где швартовалась «Ракета», быстроходное пассажирское судно, заменившее черепаховые теплоходы – двух и трехпалубные. Теперь, чтобы попасть в Омск по реке, требовалось 7-8 часов, когда на теплоходе плыли по нескольку дней. Первое время народ собирался на дебаркадере в часы прибытия «Ракеты», чтобы полюбоваться красивым судном, посмотреть на сильные волны, бурно следующие за ним. Этот факт напомнил мне, как иногда в степи садился кукурузник, и люди сбегались, чтобы посмотреть на самолёт. Особенно большую радость это доставляло мальчишкам, мечтающим впоследствии стать лётчиками.
Судоходство в те годы было очень развитой отраслью. Круглыми сутками по Иртышу ходили баржи, нагруженные строительным материалом, зерном, арбузами. Сновали катера, плыли медленным ходом теплоходы – «Роза Люксембург», «Гоголь», «Ломоносов» «Фрунзе», «Адмирал Макаров». Река ещё не утратила своей полноты, глубины, раздольности. К большой нашей печали, нынче она превращается в речушку, и судоходство осталось в памяти старшего поколения…
Нельзя не упомянуть о Круглом озере. Это тоже было достойным местом для сельскохозяйственных целей. В разные времена там располагались – зерновой ток, машинный двор, утиная ферма, птицеферма, кирпичный завод по изготовлению красного кирпича, технологию производства которого изучали в Омске.
Утиную ферму вскоре вынуждены были закрыть: от домашних уток страдает вся окрестность, у этих птиц редкое свойство загаживать всё вокруг. Такие уж они милые уточки. Больше хлопот и затрат, чем пользы. Озеро тоже начало чахнуть от утиной нечистоплотности. Перестала расти трава вокруг такого дорогого водного ресурса. Чтобы спасти прекрасный уголок природы, пришлось отказаться от фермы.
И другая беда поджидала уток (позже кур) – крысы! Полчища упитанных грызунов обитали вокруг озера, что тоже мало радовало работающих здесь птичниц.
Очевидцы рассказывают: перенесли как-то с одного места свиноводческую и молочно-товарную фермы на другое, построив там новые комплексы. Фермеры радовались, что крыс в них не было. Конечно, они понимали: рано или поздно эти надоедливые зверьки появятся. Но то, что случилось, повергло всех в шок! Однажды скотники среди бела дня увидели странную картину, очень напугавшую их. Степь вдруг полностью покрылась огромной серой волной. Сразу не поняли – то ли вода, то ли темный туман, то ли тень, стелющаяся по земле от спрятавшегося солнца. Когда разобрались – это были крысы, шедшие такой огромной массой, что казалось, будто волнуется море. Лошадь вдруг встала на дыбы, поломала оглобли и унеслась в противоположную сторону от этого шевелящегося серого наплыва. Опешившие люди столбняком стояли, наблюдая, как эти твари очень быстро и чётко рассосались в фермерских помещениях. Словно их и не было!
Потом работники вспоминали, что видели изредка крыс-шпионов, прибегающих сюда для разведки. У них уже всё было спланировано, они уже четко знали, как им надо разместиться рядом со скотом. Недаром говорят, что крысы самые живучие, хитрые и неистребимые животные на земле… Они всегда и при любых обстоятельствах умеют спасаться.
Из воспоминаний очевидцев: как-то на праздничном субботнике в честь 100-летия В.И. Ленина комсомольцев направили чистить помещения и территорию птичника (в те годы субботники и воскресники проводились ко многим ожидаемым праздничным мероприятиям). Удивление всех было неподдельным: когда начали чистить навоз, ребята увидели крысиные пещерки, заполненные пустыми яйцами. Зверьки рыли эти лазы, заполняли их птичьим пухом вперемешку с навозом, таскали туда яйца и так вылизывали их, что скорлупа оставалась почти целой. Наверное, им тоже не хотелось съедать содержимое яиц, если скорлупа ломалась, а вкусная начинка оказывалась в навозе… Огромные кучи пустых яиц аккуратно лежали в мягких тёплых пещерках. Сооружали они эти пещеры в сухом месте. Очевидцы видели, как они затаскивали яйца к себе «домой». Крыса укладывалась возле яйца, обхватывала его лапами, а другая, более крупная, тащила своего собрата за хвост до нужного места. У норки они носом закатывали яйцо внутрь, где его ждала теплая и мягкая подстилка... Так яйца не разбивались.
***
Неподалёку от озера располагались бахча и яблоневый сад. Арбузы были усладой всех жителей: сахаристые, пахучие, невероятно вкусные. Люди прикатывали туда огородные тележки по многу раз, запасаясь дешёвым сладким продуктом. Ели вволю, солили в бочках. Зимой этот солёный продукт аппетитно дополнял солёные огурчики, помидоры, капусту, маринованные грибочки. А потом и яблочки-ранетки появились на столе сельчан. Но сад, к большому огорчению, пропал, деревья постепенно погрызли зайцы. В этом месте соорудили омшаник – наполовину врытое в землю сооружение для убежища пчёл в зимнее время. Сейчас там располагается новое кладбище…
Птичье хозяйство бурно развивалось, куриным мясом и яйцами оно снабжало весь район. Но такой парадокс, как ни странно, довёл птичник до закрытия: мясо и яйца плохо раскупались, ведь практически у каждого поселкового жителя были свои куры, утки, гуси. И за ненадобностью ферму закрыли. Правда, смущали жителей села запахи, доносившиеся с птичьего двора, поэтому большой печали не испытали, когда птичье хозяйство остановило своё производство.
Потом на этом месте построили животноводческий комплекс на 700 дойных коров. Масштаб комплекса зашкаливал – 700 коров – это огромное хозяйство. Сюда, в большой Красный уголок, завезли добротную мебель, даже на полках красиво отсвечивал хрусталь, что в те годы ещё было в диковинку. Дояркам и скотникам часто показывали фильмы, приезжали с концертами самодеятельные артисты. Что особенно было приятно: доярки на ферме всегда были в белых халатах. Лет через семь комплекс тоже забросили. Отходы животноводства плохо сказались на состоянии озёрной воды
Также прекрасно вписался в это живописное место пионерский лагерь «Голубая тишина». Здесь я хочу описать одну смешную историю, произошедшую со мной.
Шутник

В начале июня, во время учебы в педучилище, меня в качестве пионервожатой направили в пионерский лагерь «Голубая тишина», расположенный возле совхоза Беловодский, где жила моя семья. Поздняя холодная весна вдруг резко сменилась жарким летом, комары и мошка не давали житья, все ходили, как вареные. Да и крикливый начальник лагеря дополнял к плохому настроению большую порцию отрицательных эмоций. И я захотела домой, тем более Беловодск находился всего-то в нескольких километрах от лагеря.
Решившись бежать, я в одно прекрасное утро, когда ещё все спали, тихо улизнула из лагеря. Сначала шла довольно бодро, приятно ощущалась звенящая тишина прохладного раннего утра, любовалась бело-розовым, пенным цветением яблонь в совхозном саду и радовалась такой сладкой свободе. Но потом жара растопила последнюю энергию; дорога как раз вела меня вдоль берега реки, и я решила искупаться. Не хотелось в вещах искать купальник, и я окунулась “в чём мама родила”.
Заплыла довольно далеко, фыркала, наслаждалась теплой и пьяной, как брага, водой. И вдруг с берега донесся знакомый мужской голос: “Ирина, можно и мне с тобой поплавать?!”.
Я чуть не захлебнулась, когда увидела возле моих вещей нашего баяниста из пионерского лагеря. Он ухаживал за мной, но у меня уже был кавалер, и баянисту в дружбе я отказывала. Откуда этот парень вдруг здесь нарисовался?! Я заорала истошным голосом, чтобы он уходил, но весельчак и не думал оставить меня одну. Воспитание ни за что не дало бы мне хотя бы малюсенького шанса, чтобы набраться храбрости и предстать перед мужчиной ни в чём!
Я долго барахталась в воде, ногу свело судорогой, но к берегу не рвалась. Мои взвизги и причитания не помогали. Дошло до того, что я, просто-напросто, начала тонуть. В какой-то момент я с ужасом поняла – если даже захочу выплыть на берег, у меня уже не хватит сил. И я испугалась, прощаясь с жизнью. Когда этот юморист понял, что шутки плохи, я уже изрядно нахлебалась воды. Он еле-еле вытащил меня на берег (я ещё и сопротивлялась), где меня сильно стошнило, мне казалось, что вместе с водой из меня выскочит и желудок, так плохо мне было. Шалун и сам был не в себе, сказал, что отвернется, пока я оденусь.
Потом я, замученная и зареванная, плелась домой, а он тащился за мной с моим саквояжем и всю дорогу нудно выпрашивал прощения.
Через день меня, беглянку, вернул на работу наш крикун – начальник лагеря, урезав за прогул зарплату...
А если бы шутник не понял, что я действительно прощалась с жизнью, причём, просто так, за понюшку табака? Какое счастье, что это до него дошло!
1969 г.

***
Как и всё, после развала Советского Союза, пионерский лагерь тоже канул в Лету. Круглое озеро заилилось и утратило свою прелесть. Когда-то здесь был белый, мелкий песок. Его использовали для изготовления сырца – необожженный кирпич. Также песок добавляли в глину, смешивали с конским кизяком и этой смесью шпаровали стены. Песок исчез. И вот почему. Для нормальной работы Бухтарминской ГРЭС её турбины должны постоянно крутиться, для этого нужна текучая вода. Но в то же время излишек воды мешает нормальному рабочему процессу ГРЭС. Поэтому воду время от времени сбрасывают в реку. Излишек растекается достаточно далеко. Круглое озеро практически каждый год подвергалось водным атакам и постепенно заилилось. Песок исчез, озеро зачахло.
Недавно мы с Геннадием Гавриловичем приезжали в Беловодский совхоз и заезжали на это место, чтобы проведать на новом кладбище родных Геннадия. Остовы омшаника белели известкой в высокой траве… Больше ничего там уже не осталось… Не осталось ничего и от самого совхоза, и от предприятий, и от ферм, учреждений… Только небольшой магазинчик, школа и контора, в которой находится кабинет акима и его помощников. Правда, в этом здании ещё располагается библиотека. Вот и всё, чем жив некогда огромный богатый совхоз.
Нет пахоты, нет ферм, нет никаких предприятий. В десятом классе в этом, 2017 году, училось три ученика! А когда-то у нас было два 10 класса – «А» и «Б». Полная разруха, печальная изнуряющая тишина и пустые от людей улицы, ведь там уже очень мало осталось жителей. Нет работы, соответственно, нет заработной платы. Удивительно, чем ещё живы те, кто не уехал? И снова же благодарят Иртыш, рыба хоть как-то кормит. Но новые вывихи в стране не дают сельскому жителю от безысходности кормиться рыбой вволю: предприимчивые дяденьки не позволяют её ловить, приписывая себе всё – и угодья, и реку, и землю в целом. У нас вдруг нашлись такие вот хозяева земли!
Страшно, что деревенский труд стал никому не нужен, люди там остались невостребованными, живут трудно и без надежды на будущее. Кто сумел уехать в своё время, радуются, что вырвались. А что делать остальным, у которых нет средств на перемену места жительства? Страшно!
В середине 90-х годов я съездила в Беловодск, ужаснулась. Эта поездка вылилось в стихотворение, которое я написала менее чем за полчаса. Будто мне его кто-то диктовал…

Боль
В деревне этой, где мы жили,
Дышало правдой всё и вся,
Деревню эту, что забыли,
Мы потеряли навсегда.

Не будет кошки на окошке,
Козы, что звалась Дерезой,
Ни туеска и ни лукошка
И пес Трезор – не будет – злой.

Не будет речки, что манила
Детей – купанием и льдом,
Зачахла старая рябина
И опустел родимый дом.

Там песни пели под гитару
И – с мандолиною отец,
Там мама шила шаровары,
А дочкам – платья под венец.

Там жили просто, не тужили,
Там честь и правда – всех главней,
Богатства там мы не нажили,
Но не скупились для гостей.

Там дом не знал замка крутого
И голубых не знал кровей,
Соседа привечал любого.
Дружили там деревней всей.

Там в каждом доме коврик вышит:
“Над речкой храм и в речке храм”.
Там только тополь выше крыши
И элеватор выше там.

И не боялись в завтра глянуть
И славили, что на земле;
Степной букет лишь только вянул
В литровой банке на столе.

Любили тоже без оглядки.
Случались козни лишь на том:
Козел соседский съел на грядке
Капусту – честь презрев.
Притом

Жильё всем миром поднимали,
Лишь пятистенками она –
Деревня – крепенько стояла.
Пшеницы – полная “казна”.

Там в праздник площадь украшалась,
Контора радостно бела,
И в клубе люду набивалось:
Там песня по свету плыла.

Деревня, ты, моя деревня:
Бурьян, колдобины и хлябь,
Срубили все твои деревья,
Нет пашни, не чарует зябь,

Конторы нет и клуб на плаху
Сложил и гордость и красу.
Кого винить, кто дал там “маху”?
Точил кто там свою косу?

Никто в ответе за деревню
Не хочет быть, хоть плачь, не плачь.
Кричат там, в гнездах, не напевно
Все реже стриж и важный грач.

И фермы нет – гордились ею,
Кормила многих – не скупясь.
Там не стремились на бродвеи,
Деревня наша – благодать!

И страшно видеть запустенье.
И стыдно в очи ей глядеть.
Простите, поле и деревня,
Дай бог, не повторится впредь:
Ведь надо лишь того, кто грабил,
Суметь заставить заплатить.
И вспомнить всех, трудом кто славил,
И силы, чтобы возродить.

Не шедевр, конечно, но боль свою я излила…

Продолжение следует

Комментарии