Тихий двор. Выхожу. Отпускаю такси. Вот скамья у подъезда родного. Здесь когда-то я жил - у кого бы спросить, Но уж нет ни родных, ни знакомых. Там чертили девчонки заветным мелком, На асфальте для игр квадратики. И мальчишки, сойдясь за соседним двором, Разделившись, играли в солдатиков. Возвращаясь по жизни в родительский дом. Отдыхал я в домашних условиях. Где под вечер, неслышно вздохнув о своем, Мать сидела в моем изголовии... Только видно, смириться придется теперь, С тем, что жизнь зарождаясь кончается На этажной площадке не ждет меня дверь. Там теперь, для других всë листается И не греет, как прежде, мой старческий взгляд, Палисадников свежесть зеленая. Двухметровых заборов тянущийся ряд. Домофоны дверей бронированных. В тайнике, у подъезда, как прежде лежат, Два затертых мелочка для "классиков". Под ногами брусчатки затейливый ряд. У песка турникеты из пластика. Забирая мелки, отхожу от дверей, На площадку асфальта щербатого. Летний полдень. Но только не видно детей. И считалок не слышно обкатанных. На губах, от слезинок непрошенных соль. Сняты с ног моих туфли потертые. И рисует рука, мою память и боль, На асфальте мелками истертыми. Где коленями встав, где нагнувшись вприсяд, Задыхаясь оддышкой внезапною Омывая слезой затуманенный взгляд. Клал штрихи на пустынной площадке я. Словно в детстве волнуясь, водил впопыхах, Со слезами, в несдержанных стонах. Но истерлись мелки и рассыпались в прах, В нарисованных мною ладонях. Отряхнув свои руки, поправил пиджак. Опустившись в предчувствии боли. И свернувшись, как мог, лег бочком кое-как, На кривую штриховку ладоней. Позабывшись, смыкаю устало глаза, Ощущая тепло на предплечье. То не теплый асфальт, а родная рука, Согревает, как прежде, при встрече... Подошел с участковым наш бывший сосед. Не для них я во сне улыбнулся. И шепнул про себя, той улыбке во след: - Это мама, к тебе я вернулся...
Рафис Шарафутдинов
МАМА
Тихий двор. Выхожу. Отпускаю такси.
Вот скамья у подъезда родного.
Здесь когда-то я жил - у кого бы спросить,
Но уж нет ни родных, ни знакомых.
Там чертили девчонки заветным мелком,
На асфальте для игр квадратики.
И мальчишки, сойдясь за соседним двором,
Разделившись, играли в солдатиков.
Возвращаясь по жизни в родительский дом.
Отдыхал я в домашних условиях.
Где под вечер, неслышно вздохнув о своем,
Мать сидела в моем изголовии...
Только видно, смириться придется теперь,
С тем, что жизнь зарождаясь кончается
На этажной площадке не ждет меня дверь.
Там теперь, для других всë листается
И не греет, как прежде, мой старческий взгляд,
Палисадников свежесть зеленая.
Двухметровых заборов тянущийся ряд.
Домофоны дверей бронированных.
В тайнике, у подъезда, как прежде лежат,
Два затертых мелочка для "классиков".
Под ногами брусчатки затейливый ряд.
У песка турникеты из пластика.
Забирая мелки, отхожу от дверей,
На площадку асфальта щербатого.
Летний полдень. Но только не видно детей.
И считалок не слышно обкатанных.
На губах, от слезинок непрошенных соль.
Сняты с ног моих туфли потертые.
И рисует рука, мою память и боль,
На асфальте мелками истертыми.
Где коленями встав, где нагнувшись вприсяд,
Задыхаясь оддышкой внезапною
Омывая слезой затуманенный взгляд.
Клал штрихи на пустынной площадке я.
Словно в детстве волнуясь, водил впопыхах,
Со слезами, в несдержанных стонах.
Но истерлись мелки и рассыпались в прах,
В нарисованных мною ладонях.
Отряхнув свои руки, поправил пиджак.
Опустившись в предчувствии боли.
И свернувшись, как мог, лег бочком кое-как,
На кривую штриховку ладоней.
Позабывшись, смыкаю устало глаза,
Ощущая тепло на предплечье.
То не теплый асфальт, а родная рука,
Согревает, как прежде, при встрече...
Подошел с участковым наш бывший сосед.
Не для них я во сне улыбнулся.
И шепнул про себя, той улыбке во след:
- Это мама, к тебе я вернулся...