Не понимая, как ведётся игра, Путаясь, выламываясь за пределы, Я исчезаю. Ты говоришь: «Хандра!» Ты, вероятно, прав... Но не в этом дело. Если ж не в этом, то чёрт его знает – в чём: То ли входная дверь прогремела цепью. То ли стена оскалилась кирпичом, То ли сквозняк вздохнул, и запахло степью – Кожею сыромятной, сухой травой, Горьким дымом, конским тревожным потом... То ли время дрогнуло тетивой, То ли птенец вскрикнул перед полётом. И за этим птичьим «была - не была!», За едва-едва ощутимой дрожью Времени, или треснувшего стекла Каждый раз оживает одно и то же: Близко и так мучительно-далеко – (Вот оно, вот оно вьётся в пыли дорожной) Неуловимое то, с чем идти легко, С чем оставаться здесь никак невозможно.
Путаясь, выламываясь за пределы,
Я исчезаю. Ты говоришь: «Хандра!»
Ты, вероятно, прав... Но не в этом дело.
Если ж не в этом, то чёрт его знает – в чём:
То ли входная дверь прогремела цепью.
То ли стена оскалилась кирпичом,
То ли сквозняк вздохнул, и запахло степью –
Кожею сыромятной, сухой травой,
Горьким дымом, конским тревожным потом...
То ли время дрогнуло тетивой,
То ли птенец вскрикнул перед полётом.
И за этим птичьим «была - не была!»,
За едва-едва ощутимой дрожью
Времени, или треснувшего стекла
Каждый раз оживает одно и то же:
Близко и так мучительно-далеко –
(Вот оно, вот оно вьётся в пыли дорожной)
Неуловимое то, с чем идти легко,
С чем оставаться здесь никак невозможно.