Глава шестьдесят вторая

Олег Газманов
Песня на девяноста минут
Я буду делать все, что я могу, до тех пор, пока могу. Если в итоге я окажусь прав, то все слова моих критиков и хулителей не будут стоить выеденного яйца; а вот если в итоге окажется, что я не прав, то тогда даже если хор ангелов будет петь мне славу, это ничего не изменит. (Авраам Линкольн)
Ташкент. 1991
Кто в юности не страдал от несчастной любви? Мне было около тринадцати, когда я впервые по-настоящему втюрился. Девушка была старше меня на одиннадцать лет, и шансы добиться взаимности, сами понимаете, были равны нулю. Я страдал; страдал так, как страдают подростки, придумавшие свою Джульетту. И тут мне на слух попалась абсолютно гениальная песня, которая подходила под мои подростковые страдания.
Я не думал, что память опять возвратит мне любовь,
И в потоке бессонниц она попадет в мою кровь,
Лишь теперь для меня все ясно, прогонял я любовь напрасно,
Она раненой птицей сквозь годы стучится в окно.
Меня словно током ударило. Тогда дед привез мне из Греции подарок, которому завидовал весь двор — двухкассетник. И я записал на все девяносто минут эту лирическую композицию. Сейчас трудно объяснить молодежи, что тогда не было кнопки «повторить», поэтому, чтобы не отматывать пленку назад, я часами тосковал по Виктории вместе с Олегом Газмановым. Чуть позже отец показал мне джазовые аккорды, и я уже разрывал сердца своим одноклассницам.
Глядя прямо в себя, в темноту, в пустоту, в тесноту,
Понимаю теперь, что когда-то я предал мечту
Я когда-то в любовь не поверил и случайно захлопнул двери,
И ключи потерял, и обратно попасть не могу.
И, если для кого-то Газманов — это «Эскадрон» и «Морячка», то для меня Олег — это прежде всего лирика. Песню я до сих пор безумно люблю. И мне так хотелось узнать о истории ее создания, что я пообещал себе, что обязательно разведаю, что чувствовал автор, когда писал эту дорогую для меня вещь…
Москва. 28 февраля 2003
Мы все только что переболели «Бригадой». Я сделал интервью с Майковым, Дюжевым, Вдовиченковым и мне очень хотелось для полной картины поговорить с Безруковым. А тут в редакцию «Вечерки» пришел пресс-релиз, в котором говорилось, что в казино «Golden Palace» будет презентация нового клипа Газманова «Ясные дни», в котором снялись все главные герои знаменитого сериала. Естественно, что на вечеринку был отправлен я, вместе со своим одногруппником, коллегой и человеком, с которым я дружу 23 года — Лехой Квачом.
Примерно в 23.00 приехали гости. Из «бригадиров» был только Безруков, остальные гастролировали по стране, пользуясь моментами сумасшедшей славы. Кстати, тогда я впервые увидел будущего топ-певца нашей эстрады Григория Лепса, который, напившись до неприличия, так неистово исполнял «Таганку», что, казалось, что он сам совсем скоро отправится на этап. Но дело было, конечно же, не в Лепсе. Я охотился за Безруковым, но «Саша Белый» был на таком пике популярности, что к нему даже подойти было нельзя. Поняв, что миссию мне не выполнить, я налег на алкоголь. И чем больше я выпивал, тем острее мне вспоминался Ташкент, Вика (которую я, кстати, через два года снова повстречаю в своей жизни) и песня «Моя любовь»…
Уже тогда зная, что смелость берет города, я решился. Махнув залпом грамм 150, я взял для храбрости с собой Лешку и направился к столику Газманова…
— Олег, здравствуйте, мы из «Вечерки», можно с вами поговорить? — протянул я руку музыканту.
— Конечно, садитесь, ребята, наливайте, закусывайте, — певец оказался абсолютно земным. — Как вам клип?
— Клип-то ничего, но я совсем не об этом хотел побеседовать…
И, опрокинув еще сотку, я поведал Газманову свою историю, рассказав о несчастной любви и кассете на девяносто минут с его песней, что разрывала мне сердце.
— Ты меня тронул, старик, — Олег Михайлович, по-моему, даже прослезился. — Знаешь, что я сделаю? Сейчас я для тебя ее спою.
Это, конечно, повергло меня в шок…
— Дорогие друзья, — зазвучал голос Газманова со сцены. — Ко мне тут парнишка подошел и так мне душу разбередил. Вот вам его история, наверное, вот ради этого и стоит работать.
Это было сказано абсолютно искренне. А знаете, почему я в этом уверен? Да потому, что я был честен на тысячу процентов. Подпевая Олегу, мы допили оставшуюся водку за его столиком, полакомились икрой и, поблагодарив виновника торжества, пошли искать счастья на рулетке…
Москва. 31 октября 2019
В фитнес-клубе «Вита-спорт» работала чудесная и необычайно красивая девушка Лена, которая была незаменимым сотрудником в маркетинге и отвечала за мероприятия с VIP-клиентами. В тот день коллектив устроил творческий вечер. Ребята играли спектакль, к которому готовились несколько месяцев. А после великолепного представления был концерт от звезд, которые занимаются в клубе. И когда я вышел и попал за кулисы, то неожиданно лоб в лоб столкнулся с Газмановым…
— Вы меня не узнаете?
— Нет!
— Неудивительно, столько лет прошло, почти семнадцать!
— А при каких обстоятельствах дело было?
— Клип «Ясные дни» в казино представляли.
— Точно, тот вечер был ярким. Но, прости, тогда столько народа было.
— Вам могу напомнить, история была там крутая. Песня «Моя любовь», влюбленный парнишка из Ташкента…
— Хоть убей!
— Правда, Олег Михайлович, я тогда был на килограмм 20 побольше.
— А фотка есть?
— Пожалуйста…
— Все! Теперь я четко вижу картинку. Да, ничего себе, как неожиданно.
— Все закономерно. Мы с товарищем как раз начали делать музыкальный канал. В гостях было много ваших коллег. Может и вы к нам на интервью заглянете, там и поговорим?
— Даю слово, что приду! Вот мой директор Дмитрий, держите с ним связь, он все организует.
Москва. 28 февраля 2020
А теперь обратите внимание на дату. Мы встретились спустя ровно семнадцать лет, интересное совпадение, да? Газманов вихрем влетел в банкетный зал «Вита-спорт», где была создана импровизированная студия. Если бы мне сказали, что этому мужчине под семьдесят, я бы рассмеялся. От силы можно дать пятьдесят пять, да и на «полтинник» потянет. Ни грамма лишнего веса, уверенность в движениях, стильная молодежная одежда. Без всяких понтов взял гитару, которая стала уже символом нашей передачи, и перестроил на нужный тон. То ли выше, то ли ниже, в этом так тонко не разбираюсь.
— Петь много будем, — улыбнулся певец, которого только ленивый не троллит за фонограмму.
— Много и медленно, — с надеждой сказал я. — Очень хочется вашей старой лирики. Вот все, что есть за пазухой.
— Сделаем, никаких вопросов, — уже наигрывал знакомые аккорды Олег. — Давно я не давал акустический концерт.
Камеры еще не были включены, а Газманов уже дал мне пару уроков. Я бы и дальше записывал оригинальные аккорды, но режиссер дал команду: «Мотор!» — и три часа съемки понеслись…
— Мало кто знает, что вы росли в полуголодном детстве, без отца…
— Папа оставил нас, когда мне было семь. Я его хорошо помню, он был строгим военным, который прошел всю Великую Отечественную, закончил ее в Берлине. Никогда не рассказывал ничего. Это была тяжелая кровавая работа, когда погибают друзья, убивают детей. Зачем было про это говорить?
— Тяжело пережили его уход?
— Папа повлиял на становление характера. Но не скажу, что сильно страдал. Некогда было мне, ведь жили в сложное время. Мама целыми днями на работе, я был предоставлен сам себе. Ее вечером только видел, она меня ругала, если задерживался на улице. Часто порола ремнем, когда приходил к ночи. Короче, все как у детей того поколения.
— Били часто, вы же мелкий, росточек маленький?
— Знаете, я финкой с двадцати метров в дерево попадал, и в обиду себя никогда не давал. Дрался насмерть, поэтому те, кто меня дразнил не за рост, а за веснушки, быстро отстали. Характер был уже тогда виден. Он мне и помог в спорте. Гимнастика привила мне дикую работоспособность. И когда я стал заниматься профессионально, уже никто ко мне во дворе и в школе не подходил.
И тут Олег запел такую душевную песню, которая, как мне кажется, не вошла ни в один альбом. И что бы мне кто ни говорил, сердце защемило…
Вот и все, разучились мы быть детьми,
Вот и узнали, от чего деревья шумят,
Я знаю теперь немало, но не стал счастливей,
Лишь на звезды стал все реже я смотреть.
Я уже не летаю, как прежде, во сне.
И как ребенок не смеюсь я по пустякам.
Я просыпаюсь ночью, желтый лист прилип к окну,
Мне так грустно, что теперь я не усну…
Конечно, тут не передать ностальгической интонации живого исполнения под дворовую гитару на септовых и уменьшенных аккордах. Вы можете обвинить меня в сентиментальности, но я на мгновенье оказался в ташкентском дворике…
— Мало кто понимает путь артиста. Это сейчас вы человек, который собирал в 90-е стадион за стадионом. А то, что был калининградский кабак и пахота по 16 часов в день, — расскажите…
— Сейчас не буду перемалывать свой жизненный путь. Да, работали мы так, что пальца стирались в кровь, не было голоса. Приходилось выпивать все время, чтобы держать себя в тонусе. Кстати, именно тогда понял, что, если продолжу это дело, то до добра не доведет. И прекратил пьянство, могу поддержать застолье, но в меру. Но действительно тот путь от Калининграда до Москвы, от любой черновой работы в столице, до написания песен другим артистам… Ох, нам и дня не хватит. До моего «Эскадрона» и «Люси» пришлось преодолеть миллион препятствий на дороге.
— Я так жду рассказа о том, как создалась песня «Моя любовь». Когда я ставил ее друзьям и говорил, что это вещь Газманова, то мне не верили, сказали, что он ее где-то спер.
— Слушай, есть куча дебилов, которые постоянно мусолят эту тему: мол, Газманов украл то, украл это. Ну людям охота получить какой-то пиар. Пусть хоть что-то сами создадут и добьются в жизни, может быть, тогда меньше повода будет обвинять других.
А что касается «Моей любви»… Да, со мной это когда-то было. Была это чувство, значит я прошел когда-то вместе с этой песней целую жизнь. И это не только с «Моя любовь». Когда я писал «Есаул», то переживал вот эту боль офицера, которого заставляют бросить Родину. «Танцуй пока молодой», когда я ее пою, есть ощущение, что я вечный юноша. «Прощай» ….
Олег поет…
Прощай, это значит, что мы никогда, это значит, что нечем дышать,
Это значит веками не спать, стала слишком широкой кровать для меня одного.
Прощай, будет долго твой запах летать, и твой смех, отражаясь от стен,
На бокалах звенеть и дрожать в зеркалах, нашу жизнь продолжать, продолжать отражать.
— Вы внимательно вслушайтесь, — Газманов выглядит очень взволнованным. — Это же страшное слово «никогда», это значит больше НИКОГДА не увидимся, это должно быть все прожито, и нужно прочувствовать слово, что ты НИКОГДА больше ее не почувствуешь, не обнимешь свою любовь. И от этого ТАК трудно дышать.
Не знаю, только так и рождались эти хиты. А возвращаясь к «Моей любви», я ее сочинил в училище. Да, были невероятные переживания, и будущий хит родился за пару часов.
Так же было с «Ленинградом». Я шел по Питеру, записал только «Фонари, фонари, фонари» и положил листочек в карман с мыслью, что я сочинил большую песню. И ее сразу не поняли, потому что песня с сильным текстом не принимается. Все хотели орать «Есаул», а тут такая вещь. Был тогда на бешеных гастролях, но пока не закончил, пока как занозу из себя не вытащил, не успокоился, ночей десять не спал и творил. А потом с «Ленинградом» я выступал в Монако, где под патронажем принца Альберта проходил фестиваль «The World Music Awards», они меня позвали именно с этой композицией. И я ее исполнял между «Scorpions» и Тиной Тернер.
Мы говорили и фонограмме, и о Лужкове, и о политике, но, если честно, мне все эти базары о том, что Олег придворный певец и путинский холуй настолько неинтересны и противны, потому что передо мной сидел волевой молодой человек, под песни которого я искренне любил в детстве. Мне этого было вполне достаточно. К тому же, если кто-то скажет, что не завидует его физической форме, его крепкой семье и благополучию — в жизнь не поверю. Я еще раз попросил его исполнить «Мою любовь», а он предложил большее…
Газманов минут пятнадцать обучал меня оригинальным аккордам, и Карякин все это записал на камеру. Видеоурок всегда со мной, как и тринадцатилетняя влюбленность и уже начинающий расплываться образ Виктории в разбитых зеркалах. Ведь я ей все так же шепчу….
Моя любовь, разбиты зеркала, беспомощны слова… последние слова,
Прощай, любовь, сквозь летние дожди кричу ей: «Подожди, постой, не уходи»…