Эксклюзивное интервью с режиссером и актерами фильма «Группа крови» Беларуси, потерявшей каждого третьего своего жителя, как никому близка боль трагедии, которую в фильме «Группа крови» передал российский режиссер-постановщик Максим Бриус. Вышедшая ко Дню Победы на экраны военная драма рассказывает о детском лагере смерти в Вырице Ленинградской области, где из маленьких узников выкачивали кровь для нацистов. Мы съездили в Санкт-Петербург и расспросили режиссера и исполнителей главных ролей о сложной работе над картиной, маленьких героях той страшной войны и силе советского народа. Отдельная благодарность в подготовке материалов команде кинокомпании «Триикс Медиа». «Группа крови». Не дать забыть правду Людмила Гладкая: — Первый съемочный день начался с возложения к мемориалу «В память о мирных жителях СССР — жертвах нацистского геноцида в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Напомню читателям: открытие мемориального комплекса состоялось в день 80-летия полного снятия блокады Ленинграда, в церемонии участвовали Владимир Путин и Александр Лукашенко. Видела на плите надпись «Озаричи»… Максим Бриус: — И «Красный Берег». — И «Красный Берег», да. Спасибо вам за эту работу. Однако не было сомнений, осилите ли? — Однозначно были. Очень ответственная тема. И вообще, тема войны для моей семьи — это такая острая тема, потому что мы ленинградцы. Фильм прежде всего рассчитан на детей и для детей. Волновался, конечно. Даже думал вначале отказаться. Но продюсеры настояли. Да и знают, что умею с детьми работать и ладить, сам многодетный отец. Согласился. Еще и в том числе потому, что хотелось отдать дань памяти родителям, бабушкам, дедушкам нашим погибшим либо выжившим. Хотел сделать такое честное кино, немножко советское, без большого количества компьютерной графики, без вот этих новомодных штук. Рассказать историю, такую некрасочную, немножко грязную, и при этом показать искренние отношения между людьми, как хорошими, так и плохими, но искренние. Вот, собственно, такая задача была в моей голове, поэтому я кивнул и взялся. — Вы говорили, что не спали ночами перед съемками фильма… — Да. Не спится до сих пор. Снится эта работа. Но мы еще не все сделали, планируется выход четырехсерийной версии картины, так скажем полной. В процессе съемок столько материала набралось, столько честной работы детей и взрослых, однако мы вынуждены были (поскольку для кинотеатра есть определенный формат) сделать 90 минут. Хотелось бы доделать в телевизионном формате, и мы доделаем, выпустим. Этот фильм о мужестве, любви, предательстве. О том, что даже маленькие наши дети вынесли на своих плечах эту тяжесть войны. Картина в том числе о взрослых, которые помогали немцам, которые были против и, жертвуя своей жизнью, пытались спасти детей. Сложно, много характеров, историй. Формат 12 плюс нам, скажем так, немножко связывал руки в том, чтобы сделать кино более жестким. Например, читая о том, как брали кровь в концлагере Саласпилс, я был в ужасе. Подвешивали ребенка, как свинью, за крюки, надрезали ступни, выливали кровь. Мы это можем показать? Нет. Согласно закону мы не имеем права показывать насилие над детьми. И притом должны об этом снять фильм. — А как рассказать правду, не показывая этих ужасов? Особенно западникам, которые считают, что войну американцы выиграли. — Да не поймут. Скажут, что мы опять их обманули, что все неправда, мы все придумали. Задача фильма была прежде всего, чтобы в кинотеатр пришли подростки и не потеряли сознание во время просмотра. Приходилось использовать некоторые художественные приемы, нас им учили. То есть чтобы дети заинтересовались темой, что-то еще потом почитали, посмотрели — есть документальные фильмы на эту тему. Разбудить сердца немножко, это была главная задача. А если с первых кадров напугать, это может вызвать отторжение, поэтому такой тонкий баланс в картине. — Как велась работа над сценарием? Информации в открытых источниках об этом концлагере не так-то и много. — Да, есть такое. Просто еще не все документы рассекречены. Нашего автора сценария Марию Ошмянскую запустили в архив ФСБ, и она там поработала. К сожалению, смогла только несколько документов переснять. Например, как выглядел начальник концлагеря, некоторые распоряжения и так далее. Какие-то вещи она мне рассказывала, с чем разрешили поработать. Поэтому да, есть общая информация, что-то в интернете плюс книжка, написанная школьным учителем. Эти сведения дали нам направление движения. Некоторые эпизоды, скажем так, сделали на неких собирательных вещах. Я читал и про Красный Берег Беларуси, был впечатлен историей этого концлагеря. Даже было желание назвать картину «Красный Берег», но решил, что это нечестно по отношению к белорусам. Однако данное название для фильма мне очень нравилось. Оно такое емкое и правильное, и у нас лагерь на берегу фактически, могло бы подойти. В итоге родилось название «Группа крови». Недетские истории Людмила Гладкая: — Как работали с детьми, помогали вживаться в роли, чтобы зритель поверил? Максим Бриус: — Наш кастинг-директор провела сперва очень мощный отбор детей, это был предварительный кастинг. И когда мы выбрали, наверное, человек 150 из 500, костяк основных ребят, работалось легко. Знаете, иногда даже легче, чем со взрослыми. Да, каких-то вещей не умеют, не знают, но искренне включились в эту историю. Особенно день на третий-четвертый, когда в лагере посидели, атмосферу на себя примерили, походили в этом холоде, не очень вкусно поели. Немцы ходят с автоматами вокруг. Такая спартанская обстановка. Плюс была у меня прекрасная помощница, педагог по актерскому мастерству. Когда что-то не получалось, особенно драматические бывали сцены либо где надо поддать, она приводила в нужное состояние. У нее есть свои секреты, приемы. Молодцы. Я поражен их работой. Очень благодарен ребятам, честно и совершенно искренне это сделали. Поклон. Людмила Гладкая: — Каково это, стать частью истории? Расскажите о ваших героях. Ева Уилльямс, актриса: — Моя героиня Тоня Грачева вместе с братом и другом Гришкой (Марк Александров, актер) попали в концлагерь. У них на глазах расстреляли родителей, и моя героиня перестала говорить. Характер у нее очень мягкий, она ранимая, переживает за брата. Но при этом у нее есть такой стержень внутри, она не сломилась. Когда меня утвердили, я сразу начала читать, как в концлагере, как было на войне, как было детям тяжело. Погружалась в историю и понимала, что я Тоня Грачева, у меня нет родителей, я немая. То есть я полностью в нее погружалась. Марк Александров, актер: — Ранее (что не показано в сценарии), до оккупации немцами нашей земли, я дружил с Тоней Грачевой, ее братом. Ездил в Ленинград, гостил у них. Потом началась война, нас вывезли в так называемый приют. На самом деле — детский лагерь смерти. Мой персонаж, являясь старшим среди ребят, понимал, что должен присматривать за младшими. Это были единственные близкие люди… Ну и в какой-то момент мы сбегаем из лагеря, находим партизан, приводим их и всех спасаем. Ева Уилльямс: — Когда ты находишься на площадке и представляешь, как было детям тяжело, ты такой: «Спасибо прадедушкам, прабабушкам, бабушкам, дедушкам за то, что мы можем свободно дышать и у нас над головой мирное небо». Людмила Гладкая: — А вот эта одежда, которая была на вас, найти же такую. Максим Бриус: — Эта одежда, это наш художник по костюмам со своими девочками. Ой, создавали одежду фактически с нуля. Там материалы натуральные. Еще нужно было поюзать, пообжигать и так далее. Или обувь. Вот пойди сейчас найди 350 пар детских ботинок того времени. Ну, 2−3 пары найдешь, а 350, да еще в размер. Покупали похожую, в том числе, кстати, белорусскую, военную. И девочки сутками в мастерской натирали костюмы шкурками, обжигали паяльными лампами, пальто эти резали, драли, фактурили. Очень большая работа. Каждый предмет сделан руками, пошиты шапки, рукавички, связаны вручную шарфики. Нанимали даже несколько бабушек, которые сидели и вязали. Рассказываю как есть. Людмила Гладкая: — А кормили вас чем? Ева Уилльямс: — Кормили нас хорошо, утепляли. Прям отлично все было. Ну, была сцена в столовой, там блюдо, которое нам надо было есть. И по-настоящему, мы же еще голодные. Мы съели где-то по 10 тарелок. Максим Бриус: — Да, сцена снималась целый день, в столовой было где-то 200 детей. Их типа привели на обед. Мы добыли алюминиевые миски, ложки, все это помяли, попачкали, потерли и предупредили ребят, что есть они будут «баланду» — это мы развели картофельное пюре быстрого растворения обильным количеством воды. Нет, все было съедобно, просто не очень вкусно. А ребята-то играли голодных детей. Первый дубль был ничего. Где-то дубле на седьмом-восьмом многие начали халтурить. Особенно когда пошли крупные планы, выяснилось, что некоторые ложку-то не подносят ко рту, а выливают обратно в миску. А так да, кормили хорошо, привозили обеды, даже организовали буфет с конфетками, печеньками, чайком. Их задача — выжить Марк Александров: — Когда мы в первый съемочный день приехали к памятнику жертвам нацистского геноцида, там фигуры детей, еще из колонок — детские крики, плач, стрельба… Меня начало трясти, я плакал. Для меня перестало быть загадкой, как плакать в кино. С первого дня я понимал, в чем мы снимаемся, кого играем и для чего это делаем. Людмила Гладкая: — Сколько лет самым маленьким актерам? Максим Бриус: — От шести лет. Конечно, все были с родителями, правда, они ждали за территорией лагеря. Все приезжали, старались, мы каждый день были на улице с 7 часов утра и до 9−10 вечера. И никто не отказался от съемок. Никто не заболел. Это меня тоже поразило, то есть вот такая мощная концентрация всех была. И малютки эти шестилетние… Знаете, малютки жару давали иногда такого, что… Ну, я приходил домой в слезах. И после проб, и после съемок. Потому что они такие искренние, и эти глазенки детские в этих костюмах, в этой истории трагичной, тяжелой. Конечно, ты ставишь на их место своих детей, себя, понимаешь, что это невыносимо и непонятно, как вообще они смогли победить, переломить эту мощнейшую машину? Детки! Как? До сих пор загадка. Одна из задач фильма — чтобы на наших героев стали равняться их сверстники, современная молодежь. Чтобы вот к этим героям появился интерес у нынешнего поколения. Не к каким-то там криминальным разборкам, а вот к таким ребятам, которые включились, преодолели, потеряли всех родных и тем не менее не сдались, вытерпели, помогли друг другу. Людмила Гладкая: — О чем нужно помнить сценаристу, режиссеру при создании такой картины прежде всего для детей? Максим Бриус: — Я себя вспоминаю. Я был в 10-м классе, когда вышел фильм Элема Климова «Иди и смотри». Во второй раз не смог пересматривать, он на меня мощнейшее впечатление произвел. Домой я пришел молча, спать не мог, меня трясло… Это самый мощный фильм о войне. Но время чуть-чуть изменилось, и сейчас есть другие законы. Сейчас Климов не смог бы показать такой фильм в таком виде на экране. Было много хороших советских фильмов про войну. Большинство военных фильмов, снятых сегодня, я смотреть не могу. Потому что ходят накрашенные девушки с хорошо уложенными прическами, нарощенными бровями, надутыми губами, все в чистой наглаженной форме синтетической, в вычищенных сапогах, на лице написано «побыстрей бы мне домой уже, завтра у меня смена в другом городе» и так далее. Конечно, есть честные работы, но они, к сожалению, тонут во всей массе вот этих подделок. Мое мнение. И здесь продюсерам нашим, Инессе Юрченко и Сергею Щеглову, низкий поклон, они приняли идею того, как надо сделать, согласились и дали нам отмашку, и мы вместе это делали, понимая, что мы делаем. Людмила Гладкая: — Скажите, не было ощущения, что после фильма дети-актеры немножко повзрослели, что ли? Ева Уилльямс: — Да, многие говорят: и родители, и знакомые. Потому что пройдя все это даже в рамках съемок в кино, ты взрослеешь. Я не представляю, как было детям, которые прожили это. Но тут даже прям заметно, мне кажется. Максим Бриус: — На третий съемочный день подошли родители. Говорят: «Наши дети повзрослели». Поначалу некоторые, особенно актеры массовых сцен, кто, так скажем, не проходил через пробы, где-то с кем не такие беседы еще вели, мол: «А почему на меня надели такое некрасивое пальто? А что это за ботинки на мне? Я не хочу их носить». Было сначала такое, когда вот эту одежду в холоде надевают… Но потом уже вопросов таких не возникало. Мы снимали страшные сцены расстрелов, порок, забора крови у детей, и вот актеры прониклись и вдруг поняли, что да, это так, так и было. Это почти по-настоящему сейчас, мы как бы даже не играем, а проживаем эту историю. И вопросов больше не было. Людмила Гладкая: — Осталось ли что-то недосказанное после съемок? Максим Бриус: — Много чего осталось недосказанного, неснятого, потому что формат кинотеатра не позволил. Историй действительно много. Очень много. Приходилось скрепя сердце вынимать это из сценария, а потом из финального монтажа, потому что ну не влезает. Марк Александров: — Хотелось бы, конечно, чтобы наши сверстники вместе с родителями, друзьями сходили на этот фильм, прониклись историей, темой. Я надеюсь, что нашей большой дружной команде удалось внести свой вклад в сохранение памяти о героях Великой Отечественной войны, о детях, которые показывали свою невероятную отвагу, свое мужество. Ева Уилльямс: — Я бы тоже хотела, чтобы наши сверстники не забывали о таком поступке. У детей была одна задача — выжить. Хочется, чтобы сегодня ребята это осознали, поняли, как было страшно, ценили мир и были благодарны прабабушкам и прадедушкам.
Беларусь Сегодня
⚡Красный берег ленинградцев.
Эксклюзивное интервью с режиссером и актерами фильма «Группа крови»
Беларуси, потерявшей каждого третьего своего жителя, как никому близка боль трагедии, которую в фильме «Группа крови» передал российский режиссер-постановщик Максим Бриус. Вышедшая ко Дню Победы на экраны военная драма рассказывает о детском лагере смерти в Вырице Ленинградской области, где из маленьких узников выкачивали кровь для нацистов. Мы съездили в Санкт-Петербург и расспросили режиссера и исполнителей главных ролей о сложной работе над картиной, маленьких героях той страшной войны и силе советского народа. Отдельная благодарность в подготовке материалов команде кинокомпании «Триикс Медиа».
«Группа крови». Не дать забыть правду
Людмила Гладкая:
— Первый съемочный день начался с возложения к мемориалу «В память о мирных жителях СССР — жертвах нацистского геноцида в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.». Напомню читателям: открытие мемориального комплекса состоялось в день 80-летия полного снятия блокады Ленинграда, в церемонии участвовали Владимир Путин и Александр Лукашенко. Видела на плите надпись «Озаричи»…
Максим Бриус:
— И «Красный Берег».
— И «Красный Берег», да. Спасибо вам за эту работу. Однако не было сомнений, осилите ли?
— Однозначно были. Очень ответственная тема. И вообще, тема войны для моей семьи — это такая острая тема, потому что мы ленинградцы. Фильм прежде всего рассчитан на детей и для детей. Волновался, конечно. Даже думал вначале отказаться. Но продюсеры настояли. Да и знают, что умею с детьми работать и ладить, сам многодетный отец. Согласился. Еще и в том числе потому, что хотелось отдать дань памяти родителям, бабушкам, дедушкам нашим погибшим либо выжившим. Хотел сделать такое честное кино, немножко советское, без большого количества компьютерной графики, без вот этих новомодных штук. Рассказать историю, такую некрасочную, немножко грязную, и при этом показать искренние отношения между людьми, как хорошими, так и плохими, но искренние. Вот, собственно, такая задача была в моей голове, поэтому я кивнул и взялся.
— Вы говорили, что не спали ночами перед съемками фильма…
— Да. Не спится до сих пор. Снится эта работа. Но мы еще не все сделали, планируется выход четырехсерийной версии картины, так скажем полной. В процессе съемок столько материала набралось, столько честной работы детей и взрослых, однако мы вынуждены были (поскольку для кинотеатра есть определенный формат) сделать 90 минут. Хотелось бы доделать в телевизионном формате, и мы доделаем, выпустим.
Этот фильм о мужестве, любви, предательстве. О том, что даже маленькие наши дети вынесли на своих плечах эту тяжесть войны. Картина в том числе о взрослых, которые помогали немцам, которые были против и, жертвуя своей жизнью, пытались спасти детей. Сложно, много характеров, историй. Формат 12 плюс нам, скажем так, немножко связывал руки в том, чтобы сделать кино более жестким. Например, читая о том, как брали кровь в концлагере Саласпилс, я был в ужасе. Подвешивали ребенка, как свинью, за крюки, надрезали ступни, выливали кровь. Мы это можем показать? Нет. Согласно закону мы не имеем права показывать насилие над детьми. И притом должны об этом снять фильм.
— А как рассказать правду, не показывая этих ужасов? Особенно западникам, которые считают, что войну американцы выиграли.
— Да не поймут. Скажут, что мы опять их обманули, что все неправда, мы все придумали. Задача фильма была прежде всего, чтобы в кинотеатр пришли подростки и не потеряли сознание во время просмотра. Приходилось использовать некоторые художественные приемы, нас им учили. То есть чтобы дети заинтересовались темой, что-то еще потом почитали, посмотрели — есть документальные фильмы на эту тему. Разбудить сердца немножко, это была главная задача. А если с первых кадров напугать, это может вызвать отторжение, поэтому такой тонкий баланс в картине.
— Как велась работа над сценарием? Информации в открытых источниках об этом концлагере не так-то и много.
— Да, есть такое. Просто еще не все документы рассекречены. Нашего автора сценария Марию Ошмянскую запустили в архив ФСБ, и она там поработала. К сожалению, смогла только несколько документов переснять. Например, как выглядел начальник концлагеря, некоторые распоряжения и так далее. Какие-то вещи она мне рассказывала, с чем разрешили поработать. Поэтому да, есть общая информация, что-то в интернете плюс книжка, написанная школьным учителем. Эти сведения дали нам направление движения.
Некоторые эпизоды, скажем так, сделали на неких собирательных вещах. Я читал и про Красный Берег Беларуси, был впечатлен историей этого концлагеря. Даже было желание назвать картину «Красный Берег», но решил, что это нечестно по отношению к белорусам. Однако данное название для фильма мне очень нравилось. Оно такое емкое и правильное, и у нас лагерь на берегу фактически, могло бы подойти. В итоге родилось название «Группа крови».
Недетские истории
Людмила Гладкая:
— Как работали с детьми, помогали вживаться в роли, чтобы зритель поверил?
Максим Бриус:
— Наш кастинг-директор провела сперва очень мощный отбор детей, это был предварительный кастинг. И когда мы выбрали, наверное, человек 150 из 500, костяк основных ребят, работалось легко. Знаете, иногда даже легче, чем со взрослыми. Да, каких-то вещей не умеют, не знают, но искренне включились в эту историю. Особенно день на третий-четвертый, когда в лагере посидели, атмосферу на себя примерили, походили в этом холоде, не очень вкусно поели. Немцы ходят с автоматами вокруг. Такая спартанская обстановка. Плюс была у меня прекрасная помощница, педагог по актерскому мастерству. Когда что-то не получалось, особенно драматические бывали сцены либо где надо поддать, она приводила в нужное состояние. У нее есть свои секреты, приемы. Молодцы. Я поражен их работой. Очень благодарен ребятам, честно и совершенно искренне это сделали. Поклон.
Людмила Гладкая:
— Каково это, стать частью истории? Расскажите о ваших героях.
Ева Уилльямс, актриса:
— Моя героиня Тоня Грачева вместе с братом и другом Гришкой (Марк Александров, актер) попали в концлагерь. У них на глазах расстреляли родителей, и моя героиня перестала говорить. Характер у нее очень мягкий, она ранимая, переживает за брата. Но при этом у нее есть такой стержень внутри, она не сломилась. Когда меня утвердили, я сразу начала читать, как в концлагере, как было на войне, как было детям тяжело. Погружалась в историю и понимала, что я Тоня Грачева, у меня нет родителей, я немая. То есть я полностью в нее погружалась.
Марк Александров, актер:
— Ранее (что не показано в сценарии), до оккупации немцами нашей земли, я дружил с Тоней Грачевой, ее братом. Ездил в Ленинград, гостил у них. Потом началась война, нас вывезли в так называемый приют. На самом деле — детский лагерь смерти. Мой персонаж, являясь старшим среди ребят, понимал, что должен присматривать за младшими. Это были единственные близкие люди… Ну и в какой-то момент мы сбегаем из лагеря, находим партизан, приводим их и всех спасаем.
Ева Уилльямс:
— Когда ты находишься на площадке и представляешь, как было детям тяжело, ты такой: «Спасибо прадедушкам, прабабушкам, бабушкам, дедушкам за то, что мы можем свободно дышать и у нас над головой мирное небо».
Людмила Гладкая:
— А вот эта одежда, которая была на вас, найти же такую.
Максим Бриус:
— Эта одежда, это наш художник по костюмам со своими девочками. Ой, создавали одежду фактически с нуля. Там материалы натуральные. Еще нужно было поюзать, пообжигать и так далее. Или обувь. Вот пойди сейчас найди 350 пар детских ботинок того времени. Ну, 2−3 пары найдешь, а 350, да еще в размер. Покупали похожую, в том числе, кстати, белорусскую, военную. И девочки сутками в мастерской натирали костюмы шкурками, обжигали паяльными лампами, пальто эти резали, драли, фактурили. Очень большая работа. Каждый предмет сделан руками, пошиты шапки, рукавички, связаны вручную шарфики. Нанимали даже несколько бабушек, которые сидели и вязали. Рассказываю как есть.
Людмила Гладкая:
— А кормили вас чем?
Ева Уилльямс:
— Кормили нас хорошо, утепляли. Прям отлично все было. Ну, была сцена в столовой, там блюдо, которое нам надо было есть. И по-настоящему, мы же еще голодные. Мы съели где-то по 10 тарелок.
Максим Бриус:
— Да, сцена снималась целый день, в столовой было где-то 200 детей. Их типа привели на обед. Мы добыли алюминиевые миски, ложки, все это помяли, попачкали, потерли и предупредили ребят, что есть они будут «баланду» — это мы развели картофельное пюре быстрого растворения обильным количеством воды. Нет, все было съедобно, просто не очень вкусно. А ребята-то играли голодных детей. Первый дубль был ничего. Где-то дубле на седьмом-восьмом многие начали халтурить. Особенно когда пошли крупные планы, выяснилось, что некоторые ложку-то не подносят ко рту, а выливают обратно в миску. А так да, кормили хорошо, привозили обеды, даже организовали буфет с конфетками, печеньками, чайком.
Их задача — выжить
Марк Александров:
— Когда мы в первый съемочный день приехали к памятнику жертвам нацистского геноцида, там фигуры детей, еще из колонок — детские крики, плач, стрельба… Меня начало трясти, я плакал. Для меня перестало быть загадкой, как плакать в кино. С первого дня я понимал, в чем мы снимаемся, кого играем и для чего это делаем.
Людмила Гладкая:
— Сколько лет самым маленьким актерам?
Максим Бриус:
— От шести лет. Конечно, все были с родителями, правда, они ждали за территорией лагеря. Все приезжали, старались, мы каждый день были на улице с 7 часов утра и до 9−10 вечера. И никто не отказался от съемок. Никто не заболел. Это меня тоже поразило, то есть вот такая мощная концентрация всех была.
И малютки эти шестилетние… Знаете, малютки жару давали иногда такого, что… Ну, я приходил домой в слезах. И после проб, и после съемок. Потому что они такие искренние, и эти глазенки детские в этих костюмах, в этой истории трагичной, тяжелой. Конечно, ты ставишь на их место своих детей, себя, понимаешь, что это невыносимо и непонятно, как вообще они смогли победить, переломить эту мощнейшую машину? Детки! Как? До сих пор загадка.
Одна из задач фильма — чтобы на наших героев стали равняться их сверстники, современная молодежь. Чтобы вот к этим героям появился интерес у нынешнего поколения. Не к каким-то там криминальным разборкам, а вот к таким ребятам, которые включились, преодолели, потеряли всех родных и тем не менее не сдались, вытерпели, помогли друг другу.
Людмила Гладкая:
— О чем нужно помнить сценаристу, режиссеру при создании такой картины прежде всего для детей?
Максим Бриус:
— Я себя вспоминаю. Я был в 10-м классе, когда вышел фильм Элема Климова «Иди и смотри». Во второй раз не смог пересматривать, он на меня мощнейшее впечатление произвел. Домой я пришел молча, спать не мог, меня трясло… Это самый мощный фильм о войне. Но время чуть-чуть изменилось, и сейчас есть другие законы. Сейчас Климов не смог бы показать такой фильм в таком виде на экране.
Было много хороших советских фильмов про войну. Большинство военных фильмов, снятых сегодня, я смотреть не могу. Потому что ходят накрашенные девушки с хорошо уложенными прическами, нарощенными бровями, надутыми губами, все в чистой наглаженной форме синтетической, в вычищенных сапогах, на лице написано «побыстрей бы мне домой уже, завтра у меня смена в другом городе» и так далее. Конечно, есть честные работы, но они, к сожалению, тонут во всей массе вот этих подделок. Мое мнение.
И здесь продюсерам нашим, Инессе Юрченко и Сергею Щеглову, низкий поклон, они приняли идею того, как надо сделать, согласились и дали нам отмашку, и мы вместе это делали, понимая, что мы делаем.
Людмила Гладкая:
— Скажите, не было ощущения, что после фильма дети-актеры немножко повзрослели, что ли?
Ева Уилльямс:
— Да, многие говорят: и родители, и знакомые. Потому что пройдя все это даже в рамках съемок в кино, ты взрослеешь. Я не представляю, как было детям, которые прожили это. Но тут даже прям заметно, мне кажется.
Максим Бриус:
— На третий съемочный день подошли родители. Говорят: «Наши дети повзрослели». Поначалу некоторые, особенно актеры массовых сцен, кто, так скажем, не проходил через пробы, где-то с кем не такие беседы еще вели, мол: «А почему на меня надели такое некрасивое пальто? А что это за ботинки на мне? Я не хочу их носить». Было сначала такое, когда вот эту одежду в холоде надевают… Но потом уже вопросов таких не возникало.
Мы снимали страшные сцены расстрелов, порок, забора крови у детей, и вот актеры прониклись и вдруг поняли, что да, это так, так и было. Это почти по-настоящему сейчас, мы как бы даже не играем, а проживаем эту историю. И вопросов больше не было.
Людмила Гладкая:
— Осталось ли что-то недосказанное после съемок?
Максим Бриус:
— Много чего осталось недосказанного, неснятого, потому что формат кинотеатра не позволил. Историй действительно много. Очень много. Приходилось скрепя сердце вынимать это из сценария, а потом из финального монтажа, потому что ну не влезает.
Марк Александров:
— Хотелось бы, конечно, чтобы наши сверстники вместе с родителями, друзьями сходили на этот фильм, прониклись историей, темой. Я надеюсь, что нашей большой дружной команде удалось внести свой вклад в сохранение памяти о героях Великой Отечественной войны, о детях, которые показывали свою невероятную отвагу, свое мужество.
Ева Уилльямс:
— Я бы тоже хотела, чтобы наши сверстники не забывали о таком поступке. У детей была одна задача — выжить. Хочется, чтобы сегодня ребята это осознали, поняли, как было страшно, ценили мир и были благодарны прабабушкам и прадедушкам.